Третья девушка

Третья девушка Агата Кристи Эркюль Пуаро #35 Ранним утром юная эксцентричная особа по имени Норма Рестарик постучалась в дом к знаменитому сыщику Эркюлю Пуаро и попросилась к нему на прием. Выглядела барышня неважно: испуганная, нервная, неуравновешенная. Из ее невнятных объяснений понять можно было лишь одно: девушка не исключает, что совершила убийство. Правда, она не может вспомнить ни имени жертвы, ни обстоятельств убийства, ни места преступления. Убийца – есть, а само убийство – не обнаружено. Поиском преступления и придется заняться Эркюлю Пуаро. Агата Кристи Третья девушка Глава 1 Эркюль Пуаро завтракал. Подле его правой руки дымилась чашка шоколада. Сладкое всегда было его слабостью. Шоколадом он запивал бриошь. Сочетались они очень недурно. Он одобрительно кивнул. Ему пришлось обойти несколько магазинов, и только в четвертом он наконец купил эту превосходную сдобу. Правда, p?tisserie[1 - Здесь: кулинарная лавка (фр.).] была датская, однако так называемая французская по соседству уступала ей во всех отношениях. Чистейшая подделка. Он испытывал гастрономическое удовлетворение. Его желудок пребывал в состоянии безмятежного спокойствия. И мозг тоже, но, пожалуй, слишком уж безмятежного. Он завершил свой великий труд – анализ творчества прославленных светочей детективного жанра. Он не побоялся отозваться об Эдгаре По весьма уничижительно, он поскорбел об отсутствии метода и логики в романтических нагромождениях Уилки Коллинза, превознес до небес двух практически неизвестных американцев, щедро воздал должное тем, кто это заслужил, и был надлежаще строг там, где похвалить оказалось нечего. Он проследил, как печаталась его книга, внимательно ознакомился с конечным результатом и, если не считать поистине астрономического числа опечаток, остался доволен. Над созданием своего шедевра он трудился с большим удовольствием: предварительно с большим удовольствием прочел множество книг, с большим удовольствием негодующе фыркал и швырял на пол очередной оскорбительно глупый роман (но затем непременно вставал, поднимал книжку с пола и аккуратно водворял ее в мусорную корзинку) и получал большое удовольствие, восхищенно кивая в тех редчайших случаях, где восхищение было уместно. Но что дальше? Естественно, после таких интеллектуальных усилий необходимо было расслабиться и отдохнуть. Однако нельзя же отдыхать без конца, пора браться за дело. К несчастью, он совершенно не представлял себе, за какое именно дело. Еще один литературный шедевр? Пожалуй, нет. Достигнув успеха, надо уметь вовремя остановиться. Таков был его жизненный принцип. Беда заключалась в том, что он уже скучал. Напряженная умственная деятельность, которой он с таким наслаждением предавался, оказалась слишком уж интенсивной. Она привила ему дурные привычки, оставила после себя томительную пустоту. Досадно! Он покачал головой и отхлебнул шоколад. Дверь отворилась, и вошел его вымуштрованный слуга Джордж. Вид у него был почтительный и слегка виноватый. Кашлянув, он произнес вполголоса: – Э… – Пауза. – Э… вас спрашивает барышня. Пуаро посмотрел на него удивленно и чуть брюзгливо. – В этот час я никого не принимаю, – сказал он с упреком. – Да, сэр, – подтвердил Джордж. Господин и слуга посмотрели друг на друга. Общение между ними напоминало скачки с препятствиями. Тоном, интонацией или особым выбором слов Джордж давал понять, что в ответ на правильно заданный вопрос можно услышать нечто важное. Пуаро взвесил, каким должен быть правильный вопрос в данном случае. – Она красива, эта барышня? – осведомился он. – На мой взгляд, нет, сэр, но вкусы бывают разные. Пуаро взвесил ответ. Он вспомнил маленькую паузу перед словом «барышня». Джордж был чувствительнейшим социальным барометром. Следовательно, он не уверен в статусе посетительницы, но истолковал сомнение в ее пользу. – По вашему мнению, она барышня, а не, скажем, молодая особа? – Мне кажется, что да, сэр, хотя нынче различать бывает трудно, – ответил Джордж с прискорбием. – Причину своего желания увидеть меня она объяснила? – Она сказала… – Джордж цедил слова неохотно, словно заранее прося извинения, – что хотела бы посоветоваться с вами об убийстве, которое, кажется, совершила. Эркюль Пуаро пристально посмотрел на Джорджа. Его брови поднялись. – Кажется? Разве она не знает твердо? – Так она сказала, сэр. – Неясно, но, может быть, интересно, – заметил Пуаро. – А если это шутка, сэр? – с сомнением произнес Джордж. – Исключить, разумеется, ничего нельзя, – согласился Пуаро, – но все-таки трудно предположить… – Он поднес чашку к губам. – Проводите ее сюда через пять минут. – Слушаюсь, сэр. – И Джордж удалился. Пуаро допил шоколад, отодвинул чашку, встал из-за стола и, подойдя к зеркалу над каминной полкой, тщательно поправил усы. Удовлетворенный результатом, он снова опустился в кресло и приготовился встретить свою посетительницу. Он не вполне представлял себе, чего ждать… Быть может, чего-то близкого к его понятиям о женской привлекательности? В голову ему пришло банальнейшее клише «удрученная красавица», и, когда Джордж распахнул дверь перед посетительницей, он с разочарованием мысленно покачал головой и вздохнул. Во всяком случае, не красавица, да и удручения не заметно. Легкая растерянность, не больше. «Фу, – подумал Пуаро брезгливо, – нынешние девицы! Неужели они даже не пытаются следить за собой? Умелый макияж, костюм к лицу, прическа, сделанная хорошим парикмахером, – и она, пожалуй, была бы недурна. Но в этом своем виде!» Посетительнице было лет двадцать с небольшим. Длинные неопределенного цвета патлатые волосы падали на плечи. Большие зеленовато-голубые глаза смотрели смутно. Одежда на ней, видимо, была последним криком моды ее поколения: черные кожаные сапожки, белые ажурные чулки сомнительной чистоты, обкорнанная юбочка и длинный обвисающий шерстяной свитер плотной вязки. У любого мужчины одного с Пуаро возраста и среды при виде ее могло возникнуть лишь одно-единственное желание – поскорее загнать ее в ванну. Когда он ходил по улицам, то желание это возникало у него постоянно. Сотни молоденьких девушек выглядели точно так же – они выглядели замарашками. Впрочем, у этой вдобавок вид был такой, точно ее сверх всего недавно извлекли бездыханной из речки. Пожалуй, решил про себя Пуаро, подобные девушки на самом деле вовсе не грязнухи, а только придают себе такой облик ценой огромных усилий и стараний. С обычной своей галантностью он встал и придвинул ей стул. – Вы хотели меня видеть, мадемуазель? Садитесь, прошу вас. – А! – произнесла девушка, словно у нее перехватило дыхание, и уставилась на него. – Eh bien?[2 - Здесь: Так что же? (фр.)] – сказал Пуаро. Она замялась. – Я бы… лучше я постою. – Большие глаза продолжали смотреть на него с сомнением. – Как угодно. – Пуаро опустился в кресло и выжидающе поглядел на нее. Девушка переминалась с ноги на ногу. Взглянула вниз на сапожки, потом опять подняла глаза на Пуаро. – Вы… вы… Эркюль Пуаро? – Разумеется. Чем я могу быть вам полезен? – Ну-у, это довольно трудно. То есть… Пуаро почувствовал, что ей следует немного помочь, и подсказал: – Мой слуга сказал мне, что вам бы хотелось посоветоваться со мной, потому что вы «кажется, совершили убийство». Это верно? Девушка кивнула: – Да. – Но какие тут могут быть сомнения? Кому, как не вам, знать, совершили вы убийство или нет. – Ну-у, трудно объяснить. То есть… – Успокойтесь, – сказал Пуаро ласково. – Сядьте, расслабьте мышцы и расскажите мне, как все было. – Но я не думаю… я не знаю, как… Видите ли, это так трудно. Я не хочу быть грубой, но… Лучше я уйду. – Успокойтесь. Соберитесь с духом. – Нет, не могу. Я подумала, что приду и… и спрошу у вас, спрошу, как мне следует поступить… но, понимаете, я не могу. Я ожидала совсем другого… – Чем что? – Прошу у вас извинения, и я вовсе не хотела быть грубой, но… – Она судорожно вздохнула, посмотрела на Пуаро, отвела взгляд и вдруг выпалила: – Вы такой старый! Мне не сказали, что вы такой старый. Я не хочу быть грубой, но… это же так. Вы слишком стары. Извините меня, пожалуйста, извините! Она резко повернулась и вышла, как-то слепо пошатываясь, точно ночная бабочка, мечущаяся в свете лампы. У Пуаро открылся рот. Он услышал, как хлопнула входная дверь, и воскликнул: – Nom d’un nom d’un nom…[3 - Здесь: Чтоб тебя… (фр.).] Глава 2 I Зазвонил телефон. Эркюль Пуаро словно бы не заметил этого. Телефон звонил пронзительно и требовательно. В комнату вошел Джордж и остановился у аппарата, вопросительно глядя на Пуаро. Тот качнул головой. – Оставьте, – сказал он. Джордж послушно вышел из комнаты. А телефон не унимался. Пронзительный, визгливый звон не стихал. Затем вдруг оборвался. Но через минуту-другую возобновился с прежней настойчивостью. – A, sapristi![4 - Черт побери! (фр.)] Наверное, женщина. Вне всяких сомнений, женщина. Он вздохнул, встал и направился к телефону. – Алло! – сказал он, сняв трубку. – Это вы… это мосье Пуаро? – Да, это я. – Говорит миссис Оливер, у вас голос какой-то не такой. Я даже не узнала. – Bonjour, madame, надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? – Я? Прекрасно! – Голос Ариадны Оливер звучал по-обычному бодро. Известная писательница детективных романов и Эркюль Пуаро были в самых дружеских отношениях. – Конечно, я звоню слишком рано, но я хочу попросить вас об одолжении. – Каком же? – Да ежегодный банкет в нашем клубе детективных писателей. Вы не согласились бы выступить на нем как наш почетный гость этого года? – Когда? – В следующем месяце. Двадцать третьего числа. В трубке раздался горький вздох. – Увы, я слишком стар. – Слишком стар? О чем вы говорите? Нисколько вы не стары. – Вы полагаете, что нет? – Разумеется, нет. И будете замечательным гостем. Расскажете нам много чудесных историй о настоящих преступлениях. – Но кто захочет их слушать? – Все захотят. Они… Мосье Пуаро, что-нибудь случилось? – Да, я расстроен. Мои чувства… э, неважно! – Но расскажите мне! – С какой стати придавать значение… – Но почему бы и нет? Обязательно приезжайте и все мне об этом расскажете. Приедете? Сегодня же. Я напою вас чаем. – Днем я чай не пью. – Ну так кофе. – В такое время дня я обычно кофе не пью. – Шоколад? Со взбитыми сливками? Или отвар? Вы так любите прихлебывать ячменный отвар. Лимонад? Оранжад? А если вы предпочитаете кофе без кофеина, то я попробую достать… – Ah ?a, non, par exemple![5 - Ну нет, только не это! (фр.)] Это надругательство. – Так какой-нибудь ваш любимый сироп. А, знаю! У меня где-то в шкафу есть бутылка райбены. – Что такое райбена? – Витаминизированный напиток из сока черной смородины. – Право, не уступить вашим настояниям невозможно. Вы предлагаете столько соблазнов, мадам! Я тронут вашим участием и с удовольствием приеду к вам днем выпить чашку шоколада. – Отлично. И расскажете мне подробно, что вас так расстроило. Она повесила трубку. II Пуаро задумался на несколько секунд. Потом набрал номер и сказал: – Мистер Гоби? Говорит Эркюль Пуаро. Вы сейчас очень заняты? – Порядком, – ответил мистер Гоби. – Порядком-таки. Но для вас, мосье Пуаро, если вы торопитесь, как всегда… Ну, не стану утверждать, будто мои молодые люди не сумеют самостоятельно справиться с большинством дел, которые у нас в текущее время на руках. Хотя, конечно, хороших ребят подбирать теперь стало куда труднее, чем бывало. Слишком много они о себе понимать начали. Воображают, будто все уже умеют, ничему не поучившись толком. Но что поделать! Старую голову к молодым плечам не приставишь. Буду рад услужить вам, мосье Пуаро. Может быть, кое-что удастся поручить двум-трем ребятам из лучших. Наверное, как всегда, информация? Пока Пуаро подробно излагал, что именно ему требуется, мистер Гоби слушал и кивал. Кончив разговаривать с мистером Гоби, Пуаро позвонил в Скотленд-Ярд и после положенных переключений услышал голос своего друга, который, в свою очередь выслушав Пуаро, заметил: – Сущий пустяк, верно? Любое убийство, в любом месте. Время, место, жертва неизвестны. Если хотите знать мое мнение, старина, чистое гадание на кофейной гуще. – И добавил с неодобрением: – Ведь вы же ничего не знаете. Ну совершенно ничего! III В тот же день в 4 часа 15 минут дня Пуаро сидел в гостиной миссис Оливер и с удовольствием прихлебывал шоколад из большой чашки, увенчанной воздушной шапкой взбитых сливок, которую его хозяйка минуту назад поставила на столик у него под рукой, вместе с вазочкой, полной печенья langues de chats.[6 - Кошачьи язычки (фр.).] – Ch?re[7 - Дорогая (фр.).] мадам, вы так любезны! Над краем чашки он с легким удивлением посматривал на прическу миссис Оливер, а также на обои. И то и другое он созерцал впервые. В последний раз, когда он видел миссис Оливер, она была причесана просто и строго. А нынче ее волосы были уложены пышными буклями и локонами от затылка до лба. Пышность эта, он подозревал, была во многом заимствованной. И задумался над тем, сколько этих буклей и локонов может вдруг отвалиться, если миссис Оливер придет в возбуждение, что с ней случалось часто. Ну а обои… – Эти вишни, они ведь новые? – Он указал чайной ложкой, испытывая ощущение, что они сидят в вишневом саду. – По-вашему, их слишком много? – спросила миссис Оливер. – С обоями так трудно угадать наперед. По-вашему, прежние были лучше? Пуаро напряг память, и в ней всплыло смутное воспоминание о множестве пестрейших тропических птиц в тропическом же лесу. Он чуть было не сказал: «Plus ?a change, plus s’est la m?me chose»[8 - Чем больше меняется, тем больше остается прежним (фр.).], но удержался. – Ну а теперь, – произнесла миссис Оливер, когда ее гость поставил чашку и с удовлетворенным вздохом откинулся в кресле, стирая с усов капельки взбитых сливок, – расскажите, что, собственно, произошло? – О, это просто. Нынче утром ко мне явилась девушка. Я предложил назначить ей более удобный для меня час. Ведь распорядок дня есть распорядок дня, вы понимаете. Она попросила передать мне, что хочет поговорить со мной безотлагательно, так как она, кажется, совершила убийство. – Как странно! Она разве не знала? – Вот именно! C’est inou?![9 - Здесь: Это заинтриговывает (фр.).] А потому я сказал Джорджу, чтобы он проводил ее в гостиную. Она встала передо мной. Она отказалась сесть. Она стояла и просто ела меня глазами. Что-то в ней было не вполне нормальное. Я попытался ее ободрить. Тут она вдруг сказала, что передумала. Она сказала, что не хочет быть грубой, но что… как вам это покажется?.. что я слишком стар! Миссис Оливер поспешила его разуверить: – Что вы хотите! Если человеку больше тридцати пяти, молоденькие девчонки уже считают его полутрупом. Они же все дурочки, поймите. – Меня это огорчило, – сказал Эркюль Пуаро. – На вашем месте я бы и внимания не обратила. Хотя, конечно, она позволила себе большую грубость. – Это неважно. И дело не в моих чувствах. Меня тревожит совсем другое. Да, я встревожен. – На вашем месте я бы выбросила все это из головы, – дружески посоветовала миссис Оливер. – Вы не поняли. Меня тревожит эта девочка. Она пришла ко мне за помощью. А потом решила, что я слишком стар. Слишком стар, чтобы ждать от меня помощи. Конечно, она ошибалась, это само собой разумеется, но она убежала. А этой девочке нужна помощь, поверьте. – Скорее всего, нет, – заверила его миссис Оливер. – Девочки имеют обыкновение делать слонов из мух. – Нет. Вы ошибаетесь. Ей нужна помощь. – Не думаете же вы, что она и правда кого-то убила? – Отчего же? Она сама сказала, что совершила убийство. – Да, но… – Миссис Оливер помолчала. – Она ведь сказала «кажется, совершила», – медленно произнесла писательница. – Что, собственно, могла она иметь в виду? – Вот именно. Это бессмысленно. – Кого она убила? Или думает, что убила? Пуаро пожал плечами. – И зачем ей понадобилось кого-то убивать? Пуаро снова пожал плечами. – Ну, конечно, тут может быть всякое. – Миссис Оливер оживилась, давая волю своему плодоносному воображению. – Она сбила кого-нибудь и не остановила машину. Или на обрыве на нее кто-то напал, и, отбиваясь, она столкнула его вниз. Или дала кому-нибудь по ошибке не то лекарство. Или на вечеринке с наркотиками напала в бреду на кого-нибудь. Пришла в себя и увидела, что пырнула кого-то ножом. Или… – Assez, madame, assez![10 - Довольно, сударыня, довольно! (фр.)] Но миссис Оливер закусила удила. – Скажем, она хирургическая сестра и что-то напутала, давая анестезию, или… – Внезапно она умолкла и потребовала дополнительных сведений: – А как она выглядела? Пуаро, подумав, ответил: – Как Офелия, лишенная привлекательности. – Удивительно! – сказала миссис Оливер. – Едва вы это сказали, я словно бы увидела ее перед собой. Как странно! – Она беспомощна, – сказал Пуаро. – Вот какой вижу ее я. Она не из тех, кто умеет справляться с трудностями. Она не из тех, кто заранее предвидит неизбежные опасности. Она из тех, на кого другие смотрят и говорят: «Нам нужна жертва. Вот эта подойдет». Но миссис Оливер его уже не слушала. Она обеими руками вцепилась в свои букли и локоны жестом, давно знакомым Пуаро. – Погодите! – вскричала она страдальчески. – Погодите! Пуаро умолк, подняв брови. – Вы не упомянули ее имени, – сказала миссис Оливер. – Она никак не назвалась. О чем можно только пожалеть, согласен с вами. – Погодите же! – взмолилась миссис Оливер еще более страдальческим тоном. Она отняла руки от головы и испустила глубокий вздох. Избавленные от своих уз волосы рассыпались по ее плечам, а великолепнейший локон отделился от остальных и упал на пол. Пуаро подобрал его и украдкой положил на стол. – Ну, вот, – сказала миссис Оливер, внезапно обретя спокойствие. Она вогнала на место шпильку-другую и задумалась, кивая головой. – Кто говорил с этой девочкой о вас, мосье Пуаро? – Насколько мне известно, никто. Естественно, она обо мне слышала. Как же иначе? Миссис Оливер подумала, что «естественно» в таком контексте – не совсем то слово. Естественным было, что сам Пуаро твердо верил, будто нет человека, который о нем не слышал бы. В действительности же многие и многие люди посмотрели бы на вас с недоумением, если бы вы упомянули имя Эркюля Пуаро, особенно те, кто принадлежал к младшему поколению. «Но как ему это объяснить, – думала миссис Оливер, – чтобы не огорчить его?» – Мне кажется, вы ошибаетесь, – сказала она. – Нынешние девочки… ну, и мальчики тоже, о сыщиках и тому подобном думают мало. У них другие интересы, и они вряд ли слышали… – Об Эркюле Пуаро, несомненно, слышали все, – произнес Пуаро с великолепным апломбом. Это было его кредо. – Но они нынче такие невежественные, – вздохнула миссис Оливер. – Нет, правда. Они знают имена своих певцов, или поп-групп, или диск-жокеев – все в таком же роде. А если понадобится специалист, доктор, скажем, или сыщик, или зубной врач, тогда наводятся справки, спрашивают подругу, к кому лучше обратиться? А она отвечает: «Дорогая моя, только к кудеснику на Куин-Энн-стрит: перекрутит тебе ноги вокруг головы три раза, и ты здорова». Либо: «У меня украли все мои брильянты, и Генри взбесился бы, а потому я не могла обратиться в полицию, но есть один просто невероятный сыщик, умеющий молчать, и он отыскал их, а Генри так ничего и не узнал». Вот как это делается. И вашу девочку кто-то к вам направил. – Очень сомневаюсь. – Но откуда вам знать? А ведь так оно и есть. Меня только сейчас осенило. Девочку к вам направила я. Пуаро посмотрел на нее с изумлением. – Вы? Но почему вы сразу так не сказали? – Потому что я только сейчас сообразила. Вы ведь упомянули Офелию. Длинные, словно мокрые волосы, и довольно некрасивая. Точно вы описали девушку, которую я видела. Причем недавно. И вдруг я все про нее вспомнила. – Кто она? – Собственно, ее имени я не знаю, но могу узнать без всякого труда. Разговор зашел о частных сыщиках здесь и в Америке, и я упомянула вас и некоторые поразительные ваши результаты. – И дали ей мой адрес? – Ну конечно нет. Мне и в голову не пришло, что ей нужен сыщик или что с ней вообще что-то не так. Я думала, мы просто болтаем. Но я ссылалась на вас не один раз, и, конечно, найти ваш адрес в телефонной книге ей никакого труда не составило. – Вы разговаривали об убийствах? – Насколько помню, нет. Я даже не знаю, как мы перешли на сыщиков, разве что… да, пожалуй, на них разговор перевела она… – Так скажите же мне, скажите все, что сможете, пусть вы и не знаете ее имени, скажите мне все, что вам о ней известно! – Ну, было это в прошлую субботу. Я гостила у Лорримеров. Они тут ни при чем. Просто взяли меня с собой к каким-то своим знакомым на коктейли. Народу там было довольно много, и я чувствовала себя не очень ловко – вы же знаете, я не пью, и для меня приходится подыскивать что-нибудь безалкогольное, а это лишние хлопоты. И люди отпускают мне комплименты – ну, вы понимаете, – как им нравятся мои романы да как они мечтали познакомиться со мной, а меня в жар бросает. От смущения я совсем глупею. Но более или менее справляюсь. И они говорят, как им нравится мой жуткий сыщик Свен Хьерсон. Знали бы они, до чего я его ненавижу! Но мой издатель настаивает, чтобы я ни в коем случае об этом не упоминала. Видимо, отсюда мы перешли на случаи из жизни, и я рассказала про вас, а эта девочка стояла рядом и слушала. Когда вы назвали ее непривлекательной Офелией, у меня что-то зашевелилось в памяти, и я подумала: «Кого это мне напоминает?» И тут же вспомнила: «Ну конечно же! Девочка лорримеровских знакомых в субботу». По-моему, так, если только я ее с кем-нибудь не путаю. Пуаро вздохнул. Имея дело с миссис Оливер, следовало запастись терпением. – А кто эти знакомые ваших знакомых? – Трефьюзисы, по-моему, если не Триерны. Что-то в этом роде. Он набоб. Неслыханно богат. Что-то там в Сити, но он почти всю свою жизнь провел в Южной Африке… – У него есть жена? – Да. Очень красивая женщина. Заметно моложе его. Масса золотых волос. Его вторая жена. Девочка – дочь первой жены. И еще дядюшка, совсем древний старик. Весьма именитый. Всяких званий хоть отбавляй. Не то адмирал, не то маршал авиации, не то еще кто-то. А вдобавок астроном, если не ошибаюсь. Во всяком случае, у него из крыши торчит огромный телескоп. Хотя, наверное, это просто увлечение. Потом вроде бы приставленная к старичку иностранная девица. Ездит с ним в Лондон, по-моему, и следит, чтобы он не попал под машину. Очень хорошенькая. Пуаро рассортировал информацию, полученную от миссис Оливер, ощущая себя двуногим компьютером. – Значит, в доме живут мистер и миссис Трефьюзис… – Не Трефьюзис. Я вспомнила – Рестарик. – Но это же совсем разные фамилии? – Вовсе нет. Обе корнуолльские, ведь так? – Значит, там живут мистер и миссис Рестарик, именитый престарелый дядюшка. Его фамилия тоже Рестарик? – Сэр Родрик, а дальше не помню. – Иностранная прислуга по обмену – или кто она там? – и дочь. А еще дети у них есть? – По-моему, нет, но точно не скажу. Дочка, кстати, там не живет. Приехала на субботу – воскресенье. Видимо, не очень ладит с мачехой. У нее какая-то работа в Лондоне, и она завела приятеля, который им, насколько я поняла, не слишком нравится. – Вы, кажется, знаете о них порядочно. – Ну, как-то одно к другому подбирается. Лорримеры большие любители поговорить. Все время обсуждают то одних, то других. Ну и обогащаешься сплетнями о всех их знакомых. Но только иногда начинаешь в них путаться. Может быть, и на этот раз. Жаль, я забыла имя девочки. Что-то связанное с песней… Тора? «Заговори со мною, Тора!» Тора… Тора. Что-то похожее… Или Майра? «О Майра, любовь моя лишь для тебя». Что-то похожее. «Мне снились мраморные залы». Норма? Или все-таки Маритана? Норма… Норма Рестарик. Именно так, я уверена. Она третья, – неожиданно добавила миссис Оливер. – Но вы, кажется, сказали, что она единственная дочь? – Да. Во всяком случае, так мне кажется. – Но в таком случае почему вы назвали ее третьей? – Боже милостивый, вы не знаете, что значит третья? Третья девушка? Неужели вы не читаете «Таймс»? – Читаю объявления о рождениях, кончинах и браках. А кроме того, интересующие меня статьи. – Я имею в виду объявления на первой странице. Только теперь их помещают не на первой странице, а где-то внутри. И я подумываю выписать другую газету. Но лучше сами поглядите. Она подошла к журнальному столику, схватила «Таймс», нашла нужную страницу и вернулась к нему. – Вот смотрите: «ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА для удобной квартиры на третьем этаже, отдельная комната, центральное отопление, Эрлс-Корт». «Требуется третья девушка, квартплата пять гиней в неделю, собственная комната». «Требуется четвертая девушка. Риджентс-Парк. Собственная комната». Вот так теперь любят жить девушки. Удобнее, чем пансион или общежитие. Главная девушка снимает меблированную квартиру и подыскивает, с кем разделить квартирную плату. Вторая девушка обычно приятельница первой, а потом они подбирают третью по объявлению, если не находят желающую среди знакомых. И, как видите, очень часто они умудряются втиснуть в квартиру еще и четвертую. Первая девушка берет лучшую комнату, вторая платит заметно меньше, третья еще меньше, и ее запихивают в чулан. Они договариваются между собой, на какой вечер квартира предоставляется в полное распоряжение одной из них, ну и так далее. Обычно получается неплохо. – А где именно эта девушка, которую, возможно, зовут Нормой, живет в Лондоне? – Как я вам уже говорила, я ничего по-настоящему о ней не знаю. – Но могли бы узнать? – Конечно. Думаю, без всякого труда. – Вы уверены, что в разговоре не была упомянута чья-нибудь внезапная смерть? – Вы имеете в виду смерть в Лондоне? Или в доме Рестариков? – И там и там. – По-моему, нет. Попробовать раскопать что-нибудь? Глаза миссис Оливер возбужденно заблестели. Она уже увлеклась. – Вы очень любезны. – Я позвоню Лорримерам. Время как раз самое подходящее. – Она направилась к телефону. – Мне не нужно будет подыскивать причины, всякие обстоятельства, так, может быть, сочинить что-нибудь? Она с некоторым сомнением посмотрела на Пуаро. – О, естественно. Само собой разумеется. Вы женщина с воображением, вам это будет легко. Но… но только не слишком бурно. В пределах умеренности. Миссис Оливер ответила ему умудренным взглядом. Она набрала номер и, повернув голову, зашептала: – У вас есть карандаш и бумага или блокнот, чтобы записывать фамилии и адреса и всякое такое? Пуаро ободряюще ей улыбнулся, уже положив перед собой записную книжку. Миссис Оливер повернулась и заговорила в трубку. Пуаро внимательно слушал этот односторонний телефонный разговор. – Алло! Можно… А, это вы, Наоми. Говорит Ариадна Оливер. О да… ну, так много народа… Ах, вы про старичка? Нет, знаете, я не… Совсем слеп?.. А я подумала, он едет в Лондон с этой иностраночкой… Да, конечно, не волноваться они не могут, но она как будто умеет с ним обходиться… Да, кстати, вы не дадите мне ее адреса?.. Нет-нет, дочери, имела я в виду – где-то в Кенсингтоне, верно? Или в Найтсбридже? Я обещала ей книгу и записала адрес, но, разумеется, потеряла, как обычно. Я даже имени ее толком не запомнила. Тора или Норма?.. Да-да, Норма, я так и думала… Одну минуточку, только возьму карандаш… Слушаю… Шестьдесят семь, Бородин-Меншенс… Знаю-знаю, такие мрачные корпуса по квадрату, смахивают на тюрьму, на Уормвуд-Скребс… Да, квартиры как будто очень удобные, с центральным отоплением и всем прочим… А кто ее сожительницы?.. Подруги или по объявлению?.. Клодия Риис-Холленд… Ее отец в парламенте, верно? А вторая кто?.. Да, естественно, вы не знаете, но, полагаю, тоже из порядочной семьи… Чем они все занимаются? Теперь ведь все подряд секретарши, не правда ли?.. А та, вторая, оформляет интерьеры… или сотрудница художественной галереи?.. Нет, что вы, Наоми, я просто так… Любопытно, чем нынче занимаются девушки. Мне полезно для моих книг. Не хочется отставать от времени… Вы упомянули про какого-то приятеля… Да, но ведь сделать ничего нельзя? То есть я хочу сказать, нынешние девушки вытворяют, что хотят… Очень страхолюдный? Из этих, из небритых и грязных?.. А-а, из тех!.. Парчовый жилет и каштановые кудри… До плеч, конечно… Вы совершенно правы, и не разберешь, мальчики они или девочки, не правда ли?.. Да, конечно, в них есть что-то ван-дейковское, если они недурны собой… Что-что? Эндрю Рестарик его просто ненавидит?.. Да, отцы часто… Мэри Рестарик?.. Что же, ссоры с мачехой, это же естественно. Полагаю, она была очень рада, когда девочка нашла работу в Лондоне… То есть как – люди говорят?.. Неужели они не могли выяснить, что с ней?.. Кто сказал?.. Да, но что замяли?.. О! Сиделка? Рассказывала гувернантке Дженнерсов? Ее муж? А-а!.. Врачи не могли установить… Да, но люди так злы. Абсолютно с вами согласна. Обычно такие сплетни – одна сплошная ложь… О, что-то желудочное?.. Какая нелепость! То есть утверждают, будто… как его? Эндрю… Вы хотите сказать, что со всеми этими гербицидами очень легко… Да, но почему?.. Ведь не то чтобы он ее ненавидел многие годы, она же его вторая жена, гораздо его моложе, красавица… Да, пожалуй, это возможно, но почему вдруг иностраночке вздумалось бы?.. То есть, по-вашему, она могла обидеться на то, что ей наговорила миссис Рестарик… Очень привлекательная девочка, Эндрю мог заинтересоваться… О, конечно, ничего серьезного, но Мэри могло быть неприятно, и она начала придираться к девочке, а та… Краешком глаза миссис Оливер заметила, что Пуаро делает ей отчаянные знаки. – Минуточку, дорогая моя, – сказала миссис Оливер в трубку. – Пришел булочник. (Пуаро принял оскорбленный вид.) Не вешайте трубку! Она положила трубку на столик, перебежала через комнату и оттеснила Пуаро в закуток для завтраков на кухне. – Что? – спросила она, запыхавшись. – Булочник! – презрительно произнес Пуаро. – Я булочник! – Но мне пришлось придумывать с места в карьер. А почему вы мне махали? Вы поняли, о чем она… – Расскажете потом, – перебил ее Пуаро. – В целом я понял. Но мне надо, чтобы вы воспользовались своим импровизаторским даром и сочинили правдоподобный предлог, под которым я мог бы посетить Рестариков, как ваш старый друг, случайно оказавшийся в окрестностях. Пожалуйста, скажите… – Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю. Фамилию назвать вымышленную? – Ни в коем случае. Не надо никаких лишних осложнений. Миссис Оливер кивнула и бросилась назад к телефону. – Наоми? Я забыла, на чем мы остановились. Ну почему, едва устроишься уютно поболтать, кто-то обязательно помешает? Я даже не помню, зачем я, собственно, вам позвонила… А-а, да! Адрес этой девочки. Торы… да-да, Нормы, я оговорилась. И вы мне его дали, я помню. Но я хотела спросить о чем-то еще… Вспомнила! Один мой старый друг. Удивительно интересный человек. Ах, я же про него рассказывала, когда мы были там! Его зовут Эркюль Пуаро. Он будет гостить где-то совсем рядом с Рестариками и просто мечтает познакомиться с сэром Родриком. Он наслышан о нем и всячески им восхищается, и его замечательным открытием во время войны… Ну, что-то там научное… И страшно хочет «нанести ему визит и выразить свое почтение», как он выражается. Как вы считаете, можно? Вы их предупредите? Да, скорее всего, он как с неба свалится. Посоветуйте им настоять, чтобы он рассказал им всякие удивительные шпионские истории… Он… что? О, пришли подстригать газон? Ну, разумеется, разумеется. До свидания. Она положила трубку на рычаг и упала в кресло. – Господи, до чего же утомительно! Ну как? – Неплохо, – сказал Пуаро. – Я решила зацепиться за старичка. Тогда вы увидите и всех остальных, что, полагаю, вам и нужно. А женщина, если дело идет о науке, обязательно что-то да напутает, так что, когда приедете к ним, можете придумать что-нибудь более подходящее и убедительное. Ну а теперь хотите послушать, что она говорила? – Насколько я понял, какие-то сплетни. Что-то о здоровье миссис Рестарик? – Совершенно верно. Видимо, у нее было какое-то таинственное недомогание – что-то с желудком, и врачи так ничего и не определили. Ее положили в больницу, и она поправилась, но причину не нашли. Она вернулась домой, и все началось сначала, и опять врачи не могли ничего определить. И тут пошли разговоры. Легкомысленная сиделка что-то сболтнула своей сестре, та сообщила соседке, а та отправилась на работу и сообщила кому-то еще, мол, как странно! И тут пошли разговоры, что, наверное, муж хочет ее отравить. Обычные при таких обстоятельствах сплетни, и уж в данном случае – абсолютно нелепые. Ну, тут мы с Наоми подумали, что, может быть, иностранная прислуга. Только она, собственно, не прислуга, а что-то вроде секретарши-чтицы при старичке – но, собственно, невозможно придумать причины, с какой стати она начала бы угощать миссис Рестарик гербицидами. – По-моему, вы отыскали их несколько. – Ну, всегда можно найти что-то… – Убийство требуемое… – задумчиво произнес Пуаро. – Но пока еще не совершенное. Глава 3 Миссис Оливер въехала во внутренний двор Бородин-Меншенс. На шестиместной автостоянке не было свободного места. Но пока миссис Оливер колебалась, не зная, на что решиться, одна из машин, развернувшись задним ходом, укатила, и она ловко въехала на освободившийся прямоугольник. Миссис Оливер выбралась из машины, захлопнула дверцу и остановилась, поглядывая на небо. Полый квадрат этого дома был построен относительно недавно на пустыре, оставленном бомбой во время последней войны. Его, подумала миссис Оливер, словно перенесли сюда целиком из какого-то американского предместья, убрали с него рекламную надпись вроде «Бритвенные лезвия «Перышко жаворонка» и поставили тут в качестве многоквартирного дома. Вид у него был строго функциональный, и тот, кто его воздвиг, безусловно, презирал любые архитектурные украшения. Был час пик. Кончался рабочий день, машины и люди покидали двор или, наоборот, въезжали и входили в него. Миссис Оливер взглянула на свои часы. Без десяти семь. Самое время, решила она. Тот час, когда работающие девушки, предположительно, успели вернуться домой, чтобы либо привести в порядок макияж, облачиться в тугие брючки в обтяжку или во что-нибудь еще по своему вкусу и отправиться провести вечер где-то еще, либо заняться домашними делами: простирнуть белье и чулки. Во всяком случае, наиболее удобное время для задуманного визита. Восточный и западный корпус были абсолютно одинаковы с большими, открывающимися в обе стороны дверями точно в центре. Миссис Оливер двинулась налево, но тут же убедилась в своей ошибке. Номера на этой стороне были от сотого до двухсотого. Ей пришлось повернуть обратно. Квартира номер 67 была на шестом этаже. Миссис Оливер нажала на кнопку лифта. Дверцы разъехались с угрожающим лязгом, и миссис Оливер, зажмурившись, нырнула в зияющую пасть. Современные лифты ее пугали. Бум! Дверцы сомкнулись. Лифт взлетел и тут же остановился (это тоже было очень страшно!). Миссис Оливер метнулась наружу, как перепуганный кролик. Поглядев на стену, она направилась по коридору вправо, пока не увидела дверь с металлическими цифрами 67 в центре. При ее приближении семерка отвалилась и упала прямо ей на ногу. – Этому дому я не нравлюсь! – сказала миссис Оливер, морщась от боли, осторожно подняла семерку и водворила ее на место, нажав на шпенек. Потом надавила на кнопку звонка. Может быть, никого нет дома? Однако дверь открылась почти сразу. Миссис Оливер увидела высокую красивую девушку в темном элегантном костюме с очень короткой юбкой, в белой шелковой блузке и элегантных туфлях. Ее темные волосы были зачесаны кверху, лицо подкрашено очень умеренно, но почему-то миссис Оливер ее чуть-чуть испугалась. – О! – сказала миссис Оливер, понукая себя произнести наиболее верные слова. – Мисс Рестарик случайно не у себя? – Нет. К сожалению, ее нет дома. Что-нибудь ей передать? Миссис Оливер еще раз произнесла «О!» и только потом продолжила свою игру, предъявив довольно неряшливый пакет из оберточной бумаги. – Я обещала ей книгу, – сказала она. – Одну из моих, которую она не читала. Надеюсь, я не перепутала. А она скоро вернется? – Право, не могу сказать. Я не знаю, что она делает сегодня вечером. – О! Вы мисс Риис-Холленд? Девушка как будто немного удивилась. – Да. – Я знакома с вашим отцом, – пояснила миссис Оливер и продолжала: – Я миссис Оливер. Я пишу книги, – добавила она виноватым тоном, которым всегда делала это признание. – Вы не войдете? Миссис Оливер приняла приглашение, и Клодия Риис-Холленд проводила ее в гостиную. Обои везде в квартире были одинаковые – с узором под некрашеные доски. Жильцам предоставлялось право вешать на них свои сверхсовременные картины или украшать их как им заблагорассудится. Современная встроенная мебель: шкаф, книжные полки и прочее, большой диван и раздвижной стол. Жильцы имели право добавлять свое. Гостиная могла похвастать и индивидуальными штрихами: на одну стену был наклеен колоссальный Арлекин, на другой среди пальмовых листьев качались обезьяны. – Норма, конечно, будет в восторге от вашей книги, миссис Оливер. Можно предложить вам что-нибудь выпить? Херес? Джин? Миссис Оливер отказалась. – Какой у вас тут великолепный вид, – заметила она, поворачиваясь к окну, и замигала, ослепленная лучами заходящего солнца. – Да. Но когда ломается лифт, подниматься сюда не так уж весело. – Неужели подобный лифт позволяет себе ломаться? Он такой… такой роботообразный. – Установлен недавно, но на пользу ему это не пошло, – сказала Клодия. – Его то надо регулировать, то еще что-нибудь. В комнату вошла девушка, говоря на ходу: – Клодия, не знаешь, куда я сунула… Она умолкла, глядя на миссис Оливер. Клодия быстро представила их друг другу: – Фрэнсис Кэри – миссис Оливер. Миссис Ариадна Оливер. – Как замечательно, – сказала Фрэнсис. Она была высокой, тоненькой и гибкой, с длинными черными волосами и очень сильно накрашена: смертельно-бледное лицо, брови и уголки глаз подведены кверху. Эффект довершала густая тушь на ресницах. Тугие вельветовые брючки и толстый свитер подчеркивали и прятали ее фигуру. Она выглядела полной противоположностью энергичной, подтянутой Клодии. – Я завезла книгу, которую обещала Норме Рестарик, – сказала миссис Оливер. – О! Как жаль, что она еще гостит у родителей. – Так она не вернулась? Наступила явная пауза. Миссис Оливер почудилось, что девушки переглянулись. – А мне казалось, она работает в Лондоне, – сказала миссис Оливер, старательно изображая невинное удивление. – Да-да, – сказала Клодия. – В бюро оформления интерьеров. Иногда ее посылают с рисунками за город. – Она улыбнулась. – Мы живем каждая сама по себе, – объяснила она. – Приходим, уходим, как нам нужно, и обычно не трудимся предупреждать. Но я не забуду отдать ей вашу книгу, когда она вернется. Ничего не могло быть естественнее и непринужденнее этого объяснения. Миссис Оливер поднялась. – Я очень вам благодарна. Клодия проводила ее до дверей. – Обязательно расскажу отцу, что познакомилась с вами, – сказала она. – Он очень любит детективы. Закрыв дверь, она вернулась в гостиную. Фрэнсис прислонилась к оконной раме. – Прошу прощения, – сказала она. – Кажется, я дала маху? – Я как раз сказала, что Норма куда-то ушла. Фрэнсис пожала плечами. – Так я же не знала. Клодия, а где она? Почему не вернулась в понедельник? Куда она девалась? – Понятия не имею. – Может, осталась у своих? Она к ним поехала? – Нет. Собственно говоря, я звонила туда узнать. – Наверное, пустяки… И тем не менее она ведь… что-то есть в ней странное. – Не больше, чем в других. – Но голос Клодии прозвучал неуверенно. – Ну, нет, – сказала Фрэнсис. – Иногда меня от нее дрожь берет. Она ненормальна, и не спорь. Внезапно Фрэнсис засмеялась. – Норма ненормальна! И ты это знаешь, Клодия, хотя вслух и не говоришь. Лояльность по отношению к шефу, а? Глава 4 Эркюль Пуаро шел по главной улице Лонг-Бейсинга. То есть если можно назвать главной практически единственную улицу селения, как дело обстояло в Лонг-Бейсинге, принадлежавшем к тем деревушкам, которые имеют тенденцию разрастаться в длину, а не в ширину. В нем имелась внушительная церковь с высокой колокольней, величественным в своей древности тисом на кладбище, а кроме того, полный набор деревенских лавочек, в том числе две антикварные. Одна предлагала главным образом украшения на каминные полки из сосновых чурок, в другой громоздились кипы старинных карт, стоял фарфор, почти весь щербатый, под полками со стеклом и викторианским серебром ютились три-четыре старых, источенных жучком дубовых ларя – и все это заметно проигрывало от тесноты. Дальше по улице располагались два кафе, оба не слишком привлекательные, и восхитительная булочная с большим выбором сдобы домашней выпечки. Затем следовала почта, объединенная с зеленной лавкой, и магазин тканей, предлагавший также готовую одежду, детскую обувь и всевозможные галантерейные товары. В канцелярском магазинчике можно было купить еще и газеты, табачные изделия, а также сласти. В лавке, торговавшей шерстью, безусловно самой аристократичной среди местных торговых заведений, две седовласые строгие дамы заведовали множеством полок с мотками ниток для вязания всех расцветок и сортов и с разнообразнейшими выкройками и альбомами фасонов для вязаных изделий. Отдельный прилавок был отведен под ручную вышивку. В недавнем прошлом бакалейная лавка ныне величала себя «супермаркетом», подтверждая право на это пирамидами проволочных корзин и ослепительных картонных коробок со всяческими хлопьями к завтраку или стиральными порошками. По стеклу маленькой витрины маленького ателье кудрявыми буквами было написано «Лила», а выставка мод за стеклом ограничивалась одной французской блузкой с ярлыком «последний крик», синей юбкой и джемпером в лиловую полоску с ярлыками «не в ансамбле», словно брошенными туда небрежной рукой. Все это Пуаро рассматривал с отвлеченным интересом. Улица включала также выходящие на нее фасадом небольшие особняки, от которых веяло архитектурной стариной. Некоторые сохранили в чистоте стиль второй половины XVIII века, но большинство щеголяло викторианскими усовершенствованиями – верандой, эркером или крохотной оранжереей. Два-три подверглись косметической операции, делая вид, что они совсем новые и горды этим. С ними соседствовали прелестные деревенские домики, хранившие дух старины, хотя одни и приписывали себе лет на сто больше своего реального возраста, зато другие были абсолютно подлинными, и более поздние удобства, вроде водопровода и прочего, тщательно маскировались. Пуаро неторопливо шествовал по улице, переваривая все увиденное. Если бы его нетерпеливая приятельница миссис Оливер увидела его, она бы тут же потребовала объяснения, почему он мешкает, когда дом, куда он направляется, расположен в четверти мили от деревушки. Пуаро ответил бы ей, что проникается местной атмосферой, что подобные вещи иногда оказываются крайне важными. Улица кончилась, и пейзаж сразу изменился. Вдоль одной стороны шоссе, несколько отступив от него, тянулся ряд новых муниципальных домов – перед каждым зеленел газон, и у каждого дверь была выкрашена в свой цвет, дабы внести веселую ноту в их единообразие. За ними в свои права вновь вступали поля и луга, расчерченные живыми изгородями, среди которых кое-где виднелись «загородные резиденции», как они значились в списках агентов по продаже недвижимости, окруженные собственными деревьями и садами, хранящие вид сдержанной обособленности. Впереди по шоссе Пуаро углядел здание, верхний этаж которого, вопреки обычному стандарту, нес на себе странное полушарие, видимо надстроенное не так давно. Без сомнения, это была Мекка, к которой он устремлял свои стопы. У калитки красовалась табличка с названием «Лабиринт». Он оглядел дом. Самый обычный, построенный, видимо, в начале века, не поражающий ни красотой, ни безобразностью. Заурядный – такой эпитет, пожалуй, подходил ему больше всего. Сад радовал взгляд больше дома и, несомненно, в свое время служил предметом неусыпных забот и внимания, хотя теперь и носил следы некоторого запустения. Впрочем, газоны все еще были аккуратно подстрижены, клумбы пестрели цветами, а купы кустов сохраняли эффект, ради которого были посажены. Все это содержалось в полном порядке – за садом, несомненно, следит садовник, заключил Пуаро. Но как будто в него вкладывался и личный интерес – над клумбой у угла дома наклонялась женщина, видимо подвязывая георгины, решил он. Голова ее в таком ракурсе представлялась венцом из чистого золота. Она была высокой, худощавой, но широкоплечей. Пуаро открыл калитку, вошел в нее и зашагал к дому. Женщина обернулась, выпрямилась и вопросительно посмотрела на него. Она молча стояла, ожидая, чтобы он заговорил. В левой руке она держала моток шпагата, на ее лице он прочел недоумение. – Да? – сказала она наконец. Пуаро, иностранец до кончиков ногтей, почтительно снял шляпу и поклонился. Она уставилась на его усы, словно завороженная. – Миссис Рестарик? – Да. Но я… – Надеюсь, я не расстраиваю вас, мадам? Ее губы тронула улыбка. – Нет-нет. А вы… – Я позволил себе удостоиться визита к вам. Мой добрый друг миссис Ариадна Оливер… – Да, конечно! Я знаю, кто вы. Мосье Пуаре. – Мосье Пуаро, – поправил он, подчеркивая последний слог. – Эркюль Пуаро к вашим услугам. Я оказался в окрестностях и дерзнул явиться к вам в надежде, что мне будет позволено засвидетельствовать мое почтение сэру Родрику Хорсфилду. – Да, Наоми Лорример предупредила, что вы можете заглянуть к нам. – Надеюсь, я не причиню неудобства? – Ну какие же неудобства! Ариадна Оливер была у нас в прошлую субботу. Приехала с Лорримерами. Ее книги очень увлекательны, не правда ли? Но, может быть, вы не увлекаетесь детективными романами? Вы ведь сами сыщик, я не ошибаюсь? Настоящий? – Самый настоящий из всех настоящих, – ответил Пуаро. Он заметил, что она подавила улыбку, и вгляделся в нее внимательнее. Она была красива, но несколько искусственной красотой. Золотые волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу. Он подумал, что она, возможно, в глубине души чувствует себя неуверенно и усердно играет роль английской владелицы поместья, культивирующей свой сад. И попробовал прикинуть, кем были ее родители. – У вас чудесный сад, – сказал он. – Вы любите сады? – Не так, как их любят англичане. У вас в Англии особый талант на сады. Они для вас означают что-то особое. А для нас не так. – Вы хотите сказать, для французов? – Я не француз. Я бельгиец. – Ах да! По-моему, миссис Оливер упомянула, что вы когда-то служили в бельгийской полиции. – Совершенно верно. Я – старый бельгийский полицейский пес. – Он вежливо усмехнулся и взмахнул руками. – Вашими садами, садами англичан, я восхищаюсь. Я сижу у ваших ног! Латинские расы предпочитают правильно разбитые сады – перед шато, так сказать, Версаль в миниатюре, и, кроме того, разумеется, они придумали potager[11 - Плодовый сад с огородом (фр.).]. Он очень важен – potager. Здесь в Англии у вас есть potager, но вы заимствовали его из Франции, и вы не любите potager столь сильно, как любите свои цветы. Hein?[12 - Здесь: А? (фр.).] Не так ли? – Да, мне кажется, вы правы, – сказала Мэри Рестарик. – Пожалуйста, пойдемте в дом. Вы же приехали к моему дяде. – Как вы и сказали, я приехал принести дань уважения сэру Родрику, но я воздаю ее и вам, мадам. Я всегда приношу дань почтения красоте, когда ее вижу. – Он поклонился. Она засмеялась с некоторым смущением. – Ну к чему такие комплименты! Вслед за ней он направился к открытой стеклянной двери. – Я встречался с вашим дядей в сорок четвертом году. – Он, бедненький, очень одряхлел. И, боюсь, совсем оглох. – О, со времени нашей встречи прошел такой срок! Вполне возможно, он успел меня забыть. Встреча, связанная со шпионажем и научным развитием некоего изобретения. Этим изобретением мы обязаны талантам сэра Родрика. Надеюсь, он захочет меня увидеть. – Не сомневаюсь, он будет очень доволен, – сказала миссис Рестарик. – Теперь ему в некоторых отношениях живется скучновато. Мне часто приходится уезжать в Лондон – мы подыскиваем там подходящий дом. – Она вздохнула. – Пожилые люди иногда бывают так трудны! – О, я знаю, – сказал Пуаро. – Нередко и я сам бываю трудным. Она засмеялась. – Ну, нет, мосье Пуаро, не делайте вида, будто вы стары. – Иногда мне говорят именно это, – сказал Пуаро и вздохнул. – Юные девушки, – добавил он скорбно. – Очень невежливо с их стороны. Совсем в духе нашей дочери. – О, у вас есть дочь? – Да. То есть мне она падчерица. – Мне будет очень приятно познакомиться с ней, – сказал Пуаро учтиво. – Да, но боюсь, ее здесь нет. Она в Лондоне. Она там работает. – Молоденькие девушки, они в наши дни все работают. – Работать следует всем, – сказала миссис Рестарик неопределенно. – Даже когда они выходят замуж, их уговаривают вернуться на производство и в школу учительницами. – А вас, мадам, убедили куда-нибудь вернуться? – Нет. Я выросла в Южной Африке. И приехала сюда с мужем совсем недавно. Все это… еще очень для меня… непривычно. Она посмотрела вокруг без всякого энтузиазма, как заключил Пуаро. Комната была обставлена прекрасно, но шаблонно. В ней ощущалась какая-то безликость, которую нарушали только два больших портрета на стене. На одном была изображена тонкогубая дама в вечернем платье из серого бархата. С противоположной стены на нее смотрел мужчина лет тридцати с небольшим, лучащийся сдерживаемой энергией. – Вашей дочери, я полагаю, жизнь за городом кажется скучной? – Да, ей гораздо лучше жить в Лондоне. Тут ей не нравится. – Она вдруг умолкла, но затем договорила, словно слова из нее вытягивали клещами: – И ей не нравлюсь я. – Это невозможно! – воскликнул Пуаро с галльской любезностью. – Вполне возможно. Что же, наверное, так часто бывает. Девушке непросто свыкнуться с мачехой. – А ваша дочь очень любила свою родную мать? – Ну, наверное. Она трудная девочка. Думаю, в этом она не исключение. Пуаро сказал со вздохом: – Теперь у отцов и матерей нет над дочерьми почти никакой власти. Не то что в добрые старые времена. – Да, никакой. – Об этом не принято говорить, мадам, но должен признаться, я очень сожалею, что они столь неразборчивы в выборе… как это сказать?.. своих дружков? – Да, в этом отношении Норма доставляет своему отцу массу тревог. Но, думаю, жалобами делу не поможешь. Все экспериментируют по-своему. Однако я должна проводить вас наверх к дяде Родди. Его комнаты на втором этаже. Она направилась к двери. Пуаро оглянулся через плечо. Скучная комната, безликая комната – если исключить два портрета. По фасону серого платья Пуаро заключил, что написаны они были довольно давно. Если это первая миссис Рестарик, подумал Пуаро, она бы ему не понравилась. Он сказал вслух: – Прекрасные портреты, мадам. – Да. Написаны Лансбергером. Это была фамилия знаменитого и очень дорогого портретиста, гремевшего двадцать лет назад. Его педантичный натурализм успел совершенно выйти из моды, и после его смерти о нем забыли. Тех, кого он писал, иногда презрительно называли «портновскими манекенами», но Пуаро придерживался иного мнения. Он подозревал умело скрытую насмешку в зализанности лиц и фигур, с такой легкостью выходивших из-под кисти Лансбергера. Поднимаясь по лестнице впереди него, Мэри Рестарик сказала: – Они только что повешены. Хранились в подвале, и их пришлось отреставрировать… Она внезапно умолкла и резко остановилась, держась одной рукой за перила. Выше на площадке появилась фигура и начала спускаться им навстречу. В ней было что-то странно неуместное. Словно кто-то надел маскарадный костюм, кто-то безусловно чуждый этому дому. Впрочем, вид этой фигуры был для Пуаро привычным, хотя и в другой обстановке – на лондонских улицах, даже на званых вечерах. Представитель современной молодежи: черный пиджак, вышитый бархатный жилет, тесные тугие брюки, ниспадающие на плечи каштановые кудри. Выглядел он живописно, по-женственному красивым, и требовалось несколько секунд, чтобы распознать в нем мужчину. – Дэвид! – резко сказала Мэри Рестарик. – Что вы тут делаете? Молодой человек ничуть не смутился. – Я вас напугал? – спросил он. – Прошу прощения. – Что вы здесь делаете? Тут, в доме? Вы… вы приехали с Нормой? – С Нормой? Нет. Я рассчитывал найти ее здесь. – Найти здесь? Как так? Она в Лондоне. – Но, моя дорогая, ее там нет. Во всяком случае, ее нет в квартире шестьдесят семь в Бородин-Меншенс. – Как так – нет? – Ну, поскольку она не вернулась в воскресенье, я решил, что, может быть, она все еще у вас. И приехал узнать, что ей пришло в голову. – Она уехала вечером в воскресенье, как обычно. – Голос ее стал гневным. – Почему вы не позвонили в дверь и не подождали, пока вам откроют? Почему вы бродите по дому? – Право, милая моя, вы как будто подозреваете, что я подбираюсь к серебряным ложкам и так далее. Что противоестественного в том, чтобы войти в дом в разгар дня? Что тут такого? – Ну, мы старомодны, и нам это не нравится. – Боже, боже! – вздохнул Дэвид. – Придавать пустякам такое значение. Ну, если, дорогая моя, надеяться на радушный прием мне более нельзя, а вы как будто знать не знаете, где ваша падчерица, то мне, пожалуй, лучше удалиться. Не угодно ли, я выверну карманы? – Не говорите глупостей, Дэвид. – В таком случае пока! – Молодой человек прошел мимо них, приветливо помахал рукой, спустился с лестницы и вышел в открытую входную дверь. – Отвратительный тип! – сказала Мэри Рестарик с такой ядовитой злобой, что Пуаро чуть не вздрогнул. – Я его не выношу. Ну, почему Англия теперь просто кишит такими, как он? – О, мадам, не расстраивайтесь! Это только мода. А моды были во все века. В деревне вы сталкиваетесь с такими реже, но ведь в Лондоне встречаете их в изобилии. – Ужасно, – сказала Мэри. – Просто ужасно. Эта их женоподобность. Такая безвкусица. – И в то же время что-то от ван-дейковских портретов, вы не находите, мадам? В золоченой раме, с кружевным воротником на плечах он не показался бы вам ни женоподобным, ни безвкусным. – Посмел пробраться сюда! Эндрю был бы вне себя. Он так встревожен. От дочерей можно с ума сойти. А ведь Эндрю вовсе не близок с Нормой. Он уехал из Англии, когда она была совсем маленькой. И предоставил матери воспитывать ее, а теперь она ставит его в полный тупик. И меня тоже. Она кажется мне очень странной. На нынешних девушек нет никакой узды. И нравятся им самые невозможные молодые люди. Этот Дэвид Бейкер совсем ее заворожил. Ничто не помогает. Эндрю запретил ему бывать здесь, и поглядите: входит в дом, как хозяин. Пожалуй… я лучше не скажу Эндрю. Он и так уже страшно тревожится. Не сомневаюсь, она встречается с ним в Лондоне, да и не только с ним. Ведь есть даже хуже его. Те, которые не моются, не бреются – козлиные бородки, засаленная одежда. Пуаро сказал сочувственно: – Ах, мадам, не нужно так огорчаться. Безумства молодости преходящи. – Хотелось бы верить. Норма очень трудная девочка. Иногда мне кажется, что у нее не все дома. Она такая странная. Правда, иногда невольно кажется, что она не в себе. Невозможно понять, почему она вдруг проникается к людям страшной неприязнью. – Неприязнью? – Она ненавидит меня. По-настоящему ненавидит. И я не могу понять, зачем ей это. Наверное, она очень любила свою мать, но, в конце концов, что такого необычного, если ее отец женился во второй раз? – Вы полагаете, что она вас действительно ненавидит? – Да, ненавидит, я знаю. Доказательств у меня больше, чем надо. Невозможно выразить, как рада я была, когда она уехала в Лондон. Мне не хотелось стать причиной… – Она умолкла, словно только сейчас осознав, что говорит с посторонним человеком. Пуаро обладал способностью вызывать людей на откровенность. Казалось, они переставали замечать, с кем разговаривают. Мэри Рестарик усмехнулась. – Бог мой! – сказала она. – Не понимаю, зачем я вам рассказываю все это. В любой семье, наверное, есть свои беды. А нам, злополучным мачехам, приходится особенно нелегко… Вот мы и пришли. Она остановилась перед дверью и постучала. – Входите! Входите! – донесся изнутри хриплый рев. – К вам гость, дядя, – сказала Мэри Рестарик, входя. По комнате расхаживал широкоплечий краснощекий старик с тяжелым подбородком, видимо очень раздражительный. Он тяжело шагнул им навстречу. За столом у него за спиной сидела девушка и разбирала письма и документы, низко наклоняя голову – темноволосую, гладко причесанную голову. – Дядя Родди, это мосье Эркюль Пуаро, – сказала Мэри Рестарик. Пуаро непринужденно сделал шаг вперед и заговорил еще более непринужденно: – Сэр Родрик! С тех пор как я имел удовольствие познакомиться с вами, прошло немало лет, увы, немало. Нам придется возвратиться к дням последней войны. Последний раз, если не ошибаюсь, в Нормандии. Я помню прекрасно. Там были полковник Рейс, генерал Аберкромби и, да, маршал авиации сэр Эдмунд Коллингсби. Какие решения должны были мы принимать! И как сложно было обеспечивать военную тайну. Что же, теперь необходимость в секретности отпала. Мне вспоминается разоблачение вражеского шпиона, который так долго и искусно маскировался – вы, конечно, помните капитана Николсона. – А, да, капитан Николсон, как же, как же! Проклятый мерзавец! Но его разоблачили. – Меня вы, конечно, не помните. Эркюль Пуаро. – Нет, нет! Разумеется, я вас помню. Да, риск был велик, очень велик. Вы ведь были представителем французов? С кем-то из них невозможно было ладить. Как бишь его фамилия? Но садитесь же, садитесь! Всегда приятно потолковать о старых временах. – Я очень боялся, что вы не вспомните меня и моего коллегу мосье Жиро. – Как же, как же! Прекрасно помню вас обоих. Да, это были дни, это были дни! Девушка вышла из-за стола и вежливо придвинула кресло для Пуаро. – Отлично, Соня, отлично, – сказал сэр Родрик. – Позвольте познакомить вас, – продолжал он, – с моей очаровательной малюткой-секретаршей. Благодаря ей все пошло как по маслу. Помогает мне, знаете ли. Приводит в порядок мои труды. Не понимаю, как я обходился без нее. Пуаро галантно поклонился. – Enchantе[13 - Здесь: Я в восторге (фр.).], мадемуазель, – прожурчал он. Девушка пробормотала что-то невнятное. Она была миниатюрным созданием с коротко подстриженными черными волосами. И выглядела застенчивой. Ее синие глаза чаще оставались скромно потупленными, но теперь она улыбнулась своему нанимателю с робкой благодарностью, и он ласково потрепал ее по плечу. – Просто не знаю, что бы я без нее делал, – сказал он. – Да, не знаю. – Ну что вы! – возразила девушка. – От меня так мало толку! Я даже печатаю медленно. – Вы, дорогая моя, печатаете достаточно быстро. И ведь вы моя память. Мои глаза, мои уши. И не только! Она снова ему улыбнулась. – Невольно вспоминаешь, – прожурчал Пуаро, – замечательные истории, ходившие тогда. Не знаю, содержали они преувеличения или нет. Вот, например, тот день, когда у вас украли автомобиль… – И он пустился в подробности. Сэр Родрик пришел в восторг. – Ха-ха-ха! Как же, как же! Да, пожалуй, кое-что и преувеличено. Но в целом так оно и было. Да-да, подумать только, что вы это помните, хотя столько воды утекло! Но я могу вам рассказать кое-что получше! – И он в свою очередь пустился в воспоминания. Пуаро слушал, не скупясь на одобрительные восклицания, а под конец посмотрел на часы. – Не смею больше отнимать у вас время, – сказал он. – Как вижу, вы заняты чем-то важным. Однако, оказавшись по соседству, я не мог удержаться, чтобы не засвидетельствовать вам мое почтение. Годы идут, но вы, как вижу, ни на йоту не утратили своей энергии, своей жизнерадостности. – Пожалуй, что и так, пожалуй, что и так. Но вы слишком щедры на комплименты… А почему бы вам не остаться и не выпить чаю? Конечно, Мэри напоит вас чаем… – Он огляделся. – А! Она вышла. Приятная девочка. – О да! И настоящая красавица. Вероятно, она уже многие годы служит вам утешением. – Да нет, они поженились совсем недавно. Она – вторая жена моего племянника. Буду с вами откровенен. Я никогда не был высокого мнения об этом моем племяннике, об Эндрю, – ненадежная личность. Все время его куда-то тянуло. Нет, я предпочитал Саймона, его старшего брата. Не то чтобы я знал его много лучше. Ну а Эндрю, он обошелся со своей первой женой очень скверно. Уехал, понимаете? Бросил ее. Уехал с редкой дрянью. Про нее всем было известно. А он втюрился. Через год-другой все, конечно, пошло прахом. Глупый мальчишка. Ну а эта девочка, на которой он теперь женился, как будто всем хороша. Ничего дурного мне про нее не известно. Вот Саймон был положительным человеком, чертовски, впрочем, скучным. Не скажу, что я очень обрадовался, когда моя сестрица породнила меня с этой семейкой. Вышла замуж за торговца, если называть вещи своими именами. За богатство, не спорю, но деньги еще не все – в нашем роду невест и женихов искали в военных семьях. А с Рестариками я мало общался. – У них ведь есть дочь? Моя добрая знакомая беседовала с ней на прошлой неделе. – А, Норма. Глупая девчонка. Одевается премерзко и связалась с премерзким молодчиком. Ну, что же, они теперь все одинаковы. Длинноволосые мальчишки, битники, битлы – уж не знаю, какие клички они себе выдумывают. Мне за ними не угнаться. Разговаривают будто на каком-то иностранном языке. Но да кому интересно слушать старика! Что тут поделаешь? Даже Мэри… Я-то думал, что она хорошая девочка, разумная, но оказывается, и она по некоторым поводам способна впадать в истерику, главным образом из-за своего самочувствия. Вдруг принялась настаивать, что ей надо лечь в больницу на обследование. Не хотите выпить? Виски? Нет? Но, может быть, все-таки чаю выпьете? – Благодарю вас, но я гощу у друзей. – Ну, должен сказать, что наш разговор доставил мне большое удовольствие. Приятно повспоминать старые дни. Соня, голубушка, вы не проводите мосье… простите, я опять запамятовал вашу фамилию… а, да, Пуаро. Проводите его вниз к Мэри, хорошо? – Нет-нет! – Пуаро поспешил отклонить эту любезность. – Я ни в коем случае не хочу снова беспокоить мадам. И не надо меня провожать. Разумеется, не надо. Я прекрасно сам найду дорогу. Был счастлив вновь увидеться с вами. Он вышел из комнаты. – Ни малейшего представления не имею, кто он такой, – объявил сэр Родрик, когда Пуаро удалился. – Вы не знаете, кто он такой? – повторила Соня растерянно. – Из тех, кто нынче приезжает повидать меня, я и половины не помню. Но, конечно, и вида не подаю, тут есть свои приемы, знаете ли. То же самое и в гостях. Подходит к тебе субъект и говорит: «Возможно, вы меня не помните. Последний раз мы виделись в тридцать девятом». Конечно, я отвечаю: «Что вы! Прекрасно помню», а сам ни малейшего понятия не имею, кто это. Слепота и глухота – большая помеха. К концу войны мы много якшались с французишками вроде этого. Я и половины из них не помню. Да нет, этот там был, несомненно. Он знал меня, и я знавал многих, про кого он здесь разговаривал. История про меня и украденный автомобиль – все так и было. Слегка преувеличено, конечно, но тогда она большим успехом пользовалась. Что же, он, по-моему, не догадался, что я его не вспомнил. Неглуп, должен сказать, но уж такой французишка, а? И семенит, и пританцовывает, и кланяется, и шаркает! Так на чем мы остановились? Соня взяла со стола письмо и подала ему. Затем тактично протянула ему очки, но он отмахнулся. – Мне эта проклятая штука не требуется. Я все прекрасно вижу. Он прищурился и поднес письмо к самым глазам. Но затем сдался и сунул его ей. – Пожалуй, прочитайте-ка его мне вы. И она начала читать приятным звонким голосом. Глава 5 I Эркюль Пуаро несколько секунд постоял на площадке, чуть наклонив голову набок и прислушиваясь. Внизу царила тишина. Он подошел к окну и выглянул наружу. Мэри Рестарик вновь наклонялась над клумбой у террасы. Пуаро удовлетворенно кивнул и, мягко ступая, пошел по коридору. Одну за другой он открывал все двери. Ванная. Стенной шкаф с бельем. Комната для гостей с двумя кроватями. Обитаемая спальня с одной кроватью. Женская спальня с двуспальной кроватью (Мэри Рестарик?). Следующая дверь вела в смежную комнату – Эндрю Рестарика, как он догадался. Он повернулся и перешел через площадку. За первой дверью, которую он открыл, оказалась спальня с одной кроватью. Он решил, что сейчас в ней никто не спит, но, видимо, ею пользуются в субботу и воскресенье. На туалетном столике лежали щетки. Внимательно прислушавшись, он на цыпочках вошел внутрь и открыл гардероб. Да, там висела одежда – в основном для деревенских прогулок и развлечений. На письменном столе ничего не лежало. Он осторожно открыл ящики. Всякая мелочь, два-три письма, но самые банальные – и датированные довольно давно. Он задвинул ящики, спустился вниз и, выйдя на террасу, попрощался с хозяйкой дома. Он отказался от предложения выпить чаю, объяснив, что обещал вернуться к своим друзьям пораньше, так как сегодня же он должен уехать в Лондон. – Так, может быть, вызвать такси? Или я могу отвезти вас на машине. – Нет, нет, мадам, я не стану злоупотреблять вашей любезностью. Пуаро вернулся в деревню и, свернув на дорогу за церковью, перешел по мостику через ручей. В укромном месте под буком стоял большой лимузин. Шофер распахнул дверцу, Пуаро забрался внутрь, удобно расположился на сиденье и со вздохом облегчения снял лакированные туфли. – Едем назад в Лондон, – сказал он. Шофер захлопнул дверцу, сел за руль, и машина, замурлыкав мотором, плавно тронулась. В том, что на обочине шоссе стоял молодой человек, отчаянно сигналя, не было ничего необычного. И взгляд Пуаро равнодушно скользнул по очередному члену братства путешествующих на чужих машинах – пестро одетому, с длинными волнистыми волосами. На таких он успел наглядеться в Лондоне. Но когда машина почти поравнялась с ним, Пуаро внезапно выпрямился и сказал шоферу: – Будьте добры, остановитесь. Да, и, если можно, подайте немного назад… Он просит, чтобы его подвезли. Шофер изумленно посмотрел через плечо. Подобного распоряжения он никак не ожидал. Однако Пуаро слегка кивнул, и шофер повиновался. Молодой человек по имени Дэвид нагнулся к дверце. – Я уж думал, вы проедете мимо, – сказал он весело. – Большое спасибо. Он влез, снял с плеч рюкзачок, спустил его на пол и пригладил каштановые кудри, отливавшие медью. – Значит, вы меня узнали? – сказал он. – Ваш костюм несколько бросается в глаза. – Неужели? Но не могу с вами согласиться. Я всего лишь один из легиона единомышленников. – Ван-дейковская школа. Весьма живописно. – Хм. Это мне в голову не приходило. Да, пожалуй, в чем-то вы правы. – Вам следует носить широкополую шляпу со страусовым пером, – сказал Пуаро, – и кружевной воротник на плечах. – Ну, так далеко мы все-таки вряд ли зайдем. – Молодой человек рассмеялся. – Миссис Рестарик даже не пытается скрывать отвращения, которое в ней вызывает один только мой вид. Впрочем, я плачу ей тем же. И Рестарик мне не слишком нравится. Есть что-то на редкость непривлекательное в преуспевающих миллионерах, вы не находите? – Все зависит от точки зрения. Насколько я понял, вы строите куры дочке. – Какой прелестный оборот речи! – сказал Дэвид. – Строите куры дочке. Пожалуй, можно сказать и так. Но учтите, тут ведь полное равенство. Она и сама строит мне куры. – А где мадемуазель сейчас? Дэвид резко повернулся к нему. – Почему вас это интересует? – Мне хотелось бы с ней познакомиться, – пожал плечами Пуаро. – По-моему, она не больше в вашем вкусе, чем я. Норма в Лондоне. – Но вы сказали ее мачехе… – О, мы мачехам всего не говорим. – А в Лондоне она где? – Работает в бюро по оформлению интерьеров где-то на Кингз-роуд в Челси. Фамилию владелицы я позабыл… Ах да, Сьюзен Фелпс, если не ошибаюсь. – Но, полагаю, живет она не там? У вас есть ее адрес? – Конечно. Огромные многоквартирные корпуса. Но почему вас это так интересует, я не понимаю. – На свете есть столько интересного! – Я что-то не улавливаю. – Что привело вас сегодня в этот дом?.. Как он называется? О, «Лабиринт»!.. Что привело вас туда сегодня? Тайно привело в дом и вверх по лестнице? – Я вошел через заднюю дверь, не отрицаю. – Что вы искали наверху? – Это мое дело. Не хочу быть грубым, но не кажется ли вам, что вы что-то слишком любопытны? – Да, я проявляю любопытство. Мне бы хотелось узнать точно, где сейчас мадемуазель. – А-а! Милый Эндрю и милая Мэри (Господи, сгнои их!) вас наняли? Они пробуют ее отыскать? – Мне кажется, – сказал Пуаро, – пока они даже не знают, что она пропала. – Но кто-то же вас нанял! – Вы крайне проницательны, – сказал Пуаро и откинулся на спинку. – Я как раз гадал, что у вас на уме, – сказал Дэвид. – Потому и махал вам. Надеялся, что вы остановитесь и введете меня в курс. Она моя девочка. Полагаю, вам это известно? – Насколько я понимаю, так оно считается, – неопределенно ответил Пуаро. – Но если так, вы должны знать, где она. Не правда ли, мистер… извините, по-моему, мне известно только ваше имя – Дэвид, но фамилия… – Бейкер. – Может быть, мистер Бейкер, вы поссорились? – Нет, мы не ссорились. А почему вы так решили? – Мисс Норма Рестарик уехала из «Лабиринта» вечером в воскресенье или утром в понедельник? – Не исключено. Есть утренний автобус. В Лондон на нем можно добраться в начале одиннадцатого. Она немного опоздала бы на работу… но совсем немного. Обычно она уезжает вечером в воскресенье. – Она уехала в воскресенье вечером, но в Бородин-Меншенс не приехала. – Видимо, нет. Так говорит Клодия. – Но мисс Риис-Холленд… это ведь ее фамилия?.. была удивлена или встревожена? – Господи, нет, конечно. С какой стати? Они друг за другом не следят. – Но вы думали, что она вернется туда? – Она и на работу не вышла. В бюро на стенку лезут, можете мне поверить. – А вы тревожитесь, мистер Бейкер? – Нет. Естественно… то есть я… черт побери, сам не знаю. Не вижу причин тревожиться, но, бесспорно, время идет. У нас что сегодня? Четверг? – Она с вами не поссорилась? – Нет. Мы не ссорились. – Но вы встревожены, мистер Бейкер? – Вам-то какое дело? – Никакого, но, насколько я понял, у нее дома неприятности. Ей не нравится ее мачеха. – И с полным на то основанием. Стерва баба. Твердокаменная. Ей Норма тоже не нравится. – Она ведь болела? Ей пришлось лечь в больницу. – О ком вы говорите? О Норме? – Нет, я говорю о Мэри Рестарик. Я говорю о миссис Рестарик. – Да, кажется, она побывала в клинике. Неизвестно зачем. Сильна, как лошадь. – А мисс Рестарик ненавидит мачеху. – Она не всегда ведет себя уравновешенно, то есть Норма. Ну, понимаете, срывается. Девушки всегда ненавидят мачех, я же сказал. – И мачехи всегда из-за этого заболевают? Настолько, чтобы ложиться в больницу? – На что вы, черт дери, намекаете? – На работу в саду. Может быть, на гербициды. – При чем тут гербициды? Вы что, намекаете, что Норма… что она способна… что… – Люди ведь не молчат, – сказал Пуаро. – Начинают ходить слухи. – Вы утверждаете, что кто-то сказал, будто Норма пыталась отравить свою мачеху? Полная нелепость. Абсурд! – Весьма маловероятно, я согласен, – сказал Пуаро. – Собственно, никто этого не утверждал. – А-а! Извините. Я не понял. Но… что вы все-таки имели в виду? – Дорогой мой юноша, – сказал Пуаро, – поймите же, ходят слухи, и почти всегда вызывает их один человек. Муж. – Как? Бедняга Эндрю? По-моему, крайне маловероятно. – Да. Да, и мне это тоже представляется маловероятным. – Так зачем же вы туда приезжали? Вы ведь сыщик? – Да. – Ну, так зачем? – Мы говорим о разном, – сказал Пуаро. – Я приезжал туда не для того, чтобы расследовать сомнительное или возможное отравление. Вы должны меня простить, но ответить на ваши вопросы я не могу. Крайне секретно, вы понимаете? – О чем вы? – Я приехал туда, – сказал Пуаро, – к сэру Родрику Хорсфилду. – К старикану? Но он же в маразме, разве нет? – Он человек, – сказал Пуаро, – который хранит много секретов. Я вовсе не говорю, что он и сейчас в чем-то активно участвует, но знает он немало. Во время последней войны он был причастен ко многому и многому. Имел личное дело кое с кем. – Так ведь это когда было! – Да-да, его роль в подобных вещах давно в прошлом. Но неужели вы не понимаете, что некоторые сведения не утрачивают ценности? – Какого рода сведения? – Лица, – сказал Пуаро. – Например, знакомое лицо, которое сэр Родрик может узнать. Лицо или привычный жест, интонацию, походку. Такие вещи люди помнят. Старые люди. Они помнят не то, что случилось на прошлой неделе, в прошлом месяце или в прошлом году, но они помнят случившееся двадцать лет назад, например. И могут вспомнить кого-то, кто не хочет, чтобы его вспоминали. И они могут рассказать что-то о каком-либо мужчине, или какой-либо женщине, или о каких-то делах, участниками которых были… Я говорю вообще, вы понимаете? И я приезжал к нему за сведениями. – За сведениями? К этому старикану! Маразматику! И получили их? – Скажем, я вполне удовлетворен. Дэвид смотрел на него все так же пристально. – Не могу решить, – сказал он, – навещали вы старенького маразматика или миленькую девочку, а? Хотели узнать, чем она занимается в этом доме? Я и сам раза два задумывался. По-вашему, она поступила на это место, чтобы выжать из старикана кое-какие сведения? – Не думаю, – сказал Пуаро, – что обсуждать все это имеет смысл. Она как будто очень внимательная и услужливая… как бы ее назвать?.. секретарша. – Помесь сиделки, секретарши, иностранной прислуги, дядюшкиной помощницы? Да, для нее можно подобрать немало определений, верно? Он от нее млеет, вы заметили? – Ничего странного в подобных обстоятельствах, – чопорно сказал Пуаро. – Хотите, скажу, кому она очень не нравится? Нашей Мэри. – Возможно, что и Мэри Рестарик ей не по душе. – А, так вот что вы думаете! – сказал Дэвид. – Что Соне не по душе Мэри Рестарик. И не додумались ли вы до того, что она могла навести справки, где хранятся гербициды? Пф! – добавил он. – Все это одно нелепее другого. Ну, хорошо. Спасибо, что подвезли. Пожалуй, я выйду здесь. – Ага! Дальше вы ехать не хотите? До Лондона еще семь миль. – Нет, я выйду здесь. Всего хорошего, мосье Пуаро. – Всего хорошего. Дэвид захлопнул дверцу, а Пуаро откинулся на спинку. II Миссис Оливер рыскала по своей гостиной. Она не находила себе места. Час назад она упаковала рукопись, которую считывала после машинки. Теперь предстояло отослать ее издателю, который изнывал от нетерпения и каждые два-три дня звонил и поторапливал миссис Оливер. – Получайте! – заявила миссис Оливер, мысленно рисуя в воздухе образ издателя. – Получайте, и, надеюсь, вам понравится. А мне вот не нравится. По-моему, дрянь ужасная! И не верю, что вы способны разобраться, хорошо я пишу или плохо. И вообще, я вас предупреждала. Я вам сказала, что это ужасно. А вы ответили: «О, нет-нет! Не верю!» Вот погодите! – мстительно добавила миссис Оливер уже вслух. – Вот погодите! Она открыла дверь, позвала Эдит, свою горничную, и вручила ей пакет, распорядившись, чтобы он немедленно был доставлен на почту. – А теперь, – спросила миссис Оливер, – чем бы мне заняться? Она вновь принялась расхаживать по комнате. «Да, – думала она, – и зачем только я променяла тропических птиц и все прочее на эти дурацкие вишни! Раньше я себя чувствовала чем-то тропическим. Львом, там, тигром, леопардом или гепардом. А чем прикажете чувствовать себя в вишневом саду? Пугалом?» Она снова взглянула вокруг. – Мне бы чирикать птичкой, – провозгласила она мрачно. – Поклевывать вишни… Жаль, что сейчас не сезон. Я бы поела вишен. А что, если… Она подошла к телефону. «Сейчас узнаю, сударыня», – произнес голос Джорджа в ответ на ее вопрос. Почти сразу же другой голос сказал: – Эркюль Пуаро к вашим услугам, мадам. – Где вы пропадали? – спросила миссис Оливер. – Вас весь день не было дома. Ездили посмотреть на Рестариков? Верно? Видели сэра Родрика? А что вы нашли? – Ничего, – ответил Эркюль Пуаро. – Как скучно! – сказала миссис Оливер. – Нет, мне не кажется, что это так уж скучно. Тому, что я ничего не нашел, скорее следует удивляться. – Почему удивляться? Я не понимаю. – А потому, – сказал Пуаро, – что этому есть только два истолкования: либо находить было нечего, а это, позвольте вам заметить, не согласуется с фактами, либо что-то очень искусно скрывалось. Последнее же, согласитесь, очень интересно. Миссис Рестарик, кстати, не знала, что девочка исчезла. – То есть, вы полагаете, она к этому никакого отношения не имеет? – По-видимому. Я познакомился с пресловутым молодым человеком. – С сомнительным молодым человеком, который никому не нравится? – Совершенно верно. С сомнительным молодым человеком. – Вы сочли его сомнительным? – С чьей точки зрения? – Ну, полагаю, не с точки зрения девочки. – Девочка, которая приходила ко мне, пришла бы от него в восторг, не сомневаюсь. – Выглядит он очень страхолюдным? – Он выглядит очень красивым. – Красивым? – переспросила миссис Оливер. – Не люблю красивых молодых людей. – Но девушки их любят, – сказал Пуаро. – Вы совершенно правы. Им нравятся смазливые молодые люди. То есть не молодые люди, которые выглядят мужественно красивыми, или элегантными, или подтянутыми, или умытыми. А либо молодые люди, которые выглядят так, словно играют в комедии времен Реставрации, либо очень грязные молодые люди, которые выглядят как бродяги, подрядившиеся выполнить какую-то очень черную работу. – Видимо, и он не знает, где сейчас девочка… – Или предпочел скрыть. – Возможно. Но он приезжал туда. Почему? Он был внутри дома. И позаботился войти так, чтобы его никто не видел. Опять-таки – почему? По какой причине? Искал девочку? Или искал еще что-то? – Вы считаете, что он искал еще что-то? – Да, еще что-то в спальне девочки. – Откуда вы знаете? Вы его там видели? – Нет. Видел только, как он спускался с лестницы, но в комнате Нормы оказался прелестный кусочек сырой глины, который вполне мог отвалиться от его каблука. Не исключено, что она сама попросила его привезти ей что-то. Возможностей хоть отбавляй. В доме есть еще одна девочка – очень хорошенькая, кстати. Он мог приехать к ней. Да, тут много всяких вариантов. – Что вы намерены делать теперь? – с надеждой спросила миссис Оливер. – Ничего, – ответил Пуаро. – Как скучно! – неодобрительно сказала миссис Оливер. – Я должен получить кое-какие сведения от тех, кому поручил их собрать. Хотя вполне вероятно, что не получу ничего. – Но разве вы ничего не предпримете? – Только когда настанет время, – ответил Пуаро. – А я не стану откладывать, – заявила миссис Оливер. – Прошу вас, будьте очень осторожны! – сказал он умоляюще. – Какая чепуха! Ну что может со мной случиться? – Когда речь идет об убийстве, случиться может что угодно. Это я вам говорю. Я, Эркюль Пуаро. Глава 6 I Мистер Гоби съежился в кресле. Маленький плюгавый человечек, настолько заурядной внешности, что казался невидимым. Он внимательно разглядывал лапу с когтями, завершавшую ножку антикварного столика, которой и адресовал все свои слова. Он никогда прямо ни к кому не обращался. – Рад, что вы узнали для меня фамилии, мистер Пуаро, – говорил он. – Не то бы много времени ушло впустую, сами понимаете. Ну а так, главные факты я собрал, ну и заодно кое-какие сплетни… Всегда полезно. Начну с Бородин-Меншенс, так? Пуаро вежливо наклонил голову. – Полно швейцаров, – сообщил мистер Гоби часам на каминной полке. – Начал я так: подпустил парочку молодых людей по очереди. Дорого, но себя оправдывает. Не хотел, чтобы кто-то один наводил такие вот справки. Могли заметить! Называть полностью или инициалами? – В этих стенах вы можете называть любые имена, – сказал Пуаро. – О мисс Клодии Риис-Холленд отзываются как об очень порядочной барышне. Отец – член парламента. С большим прицелом. Не упускает случая показаться на публике. Она его единственный ребенок. Работает секретаршей. Серьезная девушка. Ни оргий, ни алкоголя, ни битников. Делит квартиру с двумя другими. Номер два работает в Уэддербернской галерее на Бонд-стрит. При искусстве состоит. Водится с челсийской компанией. Много разъезжает – организует выставки и всякое такое. Третья – ваша. Поселилась с ними недавно. По общему мнению, немного не в себе. Не все дома. Но больше по слухам. А конкретно ничего. Один швейцар любитель поболтать. Поставьте ему рюмку-другую, и он вам такого наговорит! Кто пьет, а кто колется, кто увиливает от подоходного налога, а кто держит наличность за бачком. Конечно, всему верить не стоит. Однако что-то такое говорилось про револьверный выстрел однажды вечером. – Револьверный выстрел? Кого-то ранило? – Касательно этого есть сомнения. Он рассказал, что как-то поздно вечером услышал выстрел, выскочил и видит: стоит эта девушка – ваша девушка – с револьвером в руке. И вид у нее одурманенный. И тут прибегает одна из двух других, а вернее, обе они. И мисс Кэри (та, которая при искусстве) говорит: «Норма, что ты наделала?» А мисс Риис-Холленд прямо-таки на нее прикрикнула: «Фрэнсис, замолчи! Не будь дурой!» И забирает револьвер у вашей девушки. Говорит: «Дай мне!» – и засовывает к себе в сумочку, а потом видит Мики, ну, этого, подходит к нему и спрашивает вроде бы с сомнением: «Очень вы напугались?» А Мики отвечает, что у него прямо сердце оборвалось, и она говорит: «Не беспокойтесь. По правде сказать, мы даже не думали, что эта штука заряжена. Просто баловались». И еще она говорит: «Ну а если вас кто-нибудь станет расспрашивать, скажите, что все в порядке». И еще говорит: «Идем, Норма!» Берет ее под руку и уводит к лифту, и все трое уезжают к себе наверх. Но Мики сказал, что у него сомнения остались, он вышел во двор и хорошенько там все осмотрел. Мистер Гоби опустил глаза и начал читать свои записи: – «И что вы думаете, я кое-что нашел, право слово! Мокрые пятна нашел, право слово. Где кровь капала. Я пальцем потрогал. И вот что я думаю: кого-то подстрелили. Мужчину какого-то, когда он убегал… Я поднялся на их этаж и спрашиваю, можно мне поговорить с мисс Холленд, и прямо ей говорю: «Сдается мне, мисс, кого-то подстрелили, мисс, – говорю ей. – Во дворе кровью накапано». А она: «Да не может быть, – говорит. – Какая нелепость. Неужели вы не поняли, – говорит. – Просто голубь, должно быть». И еще сказала: «Мне очень жаль, что вы так беспокоились. Забудьте», – говорит. И сует мне пятифунтовую бумажку. Пять фунтов, право слово! Ну, я, конечно, после этого язык держал за зубами». После новой рюмки он еще кое-что выложил: «Хотите знать мое мнение, так она пульнула в проходимца, который к ней шляется. По-моему, они сцепились, и она постаралась его пристрелить. Вот что я думаю. Ну да молчание – золото, вот я и помалкиваю. Спроси меня кто-нибудь, а я скажу, что понятия не имею, о чем они». Мистер Гоби умолк. – Интересно! – сказал Пуаро. – Так-то так, но ведь все это может быть сплошным враньем. Больше никто вроде бы ничего про это не знает. Поговаривают про шайку малолетних хулиганов – забрались ночью во двор и устроили драку. Ножи там и все прочее. – Ах так! – сказал Пуаро. – Еще один возможный источник крови во дворе. – Может, девушка и поскандалила со своим дружком, пригрозила пристрелить его. А Мики услышал, и у него все перепуталось. Особенно если в ту минуту где-то рядом глушитель выстрелил. – Да, – сказал Пуаро и вздохнул, – вполне правдоподобное объяснение. Мистер Гоби перевернул страницу своей записной книжки и взглянул вокруг в поисках наперсника. Теперь его выбор пал на электрокамин. – «Джошуа Рестарик лимитед». Семейная фирма. Существует более ста лет. В Сити о ней хорошего мнения. Солидная, надежная. Никаких рискованных спекуляций. Основана Джошуа Рестариком в тысяча восемьсот пятидесятом году. После Первой мировой войны большие капиталовложения за границей. Главным образом в Южной Африке и в Австралии. Саймон и Эндрю Рестарики – последние в роду. Саймон, старший брат, умер около года назад. Потомства не оставил. Его жена умерла за несколько лет до него. Эндрю Рестарику никогда на месте не сиделось. Настоящих стараний он к делу не прилагал, хотя все говорят, что был очень способным. В конце концов сбежал с какой-то женщиной, бросил жену и пятилетнюю дочь. Уехал в Южную Африку, побывал в Кении и еще во всяких местах. Развода не было. Его жена умерла два года назад. Перед этим долго болела. А он много путешествовал и всюду словно бы наживал деньги. Концессии на полезные ископаемые. За что бы ни брался, все приносило прибыль. После смерти брата, видимо, подумал, что пора остепениться. Женился во второй раз и решил поступить порядочно – вернуться, чтобы у дочери была семья. Сейчас они живут у его дяди, сэра Родрика Хорсфилда. Но временно. Его супруга ищет подходящий дом по всему Лондону. За любую цену. Они в деньгах купаются. Пуаро вздохнул. – Да, я знаю, – сказал он. – Но вы мне рассказали историю непрерывных успехов. У всех есть деньги. Все принадлежат к почтенным семьям и пользуются общим уважением. Именитые родственники. Прекрасная репутация в деловых кругах. И лишь одна туча в ясном небе. Девушка, у которой «не все дома», девушка, которая завела сомнительного дружка, неоднократно получавшего условные сроки. Девушка, которая, вполне возможно, пыталась отравить свою мачеху и либо страдает галлюцинациями, либо совершила преступление! Нет, тут ничто не согласуется с историей непрерывных успехов, с которой вы меня познакомили. Мистер Гоби скорбно покачал головой и сказал неопределенно: – Во всякой семье найдется. – Нынешняя миссис Рестарик еще молода. Полагаю, бежал он не с ней? – Нет-нет. То недолго тянулось. Судя по всему, мерзавка была редкая, а к тому же скандалистка. Он был дурак, что вообще с ней связался. – Мистер Гоби закрыл записную книжку и вопросительно взглянул на Пуаро. – Еще что-нибудь от меня требуется? – Да. Мне хотелось бы побольше узнать про покойную миссис Эндрю Рестарик. Она долго болела и постоянно лечилась в больницах. Каких больницах? Психиатрических? – Я понял, мистер Пуаро. – И не было ли в роду наследственных душевных болезней. С обеих сторон. – Проверим, мистер Пуаро. – Мистер Гоби встал. – Ну, так я пойду, сэр. Доброй ночи. После ухода мистера Гоби Пуаро некоторое время сидел задумавшись. Несколько раз он поднимал брови. Что, если?.. Что, если?.. Потом он позвонил миссис Оливер. – Я уже говорил вам, чтобы вы были осторожны, – сказал он. – Так вот я повторяю: будьте очень осторожны. – С чем я должна быть осторожна? – спросила миссис Оливер. – С собой. Мне кажется, не исключена опасность. Опасность для всех, кто вздумает копаться в неположенном месте. В воздухе пахнет убийством, и я не хочу, чтобы убили вас. – А вы получили сведения, о которых говорили? – Да, – сказал Пуаро, – кое-какие получил. Почти только слухи и сплетни, но, видимо, в Бородин-Меншенс что-то произошло. – Что именно? – Кровь во дворе, – ответил Пуаро. – Неужели? – воскликнула миссис Оливер. – Прямо-таки заглавие старомодного детективного романа. «Пятно на лестнице». Теперь ведь приходится придумывать что-нибудь вроде «Она напросилась на смерть». – Возможно, никакой крови во дворе не было. Возможно, это плод живого воображения швейцара-ирландца. – Скорее всего, расплескавшееся молоко, – заметила миссис Оливер. – Как он мог разглядеть в темноте? Но что все-таки произошло? Пуаро уклонился от прямого ответа. – Девочка думает, что «кажется, совершила убийство». Это убийство? – Вы думаете, она кого-то застрелила? – Можно предположить, что она в кого-то стреляла, но практически промахнулась. Несколько капель крови, и только. Никакого трупа. – Ах, – вздохнула миссис Оливер, – до чего же все запутано! Ведь если кто-то убежал, вы бы ведь не подумали, будто его убили, правда? – C’est difficile[14 - Это трудно (фр.).], – сказал Пуаро и повесил трубку. II – Я немножко беспокоюсь, – сказала Клодия Риис-Холленд. Она налила себе еще кофе из кофеварки. Фрэнсис Кэри широко зевнула. Они завтракали на кухоньке своей квартиры. Клодия была одета и готова начать деловой день. Фрэнсис все еще пребывала в халате, накинутом поверх пижамы. Черные волосы падали ей на лицо, закрывая один глаз. – Из-за Нормы, – продолжала Клодия. Фрэнсис опять зевнула. – С какой стати? Рано или поздно она позвонит или просто вернется. – Ты думаешь? Знаешь, Фрэн, мне как-то не по себе: что, если… – Не вижу почему, – сказала Фрэнсис, налила себе еще кофе и отхлебнула его с некоторым сомнением. – Понимаешь, ведь, в конце концов, мы за Норму не отвечаем, верно? Понимаешь, мы же не обязаны приглядывать за ней, кормить ее с ложечки и все прочее. Она просто квартирует с нами. Откуда такая материнская тревога? Нет, я беспокоиться не стану. – Меня это не удивит. Ты ведь никогда ни из-за чего не беспокоишься. Только мое положение немножко не такое, как твое. – Что значит – не такое? Из-за того, что квартиру снимаешь ты? – Ну, оно у меня, если хочешь, несколько особое. Фрэнсис в третий раз зевнула так, что у нее затрещало за ушами. – Вчера я легла уж не знаю когда. Вечеринка у Бэзила. Жутко себя чувствую. Ну, авось черный кофе поможет. Налей себе еще, пока я весь не выпила. Бэзил не успокоился, пока мы не попробовали новые таблетки – «Изумрудные грезы». Только, по-моему, все это чепуха и не стоит того. – Смотри, опоздаешь в свою галерею. – А, ладно. Обойдутся. Никому и дела нет. Вчера я видела Дэвида, – добавила она. – Разодет в пух и прах и, нельзя отрицать, выглядит очень и очень. – Неужели и ты не устояла, Фрэн? Он же невозможен. – Да, я знаю, ты так считаешь. Ты ведь у нас пай-девочка, Клодия. – Вовсе нет. Но твои друзья-художники мне не слишком нравятся. Пробуют наркотик за наркотиком и либо валяются без сознания, либо готовы лезть в драку с поводом и без повода. – Я ведь не наркоманка, деточка, – сказала Фрэнсис, посмеиваясь. – Мне просто интересно на себе попробовать, что это такое. И многие там вовсе не так уж плохи. Дэвид пишет по-настоящему, когда хочет. Поверь мне. – Только хочет Дэвид писать очень редко, так ведь? – Ты все время точишь на него нож, Клодия. Тебе очень не нравится, что он приходит сюда к Норме. Да, кстати о ножах… – Ну? Что о ножах? – Просто не знаю, – медленно произнесла Фрэнсис, – говорить тебе или нет. Клодия взглянула на свои часы. – У меня нет времени. Скажешь вечером, если тебе надо мне что-то сказать. И сейчас мне не до того. – Она вздохнула. – Просто не знаю, как поступить. – Ты о Норме? – Да. Может, все-таки сообщить ее родителям, что мы не знаем, где она? – Это было бы очень не по-дружески. Бедная Норма, почему ей нельзя сбежать куда-то, если у нее есть такое желание? – Но ведь Норма не совсем… – Клодия умолкла. – Да, действительно не совсем. Non compos mentis[15 - Не в полном рассудке (лат.).]. Ты ведь об этом. В эту жуть, где она работает, ты звонила? «Домашние птички», так, кажется? Ах да, конечно, звонила. У меня совсем из головы выпало. – Так где же она? – жестко спросила Клодия. – Дэвид вчера ничего не говорил? – Дэвид как будто ничего не знает. И вообще, Клодия, какое это имеет значение? – Для меня имеет, – сказала Клодия, – потому что мой шеф приходится ей отцом. Рано или поздно, если с ней что-нибудь случится, у меня спросят, почему я не сочла нужным упомянуть, что она не вернулась домой. – Да, пожалуй, они к тебе могут предъявить претензии. И все-таки с какой, собственно, стати Норма должна докладывать нам, что она куда-то собралась на день-два? Или даже на две-три ночи? Ведь она же здесь не в гостях. И тебе никто не поручал ее опекать. – Да, но мистер Рестарик счел нужным упомянуть, как он рад, что она живет тут с нами. – А потому ты обязана бежать и ябедничать на нее всякий раз, когда она куда-нибудь исчезнет без позволения? Наверняка влюбилась по уши в кого-то нового. – По уши она влюблена в Дэвида, – сказала Клодия. – А ты уверена, что она не прячется у него в квартире? – Не думаю. Ты же знаешь, у него на самом деле ничего к ней нет. – Тешишь себя надеждой? – заметила Клодия. – Ты ведь к Дэвиду сама неравнодушна. – Вовсе нет! – возразила Фрэнсис резко. – Ничего похожего. – Тем не менее Дэвид крепко зацепился, – сказала Клодия. – Не то зачем бы он заходил узнать, здесь ли она? – Ну, ты быстро его выпроводила, – сказала Фрэнсис. – А я думаю, – добавила она, вставая и разглядывая свое лицо в кухонном, довольно безжалостном зеркальце, – я думаю, на самом-то деле он приходил ко мне. – Нет, ты просто идиотка! Он искал Норму. – Она чокнутая, – отрезала Фрэнсис. – Иногда и мне так кажется. – Тебе кажется, а я знаю. Вот что, Клодия, я тебе кое-что скажу. Тебе надо это знать. На той неделе у меня лопнула бретелька бюстгальтера, а я торопилась. Я знаю, ты не любишь, когда в твоих вещах роются… – Безусловно, не люблю, – вставила Клодия. – …А Норма ничего против не имеет или просто не замечает. Ну, я пошла к ней в комнату, порылась в ящике и… ну… нашла. Нож нашла. – Нож! – удивленно повторила Клодия. – Какой нож? – Помнишь, во дворе у нас была драка? Уличные хулиганы разбирались между собой – ножи с пружинными лезвиями и все прочее? А Норма вернулась сразу же после. – Да-да. Я помню. – Одного из ребят пырнули, мне один репортер рассказывал, и он сбежал. Ну, так нож у Нормы в ящике как раз такой. И на лезвии пятно. Похоже на запекшуюся кровь. – Фрэнсис, у тебя страсть к драматизации. – Может быть. Только я уверена, что нож тот самый. И почему он спрятан у Нормы в ящике, хотела бы я знать? – Наверное… она его подобрала. – В качестве сувенира? А потом спрятала и ничего нам не сказала? – А ты что с ним сделала? – Положила назад, – медленно произнесла Фрэнсис. – Я… я не знала, как мне поступить… И все решала, сказать тебе или нет. А вчера опять заглянула в ящик и не нашла ножа, Клодия. Нет его, словно и не было. – Ты думаешь, она присылала за ним Дэвида? – Ну, может быть… Знаешь, Клодия, я теперь буду на ночь запирать свою дверь. Глава 7 Миссис Оливер проснулась и приуныла. Впереди ее ждал пустой день. Считанная рукопись была отправлена с добродетельным чувством исполненного долга, работа завершилась. Вновь, как много раз прежде, ей следовало расслабиться, искать развлечений, наслаждаться жизнью, пока снова в ней не проснется потребность творить. Она бесцельно бродила по квартире, трогала то одно, то другое, брала в руки, ставила на место, заглядывала в ящики бюро, вновь убеждалась, что надо бы ответить на многие и многие письма, – но слишком свежо было ее недавнее свершение, чтобы браться теперь за выполнение столь скучной обязанности. Ей хотелось заняться чем-нибудь интересным. Ей хотелось… чего, собственно, ей хотелось? Она вспомнила свой последний разговор с Эркюлем Пуаро, его настойчивое предупреждение. Чушь! Почему бы ей и не принять активное участие в решении этой загадки, к которой она имеет такое же отношение, как и Пуаро? Он пусть сидит в кресле, складывает кончики пальцев и запускает на полную мощность серые клеточки мозга, пока его тело наслаждается комфортом в четырех стенах. Но Ариадне Оливер это не подходит. Она громко и категорически объявила, что возьмется за дело сама. Узнает побольше про эту таинственную девочку. Где сейчас Норма Рестарик? Чем занимается? Что еще она, Ариадна Оливер, может выяснить про нее? Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/agata-kristi/tretya-devushka/?lfrom=390579938) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Здесь: кулинарная лавка (фр.). 2 Здесь: Так что же? (фр.) 3 Здесь: Чтоб тебя… (фр.). 4 Черт побери! (фр.) 5 Ну нет, только не это! (фр.) 6 Кошачьи язычки (фр.). 7 Дорогая (фр.). 8 Чем больше меняется, тем больше остается прежним (фр.). 9 Здесь: Это заинтриговывает (фр.). 10 Довольно, сударыня, довольно! (фр.) 11 Плодовый сад с огородом (фр.). 12 Здесь: А? (фр.). 13 Здесь: Я в восторге (фр.). 14 Это трудно (фр.). 15 Не в полном рассудке (лат.).