Сетевая библиотекаСетевая библиотека
Два мига для тебя Кэтрин Полански На маскараде молодая аристократка Дарина встречает таинственного незнакомца. Хотя он и не снимает с лица маски, она уверена – это ее единственная любовь. Теперь ничто не остановит ее: ни чувство вины перед мужем, ни интриги завистников, ни светские пересуды. Они будут счастливы. Ведь он тоже любит ее! Романтическое свидание с незнакомцем лишь подтверждает это. Если верить, надеяться и любить, то невероятное становится реальностью. Судьба дала шанс Дарине и ее избраннику… Два мига для тебя Кэтрин Полански © Кэтрин Полански, 2016 © Наталия Полянская, фотографии, 2016 ISBN 978-5-4483-1986-0 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Глава 1 Маски струились мимо них – маски, маски… Сияющий тысячами свечей, Соммерсет-хаус просто набит масками. Маскарад. Вседозволенность. Будто бы никто не узнает, никто не поймет. А ведь так легко узнать… Огромная бальная зала задрапирована темно-зеленым шелком, с балконов свисают побеги плюща, пока еще свежие, но к концу вечера, вернее к утру, они завянут, ибо умирают уже сейчас, безжалостно срезанные рукой садовника по прихоти хозяев дома. Превратить залу в некое бледное подобие зеленого леса – и погубить для этого настоящие зеленые растения. Даже этот зал – жуткая маска, притворяется настоящим лесом, но истина в том, что это плохая маска, а под ней – умирание, смерть и фальшь. Дарина прибыла на маскарад вместе со своей подругой Беатрис. Конечно же, бал у Соммерсетов – такое пропустить нельзя. Нельзя ни в коем случае. От таких приглашений не отказываются. Дарина поморщилась. Беатрис и Эван всю неделю пели ей эти песни в два голоса. Череда гостей медленно втягивалась в зал, мажордом громко объявлял об очередной титулованной особе, что почтила своим присутствием сие сборище, и очередь немного продвигалась вперед. – О, это же граф Шелдвик, – воскликнула Беатрис и вытянула шею, стараясь разглядеть упомянутого графа получше. – Ты обязательно должна станцевать с ним хотя бы один танец, дорогая. Он очень влиятелен. Твой муж будет доволен. Дарина рассмеялась. – Но, Беа! Как я найду его в такой толпе? – Оркестр как раз заиграл очередной танец, и гости засуетились, разбиваясь на пары и выходя в центр зала. Вот амур с крылышками и отвисшим животиком ведет под руку грустную ведьму в остроконечной шляпе, вот кривоногий Пьеро важно вышагивает рядом с пышнотелой музой со смазанной помадой… Вполне вероятно, что в этой шумной толпе присутствует множество приятных людей, красивых и молодых, но Дарина просто не хотела этого замечать. Каждый видит лишь то, что хочет видеть. – Это неважно. Эван сам найдет тебя и представит нужным людям. Дарина покачала головой. Да, конечно. Найдет и представит. Для чего нужна жена? Для того чтобы представлять ее нужным людям. А она должна улыбаться, выслушивать глупости и танцевать, как заведенная. Как же надоела эта маска-бабочка! Неудобная, и смотришь, как через забрало. Зато к платью подходит. Одеваясь несколько часов назад для маскарада, Дарина согласилась на первое же платье, что предложила горничная Салли, решив просто дополнить его классической маской-бабочкой. Может, стоило все же вырядиться какой-нибудь монахиней? Тогда и маску можно было надеть маленькую черную и шелковую… Или вообще не надевать никакой. Зачем это ей? Она ведь совершенно не собиралась делать ничего идущего в разрез с моралью или приличиями. И наряд на ней сегодня не располагает к вольностям: тяжелый бархат насыщенного и мрачного цвета старого красного вина, расшитый цветочным узором, облегающий лиф, скрывающий любой намек на бюст, неглубокое декольте, скромно прикрытое полупрозрачным шелком, умеренно обнаженные плечи, длинные перчатки в тон платью. Волосы ей Марион уложила в скромную прическу, украшенную серебряной сеточкой с мелкими жемчужинами. Наверное, зря. Дарина знала, что волосы у нее хороши: густые, темно-каштановые, струящиеся крупной волной. Хотя… Для чего? Для кого? Привлечь внимание пустого ловеласа? Любовника на ночь, на час, на мгновение? Заинтересовать собственного мужа? – Как же мне надоели эти светские игры в лояльность… Беатрис приобняла ее. Подруга сегодня являла полную ее, Дарины, противоположность. Беа великолепно смотрелась в греческой тунике, котурнах и с маленьким золотым луком через плечо. Амурчик. – Милая… Я понимаю. Дарина кивнула. – Да. Спасибо. Хоровод масок завораживал и утомлял. Дарина прищурилась, пытаясь разглядеть в толпе своего мужа, который собирался прибыть на бал немного раньше нее и Беатрис. Зеленый камзол, зеленая маска Робин Гуда… Робин Гуд сорока трех лет от роду. В серых облегающих лосинах. Какая гадость. Дарина улыбнулась: возможно, это и к лучшему, что она не может его найти. Ее подхватили под руку и закружили в танце. Вальс. Дарина всегда любила этот танец, такой простой, но такой… Будто плывешь, будто бы под тобой не паркет бального зала, а облака. Правда, удовольствие от танца сильно зависит от того с кем танцуешь. – Прекрасная незнакомка, будет ли мне позволено припасть к вашим стопам и облобызать их? – Вседозволенность маскарада позволяла абсолютно незнакомому мужчине обращаться к ней весьма фамильярно. Белозубая улыбка, широкая испанская шляпа, тщательно закрученные усы… Дарина с облегчением вздохнула. Это не муж. Это не кривоногий амур. Это… просто красивый мужчина. – Ах, что вы! Здесь грязный пол. – Клевета, конечно. Грязный пол в резиденции герцога Соммерсета – это нонсенс. Незнакомец рассмеялся и закружил ее в очередном повороте вальса. – Разве это остановит истинного кабальеро? – Дарине неожиданно захотелось наступить ему на ногу. – Истинного кабальеро не остановит ничто, – согласилась она, вежливо улыбаясь. Как знать, может, это тот самый, влиятельный граф как-его-там. Улыбаться. Все время улыбаться. Странно, но где же Эван? Дарина вежливо отказалась от танца с весьма миловидным молодым джентльменом в костюме итальянского кардинала и поднялась на балкон. Да уж, пытаться разглядеть кого-либо в плотной толпе танцующих и сплетничающих титулованных особ – абсолютно бесполезное занятие. На балконе было чуть посвободней, чем внизу, но гораздо жарче. Дарина устало вздохнула, бросила еще один взгляд на танцующие пары, пытаясь все же найти мужа, и спустилась обратно в зал. Улыбки и поклоны. Кто все эти люди? Улыбаться. Кажется, скоро уголки ее губ навсегда останутся приподнятыми, как у той маски Арлекина, что промелькнула мимо. Ну что ж, она избавит себя от лишних усилий в дальнейшем. Что ни делается, все к лучшему, нельзя этого забывать, даже если хочется пойти и утопиться в ближайшем пруду. Кстати, о пруде… Как здесь невыносимо душно. Дарина взглянула вверх: свечи в люстрах оплыли, ветви плюща завяли, как она и предполагала, зеленый шелк на стенах повис беспомощными полотнищами, местами оборванными, а местами закапанными воском. Так великолепие превращается в руины. Гости тоже уже являли собой не очень привлекательное зрелище. Маски поистрепались, костюмы помялись. Бал-маскарад не предполагал ужина, только закуски, поэтому леди и джентльмены опьянели слишком быстро. Первый бал осеннего сезона в Соммерсет-хаусе подходил к концу. Дарина выскользнула из зала и медленно спустилась по лестнице в холл. За могучим фикусом, произраставшим в инкрустированном слоновьей костью горшке, целовалась юная парочка. Дарина поморщилась, проходя мимо них. Не могли выйти в сад… Сад. Неплохая мысль. Может, в саду есть пруд. У пруда веет ветерок, нет удушающего запаха горящих свечей, нет шума уже изрядно нетрезвой толпы. Соммерсеты в этот раз сэкономили на сэндвичах, но вино лилось рекой. Маскарад… Где сейчас Эван – один Бог знает. Ей этого знать совсем не хотелось. Гости начнут разъезжаться часа через два, не раньше, и можно будет потом сказать мужу, что она потеряла Беатрис в суматохе, а его не смогла найти, поэтому уехала одна. Только прогуляться по саду, чтобы не болела так голова, и – домой, домой, в постель, спать… Дарина прошла по узкой тропинке к фонтану, слабо журчавшему в полутьме – луна светила довольно ярко. Из клювов двух лебедей, переплетавшихся шеями, падали хрустальные струйки, разбиваясь острыми брызгами в маленьком бассейне. Заросли вокруг фонтана были темны и тихи. На бортике фонтана горела свеча. Дарина бесшумно подошла ближе, огляделась. Просто свеча, без подсвечника, прикрепленная к мрамору несколькими каплями воска. И – никого, даже не слышно шороха, указывающего на чье-то присутствие. Дарина пожала плечами, села на бортик, опустила руки в воду, показавшуюся ледяной. Боже, как болит голова… Она зачерпнула воды и выпила глоток из ладоней. Заломило зубы. Она сняла маску и оплоснула лицо, на секунду задумалась, но все же решилась и вынула шпильки из прически. Волосы рассыпались по плечам. «Зачем я здесь? Что я здесь делаю?» «Домой. Домой». Свеча тихо зашипела: видимо, на нее попали брызги. «Все не так. Я не должна об этом думать, иначе я сойду с ума, а я должна улыбаться. Как я устала…» Все было плохо и бессмысленно. Она так устала, что не способна была любоваться луной, красотой фонтана, а глядя на влюбленных каменных лебедей, испытывала тоску – по тому, чего никогда не будет. …Вчера они говорили с Беатрис, и та обронила со смехом: – Заведи любовника, дорогая. Это не так и сложно, поверь. Иногда даже слишком легко. Тебе не составит труда соблазнить любого, кого только пожелаешь. Развлечешься, избавишься от тоски и скуки. – Я верна Эвану. – Милая, верность – это давно устаревшая добродетель. Сейчас супружеская измена не карается общественной моралью, наоборот – негласно ею поощряется. Если у тебя есть любовник, двое, трое – ты интересная и привлекательная женщина. – Двое?! Трое?! – И четверо, и пятеро, стоит тебе только пожелать. Только тогда уже могут и косо посмотреть. Из зависти. – Не хочу, Беа. Я предам себя и нарушу клятву, что давала перед алтарем. Когда я выходила замуж, то знала, на что шла, – и делала это раз и навсегда. Я не могу нарушать обещания, данные перед лицом Всевышнего. – Бог никогда не скучал настолько, чтобы заводить себе любовницу, милая. – Будь осторожней в выражениях, Беатрис. Не надо богохульствовать. …А может, Беа все-таки права, и Дарина чего-то не понимает в жизни. Гравий хрустнул под осторожными шагами, и, обернувшись, Дарина увидела на тропинке темный силуэт. Мужчина, высокий мужчина. Эван? Нет. Она поспешно схватила и надела маску, чтобы незнакомец не увидел темных кругов под глазами, ведь пудру она только что смыла, плеснув в лицо водой из фонтана. Никому не надо это видеть. Даже Эвану. Незнакомец остановился в нескольких шагах от нее. – Добрый вечер. – Она произнесла это почти спокойно и улыбнулась – своего рода визитная катрочка вежливости. Он ничего не ответил, преодолел разделяющее их расстояние и присел на бортик, по другую сторону от свечи. Лицо закрыто черной полумаской, и костюм темный. Носит траур? Нет, в трауре на маскарады не ходят. – Непохоже, – голос низкий, глуховатый. – Простите? – слегка опешила Дарина. – На правду непохоже, – пояснил он, и Дарине показалось, что незнакомец сильно пьян. Говорил он медленно, с почти незаметными паузами, как будто собирался с силами, чтобы произнести следующее слово. На всякий случай девушка немного отстранилась. – Вы сказали, что вечер добрый, а ваш голос говорит о другом. Дарина покачала головой. – Я пытаюсь быть вежливой. Он усмехнулся. – Полноте, какие церемонии! Обстановка немного неофициальна. – Разве в обстановке дело? – Голова разболелась еще больше. – Именно в ней. – Он шумно вздохнул. – Готов спорить: вы сбежали сюда от круговерти бала не для того, чтобы вновь наткнуться на церемонии. Наоборот, их вы оставили в зале. – Я только сказала «добрый вечер», – начиная сердиться, произнесла Дарина. Неожиданно он соскользнул с бортика, опустился на колено и взял в ладонь руку девушки. Дарина растерялась настолько, что отдернула руку лишь после того, как странный человек запечатлел на ней легкий поцелуй. – Простите, – сказал он, не поднимаясь с колена. – Я устал, я много выпил, у меня отвратительное настроение и мне хочется довести до слез хоть одну женщину или до дуэли – хоть одного мужчину, чтобы… неважно. Вы тут совершенно ни при чем. Извините меня. Добрый вечер. Он поднялся и сел обратно на бортик. Дарина была окончательно сбита с толку. – Мы знакомы? – осведомилась она. Какая чушь, ведь они в масках. Это дает право общаться со всеми, как с незнакомцами. – Вряд ли. А если бы и были – это ничего не меняет. У нас ведь сегодня бал-маскарад… Хотите выпить? Дарина покачала головой и решительно встала. Надо ехать домой, пока Эван не ищет ее по всему Соммерсет-хаусу. Да и неизвестно, на что способен этот человек. Может быть… и предполагать не хотелось. – Мне пора. Он кивнул и вдруг засмеялся – Дарине показалось, что издевательски. – И вам пора. Всем пора, у всех вдруг не находится времени, чтобы поговорить с бедной пьяной маской… Не бойтесь, леди. Я вовсе не настолько пьян, чтоб потерять контроль над собой и совершить нечто… непристойное. Если вам и вправду надо идти – идите. Не буду вам мешать. Бутылка у него, как выяснилось, была припрятана тут же, у фонтана. Мужчина достал и два бокала, налил в оба, один не глядя поставил на бортик, а из другого отхлебнул. – И почему вы до сих пор здесь? – Сама не знаю. – Дарина взяла бокал. Посетившее ее желание напиться – вдруг голове поможет – растворилось после первого же глотка. Ведь совершенно очевидно, что не поможет, так зачем?.. – Хм. – Незнакомец смотрел на нее, и в темноте нельзя было понять, улыбается ли он или хмурится, или и то и другое – одновременно. – Значит, все-таки решили присоединиться… Я рад. – Он приподнял бокал. – Давайте выпьем. – За что? – За будущее. Чье бы то ни было. Она коснулась своим бокалом его бокала. – Пусть так. Пока Дарина мелкими глотками пила вино, незнакомец встал с бортика и и сел на землю, прислонившись к холодной стенке бассейна и крутя в руках бокал. Запрокинув голову, он посмотрел в небо. Дарине было прохладно, но уходить почему-то расхотелось. Может быть, потому, что этот разговор совсем не вязался с ее обычным существованием. Напиться словами, а не вином – тоже неплохая идея. Незнакомец вдруг спросил: – А вы когда-нибудь сомневались в Боге? – Н-нет. Никогда. В Нем – никогда. – А я вот иногда сомневаюсь. Христианин из меня неважный. – Бог спасает, знаете ли. – Такая ночь, такая встреча – самое время, чтобы говорить о Боге! – Кажется, он улыбался. – Нет, правда. Все эти люди там, в доме, не стали бы поддерживать эту беседу, а она мне очень нужна. Вы ведь не против, леди? – Нет, совсем нет. Но разве вам не с кем поговорить? – Не сегодня. Из дома доносились звуки вальса. Незнакомец некоторое время слушал музыку, отбивая пальцами такт. – Однако, почему бы не выполнить некоторые условности? – Он неловко поднялся, но на ногах устоял, и отвесил Дарине поклон. – Вы не откажете мне в одном танце, леди? Ну вот, стоило сбегать из бального зала… Но этому человеку можно улыбаться без усилий. – Нет, не откажу. – Почему бы и нет? Дарина не знала, сколько длился вальс. Музыки она не слышала. – Вы хорошо танцуете, – сказал он через несколько мгновений. – Вы тоже. Его рука коснулась ее руки, и, подняв голову, Дарина попыталась разглядеть лицо незнакомца. Бесполезно. Тень шляпы с пером мешала это сделать, а луна играла тенями, и единственное, что удалось разглядеть девушке, – это четкие, скульптурно вылепленные губы. Пока что хватит и этого. Маска, маска, кто ты? – Вы уверены, что вы – не лунный свет? – он улыбался. – Так легки… воздушны… – Может быть. – Может быть? Хорошо, тогда я скажу вам, кто вы. Вы родились из лунного света прямо сейчас, тут, у фонтана. Вы родились специально для того, чтобы усталый путник – я – смог поговорить с вам, дочерью луны. Это ведь правда, скажите? – Может быть! – она закрыла глаза и тихо засмеялась. – Но луна скоро исчезнет с небосклона, – продолжил он, внезапно пошатнулся, но тут же обрел равновесие. – Луна исчезнет, и исчезнете вы, растворитесь в сиянии утра. А я проснусь у фонтана, и меня доставят домой и уложат спать, а днем у меня будет похмелье, и… Ничего приятного. Волшебство всегда исчезает к утру. – Остается один выход – жить ночью, – Дарина и вправду чувствовала себя легкой, как свет. – Всегда жить ночью, чтобы не терять волшебство. – Это неплохая идея, – задумчиво сказал он. – Это неплохая идея… Если бы было время жить. Он остановился так резко, что Дарина едва не упала. – Вы умеете хранить тайны, леди в маске? – Рискните. Незнакомец покачал головой. – Пожалуй, придется. Такое подходящее время, и я достаточно много выпил, чтобы разговориться и набраться храбрости сказать… Нет, я выпью еще. – Он отпустил ее и шагнул к фонтану, налил себе вина, выпил залпом. – С вами все в порядке? – спросила Дарина. В ней поднималось смутное беспокойство. – Нет. Что ответить на это, она не знала, просто молча прошла к фонтану, опустилась на бортик, сложив на коленях руки. Незнакомец коснулся пальцем лужицы набежавшего воска, посмотрел на быстро остывающую пленку, оставшуюся на коже. – Это вы зажгли свечу? – спросила Дарина, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Я. Искал чуть-чуть романтики, знаете ли. – Нашли? Он глянул на нее. – Похоже, да. Дарина зачем-то кивнула. Вдруг ей стало неловко. Сколько минут они знакомы? Очень мало. Незнакомец снова сел на землю, прислонившись спиной к бортику фонтана. Неожиданно для себя Дарина сделала то же самое. – Вы испачкаете платье. – Разве в платье дело, милорд? Он пожал плечами. – Обычно молодые дамы… Хотя вы – лунный свет. К лунному свету прах земли не липнет… Он замолчал, взял бокал, плеснул туда еще вина. Дарина не знала, не понимала, что происходит. Она сидит здесь и разговаривает с этим незнакомым мужчиной, приворожившим ее несколькими фразами. Всего несколько фраз… Когда она впервые встретилась с Эваном, они говорили – ни о чем. Он спросил, как она себя чувствует, и она ответила – хорошо. Он сделал ей комплимент по поводу ее платья. Она сказала, что погода сегодня прекрасная, не правда ли, а Эван ответил, что несомненно, однако на следующей неделе ожидаются дожди. Она сказала… Они ничего не сказали, на самом деле. А этот спросил, сомневалась ли она в Боге. Незнакомец чего-то ждал, изредка поглядывая на Дарину. Она отогнала воспоминания. – Вы хотели мне что-то рассказать, милорд. – Да, – глухо откликнулся он. – Я готова выслушать вас. – Вы уверены? Дарина улыбнулась. – Я умею слушать. Это – одно из моих лучших качеств. – Не представляю, чтобы были худшие. – Вы совсем меня не знаете… – Да? – в его голосе сквозило удивление. – А мне кажется, знаю. – Две минуты? – Мне почему-то кажется, что гораздо дольше. Она зябко повела плечами – ночь, все-таки, была прохладной. – Моя ноша может оказаться тяжелой для ваших хрупких плеч, леди. – Вы назвали меня лунным светом. Рассказывайте. Лунный свет выдержит все. Столько людей разговаривает с луной, она давно привыкла… – Луна остается равнодушной… – А я не останусь. Говорите, милорд, прошу вас. Незнакомец долго молчал. Потом усмехнулся. – Ладно, я напросился сам, а теперь – словно юная девушка пред брачным ложем… простите. Хорошо… Он глотнул еще вина. Помолчал. Дарина ждала. – Наверное, вы не поняли, почему я так вел себя вначале, – сказал он наконец. – Придирался к словам. Я хочу, чтобы вы помнили: это не оттого, что я сильно пьян или изначально невоспитан… В последнее время я не живу – я доживаю. Дарине стало еще холоднее. У нее появилась смутная догадка, и многое она отдала бы сейчас, чтобы она не подтвердилась… – Только не это! – выдохнула она. – Я умираю, леди. Вот здесь, – он коснулся пальцем своего лба, – что-то сломалось. Не знаю уж, как это может быть… Но может, если это убивает меня. – Господи! Дарина обхватила себя руками, а незнакомец продолжал говорить: – Я узнал это недавно. До этого не обращал внимания: головная боль – обычное явление при моем образе жизни… Но потом она стала невыносимой, и я все же решил поинтересоваться у Герберта об этой непреходящей мигрени. Результат налицо – я сижу здесь, напиваюсь и жалею себя. Это так приятно – жалеть себя… Ей было очень, очень холодно. – Потому простите меня, милая леди, – его речь снова была медленной, с ощутимыми паузами между словами, – простите за то, что вначале обошелся с вами грубо, и за то, что рассказываю вам это. Вам нельзя прикасаться к смерти, вы молоды, вы должны жить… – Он закашлялся. – Извините, леди. Наверное, мне не следовало ни говорить этого, ни вообще приходить сюда… – Не делайте этого, – сквозь зубы сказала она. Он вскинул голову. – Не делать… чего? – Никогда не говорите мне «прости», – Дарина сама не заметила, как ее рука потянулась к руке незнакомца и стиснула ее. У него оказались длинные крепкие пальцы; они чуть вздрагивали в ее ладони. – Никогда не смейте этого делать. Вы не должны извиняться. Он медленно выдохнул. – Вы… вы неправы, – он покачал головой. – Я не должен был… – Не нужно об этом! Вы рассказали. – Лунному свету, – улыбнулся он. – Который никогда не предаст. Который умеет слушать. И вы можете сказать мне еще. Все что угодно. – Еще? – Незнакомец вырвал свою руку из ее руки, вскочил. Он ходил взад-вперед по площадке, а Дарина следила за ним, не вставая с земли. – Что может быть – еще? Хотя… да. У меня останется сын. – Сын?.. Значит, вы женаты? – Она умерла, – просто ответил незнакомец. – Простите… – выдохнула Дарина. Неожиданно он засмеялся. – Ну вот видите, вы сами нарушаете… Ничего. Все улеглось, давно. Да, она умерла, и в этом тоже был виноват я. Ей внезапно захотелось приласкать незнакомца. Обнять его, положить его голову себе на грудь и утешить: «Ничего. Ты обязательно будешь жить. Только верь». Это ее испугало. – Сколько лет вашему сыну? – Дарина решила сменить тему: лучше не напоминать ему о смерти. Незнакомец и правда светло улыбнулся. – Почти шесть… Александер – очень самостоятельный молодой человек, самостоятельнее меня, с замашками маленького деспота. Настоящий лорд. Вот и сегодня наказал: «Возвращайся домой не поздно, папа. Я хочу, чтобы ты рассказал мне сказку». Вот так вот, уважаемая леди, сказку! Про храброго рыцаря Галахада, надо полагать. Он очень любит сказки про рыцарей. У него есть легкие доспехи и меч, такой, чтоб он мог поднять. Я учу его сражаться. – На шпагах? – Нет же. На мечах. Я не люблю шпаги. – Он встал, поднял с земли прутик и сделал несколько резких движений. – Так, так и вот так, и туше… Узоры рисовать. Техника владения шпагой гораздо сложнее, но… Он увлекся, говорил, показывал… Дарина кивала, внимательно слушала, но в глубине души все еще таилось озерцо холода. И останется там, поняла она. Когда она придет домой и ляжет в кровать, когда ее тело согреется – она будет ощущать внутри холод. Этого живого, настоящего человека скоро может не стать. Кто он такой? Не так и важно… Разве много значит имя? Имена и титулы – это мишура, как и сегодняшие карнавальные костюмы. «Но, надевая маску, часто мы освобождаем себя, становимся настоящими. Не видя лица, зная, что не видят твоего, ты можешь позволить себе творить, что твоей душе угодно, – можешь позволить себе быть собой, и все твои поступки спишут на маску…» Незнакомец бросил прутик на землю. – Алекс – очень способный мальчик. Я так горжусь им и так рад, что он есть у меня. – Дети – это прекрасно… – Простите! – спохватился он. Дарина шутливо погрозила ему пальцем. Он махнул рукой – дескать, вырвалось, что поделаешь, – и продолжил: – Я все время говорю о себе. Я эгоист. Это заметно, не так ли, леди? Я не спросил у вас ничего, лунный свет, только говорю сам… – Вы? Ну что вы! Я рада, что вы делитесь со мной. Не отступайте. Хорошо? Он кивнул. – Вы замужем? Дарина помедлила мгновение. – Да. – У вас есть дети? – ей показалось или его голос и вправду немного потускнел? – Нет, к сожалению, нет. – Вы хотели бы? – Очень. – Она отвернулась. Они с Эваном пытались три года… На глаза непроизвольно навернулись слезы. Это была самая большая ее боль, загнанная так глубоко, что иногда казалось – ее нет. А может, она просто растворилась в крови. И вдруг, от слов, сказанным с неподдельным интересом и участием… Незнакомец быстро шагнул к Дарине и приподнял ее подбородок – как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-под маски скатилась слеза. – Так больно, да? – спросил он прерывистым шепотом и внезапно обнял Дарину и прижал к себе. Она задохнулась от нахлынувших чувств и крепко зажмурилась, чтобы ни одна слеза больше не прорвалась. Руки незнакомца очень тяжело лежали на ее плечах, но Дарине почему-то не хотелось отодвигаться. Может быть, потому, что это был человек, так искренне посочувствовавший ей – нет, даже не так. Тот, кто ее понял. А если это после двух слов может понять абсолютный незнакомец – значит, это не так уж сложно понять? Ох, Эван… Дарина слегка отстранилась, и он сразу отпустил ее, не навязываясь. Другой попытался бы воспользоваться ситуацией, но этот… – Успокоились, лунный свет? – он попытался заглянуть ей в глаза. Дарина подняла голову. – Почти, – и добавила: – Спасибо. – Не надо, – он качнул головой. – Вы понимаете, за это спасибо не говорят. Не словами, – он быстро, коротко улыбнулся и шагнул к фонтану. Подобрал упавшие бокалы, прополоскал их в воде. – Идите сюда, леди в маске. Выпьем еще. Кажется, в вине содержится истина, но я ее не встречал. А еще оно помогает забыться. Сейчас Дарине показалось, что он прав, хотя в глубине души она ощущала: это не так. Но ей и вправду хотелось забыть. Она приняла из рук незнакомца ледяной бокал. – За исполнение желаний, – сказал мужчина. Дарина глотнула и едва не поперхнулась: глоток отдался в ушах неожиданным грохотом. Луна упала?.. Нет, это всего лишь начинался обещанный хозяевами бала фейерверк. Вокруг стало светло, как днем. На крыше дома крутились огненные колеса, разбрасывая снопы ярких искр, в небе таяли сполохи огня. Незнакомец поднял голову и смотрел вверх. Дарина тоже сначала посмотрела туда, потом – на него. Тени лежали на его скулах, маска скрывала лицо. Сорвать, сделать вид, что пошутила? Нет… Это будет как предательство. – Бал завершается, – громко сказал незнакомец, не глядя на Дарину. И ей опять стало холодно. – Мне пора, да и вам, наверное, тоже. – Он наконец опустил голову и взглянул на нее. – Это был странный вечер, прекрасная леди. Но я бы не отказался от него никогда. – Он шагнул к Дарине, взял ее ладонь и коснулся губами, как в начале разговора. Только теперь она не отдернула руку. – Я бы тоже не отказалась… – Это о чем-то говорит… – Он коснулся двумя пальцами полей шляпы. – Позвольте откланяться, леди в маске. Еще раз прошу прощения, если я сказал что-то не так и оскорбил ваши чувства, и… Было в этом что-то фальшивое. Не чувствовалось в его голосе ни беспечности, ни веселости. И Дарина словно через рубеж шагнула: – Не называйте меня «леди в маске», пожалуйста. У меня есть имя. Он придвинулся. – Что есть имя? Такая же маска, леди. – Зачем? Зачем сейчас эта… философия? – Вы правы, – он устало отвернулся, – незачем. Она дотронулась до его руки и сказала шепотом: – Меня зовут Дарина. Она ожидала, что и он скажет свое имя. Но незнакомец только удивился слегка: – Так необычно! В первый раз встречаю женщину с таким именем. – Это русское имя. Вернее, украинское, только там оно звучит немного по-другому – Дарына. А в мое еще Дарию добавили – и вот, получилось. Оно вообще – мое. – Вы русская? – Наполовину. До десяти лет я жила в России. Мой отец – англичанин, он был тогда послом в Петербурге. После смерти мамы мы переехали сюда. – Дарина… – повторил он вполголоса, будто пробуя имя на вкус. – Как красиво, леди. Все верно. Странная ночь, и вы необычны тоже… Лунный свет не могут звать Джейн или Мэри. Дарина. Да. Ваше. Она улыбнулась. Незнакомец снова поклонился. – Я все же вынужден покинуть вас… – Неподалеку послышался смех. – Сюда сейчас придут. Прощайте, Дарина. Я рад, что встретил сегодня вас. – Мы не увидимся больше? – тихо спросила она. Горло сжималось. Он покачал головой. – Нет. – Почему? – Зачем это? Будет только боль… Ваша и моя. Прощайте. Мужчина шагнул прочь. Дарина молча смотрела ему вслед. Он остановился. Вернулся. Опустился на колено. Взял обе ее руки в свои. Посмотрел на нее снизу вверх. И произнес только одно слово: – Иэн. Потом он встал, повернулся и пошел прочь, уже не оглядываясь, и растворился в наступившей темноте. Дарина медленно опустилась на бортик. Рядом догорала рыжая свеча. На плитах лежал брошенный бокал. Дарина подняла его и поставила на бортик. Фейерверк кончился, и ничто теперь не соперничало с лунным светом. Журчала вода в фонтане. Все, как несколько минут назад… Как тысячу лет назад. Она прислушалась к своим ощущениям. Что-то было не так. Чего-то не хватало. Потом поняла. Головная боль удалилась, не попрощавшись. Глава 2 Дарина свернулась клубочком под одеялом и обхватила себя руками за плечи. Марион погасила свечу, уходя, и сейчас в комнате царил полумрак. Полной темноты не было: в окно, полузакрытое занавесями, заглядывала луна. Это была все та же луна, которой давно нужно было зайти, но она продолжала светить – в лицо Дарине. Эван сегодня спал в своей комнате; после вчерашней размолвки Дарина не хотела его видеть здесь. Вот уже вторую ночь она спит одна. Она прислушалась к себе: это плохо? Нет. Она была рада, что можно отдохнуть от Эвана, от его ласк и слов, которые не затрагивали ее… в большинстве случаев. Вчера они задели тебя очень сильно, напомнила она себе. Настолько сильно, что ты полночи поливала слезами подушку, а остальные полночи тебе снились громадные светлые сны, и, проснувшись, ты опять плакала… Эван не видит в происходящем ничьей вины, кроме ее, Дарининой. Ему и в голову, наверное, не приходит, что в отсутствии у них детей может быть виноват и он сам. Она прекрасно понимала, что ему уже сорок три, и поэтому для него дорог каждый год, поэтому он так озабочен проблемой продолжения рода. Дарина никогда не думала раньше, что это может быть проблемой. Однако она напомнила себе, что все могло бы быть гораздо хуже, если бы Эван не любил ее. Ее жизнь сейчас нельзя назвать райской, но если бы не любовь Эвана, она жила бы в аду. Надо благодарить Бога, что она вышла замуж за такого мужчину… «Благодарить? – взвилась в ней в который раз яростная мысль. – За что?! Если бы мне позволили выбирать, я вышла бы замуж по любви! И сейчас могла бы любить и быть любимой! У меня могли бы быть дети… если я могу их иметь. Как много „бы“…» «Прости меня, Господи. Ты не виноват…» Она закрыла глаза. Надо попытаться уснуть, иначе завтра придется не вставать с постели. Но под закрытыми веками не было спасительной, успокаивающей темноты: там тоже светила луна и журчал фонтан, и жила тень… Иэн. Дарина рывком села на кровати. Нет, уснуть она не сможет, по крайней мере, сейчас: слишком свежа память о событиях прошедшего вечера. Он все-таки сказал ей свое имя. Что это значит? Его доверие? Но почему он вообще доверился ей? Почему рассказал о себе, о своей боли? Что вообще нес в себе этот судорожный разговор у фонтана? Иэн. Она попробовала произнести имя вслух, но голос оказался хриплым и слабым. Дарина покачала головой. Лучше уж произносить про себя… «Зачем ты это делаешь? – требовательно вопросил внутренний голос. – Ты рискуешь, не так ли? А если узнает Эван?» «Узнает о чем?» «Хотя бы о том, что ты провела с незнакомым мужчиной наедине весь вечер». «Но мы не занимались ничем предосудительным». «Попробуй объяснить это другим». «Нас никто не видел». «Ты уверена?» Нет, Дарина не была уверена. И до сего момента ее абсолютно не волновало, видел ли ее кто-нибудь или нет вместе с… Иэном. Кто бы он ни был. «А он сам? Если он…» «Как ты можешь?!» Ждать подлости со стороны этого человека само по себе было подло. Дарина отбросила эту мысль. Нет, такие, как Иэн, не предают. «Откуда ты знаешь? – безжалостно возразил внутренний голос. – Он наговорил тебе столько всего… зачем?» «Ему больше не с кем было поделиться…» «Ха! Не смеши меня, детка! Ты не единственная на свете, кто умеет слушать. Наверняка у него множество друзей и подруг, которые могут утешить его. Он мог рассказать тебе историю насчет болезни, так как рассчитывал на что-то определенное». «На что?» «Догадайся». «Тогда почему он не воспользовался моментом? Было много удобных случаев…» «Возможно, он собирался, но не успел. Бал закончился, рядом находились люди…» Дарина вспомнила голос Иэна. «Вам нельзя прикасаться к смерти…» А как он говорил о сыне? С такой теплотой и искренностью… Дарина вспомнила, как плакала, прижавшись к его груди, и внутренний голос умолк. Не мог такой человек быть обманщиком. Не мог. А если мог, то почему тогда он… понял? «Это может быть расценено как измена, – оказывается, внутренний голос еще не был побежден. – Если Эван узнает, что ты делала в саду и с кем…» «А с кем? Я не знаю, кто он такой. Только имя». «Есть ли разница? Даже хуже: неизвестно с кем, и он обнимал тебя…» Иногда Дарине очень помогал этот скептический внутренний голос. Но сейчас он ее раздражал. «Иэн утешал меня». «Он обнимал тебя, и если об этом узнают, будет скандал». «Какое мне дело до скандалов? Сколько любовников у Беа – я не знаю, но разве она хоть раз была замешана в скандале? Нет. Неужели я глупее ее?» «Ты уже возвела Иэна в ранг любовника?» Эта мысль огорошила Дарину. Она встала и подошла к окну, села не подоконник, раздвинув занавеси. Луна светила спокойно и мирно. «Лунный свет…» – будто шепнул кто-то на ухо. Дарина взрогнула. Что с ней творится? Чем ее так приворожил этот человек? «Тем, что он похож на тебя, – грустно пробормотал внутренний голос. Скептицизма в нем поубавилось. – Тем, что его боль тебе близка. Ты приняла его боль на себя, не так ли?» «Так», – вздохнула Дарина. «А еще тем, что в нем столько спокойствия и печали, что тебе хочется кричать». Мысли ее смешались. Что же сегодня произошло на самом деле? Она не знала, а может, боялась об этом думать, додумывать мысль до конца… Как жаль, что она больше не увидит Иэна. Ей так хотелось спросить его… о многом. А может, он еще вернется? Через два дня назначен большой бал-маскарад у графа Литлби. Дарина не собиралась принимать приглашение – граф и его жена, напыщенно-аристократичные, были невыносимо скучны, – но, возможно, стоит это сделать? А если Иэн не появится, она больше не будет искать его. Внезапно ей сильно захотелось спать. Она слезла с подоконника, добрела до кровати и залезла под одеяло. «…Вы – не лунный свет?» – вспомнился обрывок фразы перед тем, как Дарина провалилась в сон. Утро было пасмурным и холодным, низкое серое набо нависло над крышами Лондона. С моря налетел порывистый ветер, он рвал облака, и они плыли неопрятными клочьями. В такой день не хочется подниматься с постели, не то что ехать куда-то. Но Дарина обещала Беа, что не преминет появиться у нее сегодня и поделиться впечатлениями о прошедшем бале. Это был первый крупный бал сезона, и его должны сейчас обсуждать во всех салонах, гостиных и будуарах. Не принять участия в этом обсуждении, считала Беатрис, – признак дурного вкуса и неуважения к Соммерсетам. А выказывать им неуважение осмелится далеко не каждый. Дарина не осмеливалась, тем более что искренне уважала старого герцога. Поэтому к выбору наряда она подошла со всей тщательностью и, наконец, остановилась на прекрасном лазурном платье, расшитом серебром по подолу и манжетам. Дарине, с ее темными волосами и светло-голубыми глазами, очень шли яркие цвета. К тому же серебро… Лунный свет. Дарина завтракала в величественной столовой, которая всегда казалась ей немного мрачной: обшитая дубовыми панелями, на окнах тяжелые бородовые занавеси, и предки раздраженно глядят со стен. Почему не всех портретах у предков Эвана такие мрачные лица? И зачем было вешать эти портреты в столовой, а не в той гостиной, которой редко пользуются? «Конечно, мы не можем не показать всем, как древен наш род…» За завтраком Эван не появился; дворецкий Оливер шепотом сообщил хозяйке, что милорд приказал подать ему завтрак в кабинет. Дарина не была удивлена; наоборот, было бы в высшей степени удивительно, если бы Эван вышел к столу. «Он все еще зол на тебя. Ты могла бы преподнести ему все в несколько ином свете, смягчить тон, а не кричать на него». «Я смягчала тон три года. Я устала». «Ну и кого это волнует?» Дарина в раздражении положила ложку. Оливер выжидательно смотрел на хозяйку, ожидая распоряжений. – Оливер, прикажите подать экипаж, – Дарина скомкала салфетку, – и передайте моему мужу, что я отправляюсь к леди Беатрис Локфорд. – Хорошо, миледи, – дворецкий поклонился и бесшумно выскользнул из столовой, видимо, стремясь оказаться подальше от вставшей не с той ноги хозяйки. Дарина встала и подошла к камину, в котором с утра горел огонь, обогревая холодную комнату. Здесь было несколько уютней: не так давно Эван позволил ей внести кое-какие изменения в обстановку комнаты. Теперь тут стояла мягкая светлая мебель, и легкие занавеси на окнах были всегда раздвинуты. Забравшись с ногами в кресло, молодая женщина обхватила колени руками и прикрыла глаза. Несколько минут тишины, чтобы успокоить нервы, которые откликнулись на слова Оливера о муже как хрустальная ваза на удар молотка. Вот все, что нужно. Несколько минут тишины. Скрипнула дубовая дверь. Кто-то вошел, потянуло сквозняком, пламя в камине заметалось. Дарина не повернула головы. Она знала эти шаги. Эван. Тяжелая ладонь легла ей на плечо. – Прячешься от всех? – Только от себя, – печально усмехнулась она. Голос Эвана был немного виноватым. Значит, муж пришел мириться. За три года Дарина успела хорошо изучить его… только он до сих пор не знал, какая – она. Может быть, потому, что его это не слишком интересовало? Или он видел не ее, а кого-то еще? – И как, успешно? – Нет. Он усмехнулся, ладонь скользнула по ее шее, осторожно приласкав. – Тогда, может, следует заняться чем-то более полезным? Дарина наконец подняла голову. Эван смотрел на нее без улыбки, вопросительно, почти требовательно. «Ты простила? – спрашивал этот взгляд. – Прости, потому что мне не хочется больше спать одному…» Но чего в этом взгляде не было, так это раскаяния. Если Эван раскается в своих словах, которые он периодически бросает Дарине, – среди лета пойдет снег. Молодая женщина горько улыбнулась про себя. Mea culpa[1 - (лат.) Моя вина.]. Всегда. Она выдавила из себя улыбку. Эван сразу просветлел, присел на подлокотник, приобнял жену за плечи. Она положила голову ему на грудь. – Оливер сказал, ты собираешься к Беатрис. – Да. Он бросил взгляд в окно: – В такую погоду? – Может, еще выглянет солнце… – Вряд ли, дорогая. Скорее, зарядит дождь. Дарина помолчала. – И что ты предлагаешь? – К черту Беатрис, – с наигранной веселостью воскликнул Эван и добавил интригующим шепотом: – Я так соскучился… Более явственного приглашения в супружескую постель нечего было и ждать. Но Дарине не хотелось сейчас идти с Эваном наверх, улыбаться в ответ на его шутки, принимать ласки… Ей было хорошо с Эваном, но… не сейчас. Она, полуприкрыв глаза, слегка отстранилась и посмотрела на мужа. Эван в свои сорок три выглядел на тридцать пять; многие женщины призывно улыбались ему, хотя красивым его назвать было нельзя – скорее, обаятельным. Белокурые волосы, усы, хорошая осанка и темные, как безлунная ночь, глаза. И к тому же любит жену, по-своему. Многие отдали бы все, чтобы заполучить такого мужа. Дарина не отдала бы, а ее посчитали бы дурой. Наверное, в чем-то это было бы справедливо. – Прости, – она коснулась его щеки, – я не могу сегодня… Эван скривился, но, видимо, решив, что не стоит затевать новую ссору, только что завершив старую, кивнул: – Хорошо. Как пожелаешь. Делает мне одолжение, с неожиданной злостью подумала Дарина. Господи, а он этого даже не замечает… Полагает, что видит ее насквозь. Она с трудом подавила раздражение. – Ты хочешь поехать к Беа со мной? – Увольте, леди! – Муж замотал головой в шутливом страхе. – Один я в женской компании… Разговоры о платьях и чьих-то любовниках – не по мне. Дарина заставила себя рассмеяться. – Ты преувеличиваешь, дорогой. Мы говорим не только об этом. – В основном об этом, – продолжал настаивать Эван. – А в остальное время – о последних приемах и о свежих сплетнях… – Это не сплетни, дорогой. Мы всего лишь обсуждаем новости. – Ага, как же… – Эван улыбнулся жене. Он просто излучал властное обаяние. – Может быть, ты не поедешь к Беа? – Куда же еще? – Я приглашаю тебя в кондитерскую. – Дарина была жуткой сладкоежкой, и муж любил потакать этой ее слабости. Дарина слегка нахмурилась. – Вот как! – В честь нашего примирения, – поспешно объяснил Эван. – Я подумал, что это было бы… – …приятно, – закончила Дарина, кивнув, и благосклонно взглянула на мужа. – Я принимаю ваше предложение, сэр, – церемонно сообщила она и вскрикнула от неожиданности, когда Эван подхватил ее и закружил по комнате. – Сумасшедший! Ты меня уронишь! – Никогда! – Эван опустил ее на пол и заглянул ей в глаза. Дарина выдержала взгляд. – Никогда тебя не уроню и не отпущу, дорогая. Ты – моя. Я не отдам тебя ни смерти, ни кому-то еще. Его губы нашли ее губы, и время становилось – или растянулось до бесконечности, что, в общем-то, одно и то же. За окнами собирался дождь. Глава 3 Два дня до бала у Литлби прошли в нетерпеливом ожидании. Даже Эван начал удивленно поглядывать на нее: он знал отношение Дарины к устроителям приема и недоумевал, отчего она вдруг с энтузиазмом ухватилась за это приглашение. Впрочем, восторг, с которым жена отзывалась о своем новом бальном платье, Эвана убедил: он пребывал в святой уверенности, что тряпки для женщин стоят если не на первом месте, то уж наверняка на втором – после мужчин. Дарина не стала разочаровывать мужа. Все что угодно, лишь бы он не догадался… О чем? О том, что платье было цвета слоновой кости. Цвета луны. Что нитки жемчуга в волосах – тоже лунные. Лунный свет. такать этой ее слабости. ана. чески Она сама не отдавала себе в том отчета, но ее желание отыскать на празднике Иэна и еще раз поговорить с ним незаметно окрепло и превратилось едва ли не в навязчивую идею. Внутренний голос, пытавшийся убедить Дарину в том, что шансы на такое свидание не слишком велики, был безжалостно подавлен аргументом: попытаться не мешает никто. «А Эван?» – пискнул внутренний голос, после чего подозрительно вздохнул и больше не напоминал о себе. О своих ощущениях Дарина старалась не думать, как и о том, почему она все это делает. Ей казалось, что это – всего лишь дань принципам, на которых построена ее жизнь: поговорить с Иэном означало помочь ему, а она никогда не отказывала в помощи тем, кто нуждался в ней. Но почему тогда, едва она вспоминала его глубокий голос, медленно произносящий слова, по спине ее пробегал холодок? Вот об этом ей и не хотелось думать. Даже Беатрис обратила внимание на необычное состояние подруги. Когда Дарина все же навестила ее в день перед балом, Беа, пристально наблюдавшая за ней все первые пятнадцать минут разговора, неожиданно прервала свой увлекательный рассказ о любовницах барона Херефорда на середине и, внимательно заглянув подруге в глаза, поинтересовалась: – Дорогая, что терзает твою душу? Право, ты сама не своя. Твой напыщенный муженек снова обошелся с тобой гадко? – Нет, что ты, – тихо возразила Дарина. Последние два дня Эван был сама предупредительность и любезность. Старался угадывать ее желания, а сегодня утром, проснувшись, она обнаружила на подушке рядом с собой только что срезанную в оранжерее бледно-розовую розу. И, коснувшись губами лепестков, Дарина отчего-то почувствовала себя виноватой… – Нет, дело совсем не в Эване. – Тогда в чем же? – Эта ужасная погода, – Дарина махнула рукой в сторону окна, – действует мне на нервы. Хочу солнца и тепла. Ненавижу холод. Беатрис рассеянно покивала. Ее ярко-рыжие волосы, уложенные в изысканную прическу, заколыхались. – Да, лето кончилось, ничего с этим не поделаешь… – Она вновь пристально взглянула на подругу. – И все же, дорогая, думаю, не в этом причина твоего странного настроения. Кажется, ты что-то от меня скрываешь. Возражать было бесполезно: они с Беа были знакомы столько лет, что могли общаться без слов. Поэтому Дарина не стала ничего отрицать. Она помолчала, разглядывая узор на чайной чашке, и наконец сказала неохотно: – Прости, об этом сейчас мне не хотелось бы говорить. Брови Беатрис взлетели; она откинулась в кресле. – Вот как! – Да, так, – Дарина вздохнула. Иэн не брал с нее слова, что она будет молчать о той единственной, на его взгляд, встрече, но отчего-то ей не хотелось делиться этим ни с кем. Даже с Беа. Дарине казалось, что если она выскажет все свои мысли и сомнения вслух, они окажутся смешными и глупыми, и кончится тем, что она откажется от завтрашнего визита, чувствуя себя неловко – даже перед человеком, которого никогда больше не увидит. А ей хотелось увидеть его еще раз. – Ну что ж… – Беатрис снова пронзила ее взглядом, как шпагой. «Как мечом», – неожиданно поправила себя Дарина. – Если не хочешь, заставлять тебя я не стану. Но, надеюсь, рано или поздно… – Она сделала многозначительную паузу. – Само собой разумеется, – кивнула Дарина, испытывая облегчение оттого, что не придется отнекиваться, тем самым еще больше разжигая любопытство подруги. Беа смотрела на нее заинтересованно, но молодая женщина сделала вид, что не замечает этого взгляда, и заговорила о другом. Результатом ее душевных метаний оказалось то, что к тому времени, когда нужно было собираться и выезжать, она была вся на нервах. Когда Марион укладывала ее волосы в модную прическу, Дарина сидела, смотрела на себя в зеркало, кусала губу и теребила оборку лифа. Ей казалось, она едет не на бал, а на войну. Когда она спустилась по лестнице и подала руку восхищенному Эвану, то едва не споткнулась, и от мужа не ускользнуло ее волнение. – В чем дело, золото мое? – поинтересовался он нежно-насмешливым тоном. – Боишься помять платье? – Он окинул взглядом ее лунный туалет с серебряной отделкой. Сам Эван предпочел сегодня темный костюм, но – вот совпадение! – тоже с серебром. – Не огорчайся: если такая беда случится, я куплю тебе новое. – Не в платье дело, – Дарина коснулась шеи, решив отделаться от вопросов мужа одним проверенным способом. – Я опасаюсь за драгоценности. Он тронул пальцем самый большой сапфир в ее ожерелье. – Не стоит, дорогая. Кому они могут понадобиться на этом балу? – Ты прав, я сама создаю себе проблемы, – она улыбнулась, кивнула и приказала себе успокоиться. В конце концов, то, что она сказала сейчас Эвану насчет проблем, – чистая правда. Впрочем, когда они прибыли к графам Литлби, Дарина почти взяла себя в руки. Она вышла из кареты и подняла голову: дом светился множеством разноцветных огней, сияние которых не мог оскорбить даже зарядивший дождь. Да, сегодня о прогулках по саду можно не мечтать… Дарина глубоко вздохнула и вошла вслед за Эваном в таинственно полутемный холл. Они приехали к началу бала, и пока собралось относительно немного народу – человек пятьдесят. Первым – Дарина могла дать голову на отсечение – наверняка явился граф Брайтон со своим многочисленным семейством: женой, пятью дочерьми и тремя сыновьями, плюс вечно сопровождавшим их вздорным стариком – отцом графа. Эта семейка была самой шумной среди собравшихся в гостиной; Дарина тихо простонала, сообразив, что сейчас ей придется общаться с ними, а старик Брайтон будет целовать ей руку, пуская слюни. Она умоляюще взглянула на Эвана, и тот, подмигнув ей (отчего Дарина слегка опешила), увлек ее в сторону – здороваться с хозяевами дома, тем самым временно избежав встречи с громогласными Брайтонами. Спасение было сомнительным: при виде графа и графини Литлби Дарина еле удержалась, чтобы не скривиться, но вместо этого нацепила традиционно любезную улыбку и подала графу руку для поцелуя. Эван уже коснулся губами запястья графини, с той же маской вежливого уважения. Иногда Дарина размышляла, не кажутся ли они графам Литлби такими же неинтересными? Сколько на самом деле фальши в этих с виду сердечных отношениях? – Дарин, дорогая! – Розалия Литлби, высокая, сухопарая женщина лет сорока, потянулась к ней. – Как хорошо, что вы с мужем приняли наше приглашение! – Мы бы не отказались от него, несмотря ни на что, – беззастенчиво соврала Дарина. – Даже на эту погоду. – Ах да, – Розалия брезгливо поморщилась. – Так неприятно… У нас великолепный сад; вы бывали в нашем саду, милочка? – К сожалению, не было возможности, – Дарина попыталась изобразить сожаление, что получилось весьма приблизительно. – Но как только она представится… – Я надеюсь, после зимы все-таки наступит лето, – Розалия нахмурилась, как будто ее недовольство могло заставить хмурую осень отступить, а зиму поскорей закончится. – Тогда нам всем станет жить значительно веселее, я полагаю… – Она переключила внимание на туалет Дарины. – Дорогая, вы великолепны! Кто вам шьет? «Вот так всегда. Те же разговоры и те же лица. Может, сбежать от них на необитаемый остров? Одной, и чтоб не видеть никого». Она весело рассмеялась в ответ на какую-то шутку графа Литлби, с трудом подавила смех и поняла, что потихоньку сходит с ума. Эван отправился к камину обсуждать со знакомыми последние политические события, что Дарину вовсе не интересовало. Если честно, она была рада на время освободиться от мужа. Он мил, он добр, он… но она его не любит. Раньше она спрашивала себя сотни раз: почему? До Эвана она не знала других мужчин, он относился к ней, как к величайшему сокровищу, которое является его личной собственностью. Возможно, именно это и убило в ней ростки любви… Она уважала Эвана, но – не любила. Гости постепенно прибывали. В конце концов они вынуждены были переместиться из просторной гостиной в бальный зал, где оркестр настраивал инструменты. В Дарине начала звучать напряженная музыка. Девушка любила танцевать, но не столько танец завораживал ее, сколько мелодия. Музыка – это величайшее изобретение человечества, думала Дарина. Она сама умела и любила петь, играла на гитаре, но когда в тишине начинала звучать скрипка – в ней натягивались все струнки, а по спине пробегал холодок. Или когда кто-то касался клавиш рояля или струн гитары… Это было – как разговор с вечным. Эван не разделял ее пристрастия к музыке. Он относился к этому снисходительно, полагая, что раз уж жена у тебя не затворница, а светская дама, то если она следует традициям света (а умение музицировать можно было отнести к таковым), в этом нет ничего предосудительного, но и ничего экстраординарного. Он мог послушать, как она поет, но в конце концов прерывал ее и возвращал с небес на землю, не подумав о том, что ей гораздо приятнее было парить в облаках. Нет, она не винила Эвана за отношение к ней. Разве можно винить человека за то, что он такой, какой есть? Но сейчас, слушая первую робкую дрожь скрипичных струн, к которым прикоснулся смычок, она вся напряглась, как лань, услышавшая подозрительный шорох. Полузакрыв глаза, Дарина подалась навстречу музыке. Это всегда было большим, чем просто музыка. Это было откровением. Эван подошел к жене и взял ее под руку. – Потанцуем? – Подожди, – шепнула она, но он услышал и не обиделся. Он знал, что Дарина всегда сначала слушает музыку, а уже потом позволяет себе отвлечься на танец. Через минуту она кивнула, и Эван вывел ее на середину зала. «Мне хочется танцевать. Мне хочется петь. Мне хочется стать музыкой». Эван о таких мыслях не подозревал. Он улыбался ей и что-то говорил – кажется, ехидничал по поводу мундира старика Брайтона; Дарина рассеянно отвечала. Ее веселье, которого и так было немного, улетучивалось на глазах. Она попыталась представить себе, что руки, уверенно ведущие ее в танце, – это не руки не Эвана, а того гипотетического возлюбленного, которого она, не признаваясь себе, до сих пор ждет. И безвкусное убранство зала волшебным образом превратилось в изысканное, и кругом сплошь приятные люди… Дарина тряхнула головой и открыла глаза. Музыка звучала, зал был освещен, и вокруг кружились пары… Ей внезапно стало дурно. Она пошатнулась. – Дарин! Что случилось? – Эван мгновенно уловил перемену в ее состоянии. – Давай… выйдем, – придушенным шепотом попросила она. В холле, где никого не было, ей стало лучше. Эван усадил ее в кресло в небольшой нише и принес бокал с водой – неизвестно, где он ухитрился раздобыть воду в этом царстве спиртных напитков, – и заставил жену выпить все до дна. Она благодарно кивнула и откинулась на подушки, понемногу приходя в себя. Эван придвинул себе кресло и сел рядом с женой. – Что с тобой такое? Она покачала головой: – Не знаю. Там так душно… – А может быть… – он с робкой надеждой коснулся ее живота. Дарине было жаль разочаровывать его, но… Ее взгляд сказал Эвану все. Он вздохнул и отвернулся. – Прости, – одними губами вымолвила она. Ну вот, опять она извиняется за то, в чем не виновата. – Ничего. – Он помолчал, и вдруг с неожиданной яростью обернулся к ней и сжал ее руку. До боли. – Когда, Дарин? Когда мы наконец сможем стать настоящей семьей? – Я не знаю, – это все, на что ее хватило. Кружилась голова. – А кто знает? – видно было, что он накручивал себя. – Я? – Не кричи на меня, – сказала Дарина шепотом. – Это невыносимо. – Гораздо невыносимее то, что у нас до сих пор нет детей, – сказал он тоже яростным шепотом. – Понимаешь? Нет. А я не молодею. Тебе только двадцать один, но мне-то уже гораздо больше. Пойми, я не могу терять время. Я хочу подержать на руках своего первенца, посмотреть, как растут наши дети… – Неужели ты думаешь, что я этого не хочу? – выдохнула Дарина. Эван долго испытующе смотрел на нее. – Откуда мне знать? – наконец обронил он. – Говорят, у женщин есть разные способы избавляться от нежелательной беременности. Дети – это означает заботиться о них, оставаться с ними дома, а не ездить на балы… Возможно, ты боишься именно этого? Она ничего не хотела больше ему говорить. Дарина чувствовала себя глубоко несчастной: он сейчас оскорбил ее, даже не заподозрив этого. Или наоборот – он очень хорошо понимал, что говорит? В любом случае, сегодня им больше беседовать не о чем. – Уходи, – сказала она вполголоса. Эван медленно поднялся, хотел что-то сказать, но, встретившись взглядом с женой, развернулся и пошел прочь – сначала медленнее, потом все быстрее. Наверное, он дьявольски сердит и обижен. Дарине было все равно. Она попыталась приподняться, передумала и забралась в кресло с ногами, невзирая на то, что драгоценное платье мялось. Обхватив колени руками, она закрыла глаза и попыталась отрешиться от всех проблем. Тишина. Только тишина и покой. Все хорошо, Дарина, все в порядке, ты не виновата ни в чем. Покой. И она разрыдалась. Из открытого окна в дальнем конце галереи долетал умиротворяющий шум дождя. Слезы остановились, и пришла странная пустота. Дарина завернулась в нее, как в плащ. Вот так. Никто меня больше не обидит. Она услышала шаги. Шли двое мужчин; они говорили вполголоса, и нельзя было разобрать, о чем. Дарина сжалась в своем кресле: нельзя, чтобы ее обнаружили здесь в таком состоянии, особенно если это кто-то из знакомых. Не нужно выставлять напоказ свою ссору с Эваном, это не для чужих глаз. К счастью, в холле было полутемно, и свечи горели в основном в другом конце огромного помещения. Кресло, в котором она сидела, стояло у низкого столика в небольшой нише, полузакрытой расшитой занавесью. Дарина почти перестала дышать. Если не шевелиться, ее не заметят, а когда эти двое уйдут, она выберется отсюда и найдет себе убежище поукромнее. Пока она не успокоится, нельзя появляться в зале. Как назло, мужчины остановились у нее за спиной. Она услышала дребезжащий звук и догадалась, что они открыли окно. Шум дождя стал явственнее, повеяло прохладой. Дарина обхватила руками свои обнаженные плечи. Как хорошо, что платье не шуршит… Она не могла видеть собеседников, только слышала. Теперь, когда они стояли совсем близко, не составляло труда разобрать слова, хотя мужчины говорили негромко – видимо, они опасались быть услышанными. Дарина мысленно пообещала им не разглашать то, что могла узнать ненароком. Ее здесь нет, она всего лишь тень на потертой обивке кресла… Незнакомый баритон произнес: – Я настаиваю: ты неправ. Ответа не последовало. Как видно, отчаявшись его дождаться, мужчина продолжил: – Ты отвратительно неправ. Он этого не заслуживает. – Никто не заслуживает, разумеется, – послышался ответ. Такое впечатление, что человек, говорящий это, безмерно устал. Дарина закрыла глаза и попыталась сдержать всхлип. Мы все устали, подумала она. Устали улыбаться. Устали жить. Да. – В таком случае, почему ты не расскажешь ему? Опять – длительное молчание, затем все-таки последовал ответ: – Винсент, я отдаю себе отчет в том, что делаю. Когда придет время, я все расскажу, но сейчас оно еще не пришло. Время, всем нужно время. Вот и Эван сегодня… Нет, не надо об Эване. Он тоже переживает, только старается не показать этого. Он не виноват. Никто не виноват. – У меня такое чувство, будто ты считаешь, что купил себе груженый временем корабль, и на полной скорости ведешь его к водопаду. Я всегда считал тебя умным человеком, Иэн, но твои поступки превосходят всяческое разумение. Наверное, так чувствует себя человек, получивший удар в солнечное сплетение. У Дарины перехватило дыхание. Иэн?! Господи! Как же она сразу не узнала этот голос? Возможно, потому, что сейчас в него не вплеталось журчание фонтана… Она выпрямилась в кресле, напряженная, как натянутая тетива. – Оставь, – сказал Иэн. – Оставь, Винс. Это мое время, и я трачу его как хочу. – Ты тратишь его бездарно! – его собеседник повысил голос, но тут же взял себя в руки и продолжил с напускным равнодушием: – Впрочем, ты прав. Это не мое дело. Я всего лишь стараюсь быть тебе хорошим другом. – Ты и есть хороший друг. – Знаю, это трудно, – негромко сказал Винсент, и Дарине пришлось напрячь слух, чтобы услышать продолжение, – но спасения нет, Иэн, и сказать тебе об этому смогу только я. Ни Алекс, ни та женщина, о которой ты говоришь. Это моя обязанность и моя дружба. Надеюсь, рано или поздно ты это поймешь, хотя чем раньше – тем лучше. – Ты… – Голос Иэна прервался. Он помолчал и вновь заговорил после паузы: – Спасибо тебе. Пожалуй, мне действительно пора взглянуть правде в лицо. Каким бы уродливым оно ни оказалась. Они долго молчали, так что Дарина уже забеспокоилась, но наконец Винсент произнес спокойно, как будто не было предыдущего разговора: – Мне нужно поговорить с Джессом… Что ты собираешься делать? – Не знаю, – Иэн помолчал. – Наверное, отправлюсь домой. Или побуду еще здесь. Сыграю в игру «все как обычно». Последний вечер. – Ты считаешь это разумным? – Я считаю это необходимым. Пойми, Винс, что мне осталось? Миг. Может быть, два. А потом… – Он резко сменил тон: – Приезжай ко мне завтра. Я планирую страдать жалостью к себе, и мне просто необходим будет приятель, который выльет мне за шиворот ведро воды и тем самым поднимет на ноги. Моя прислуга уже не решается. – Собираешься погулять? – Вот именно. Погулять. Потанцевать с хорошенькими женщинами. Делать им комплименты и целовать руки. Словом – так, как будто ничего не случилось. Веселиться. – Думаешь, получится? – Скептицизм в голосе Винеснта заранее обрекал идею на провал. – Черт тебя побери, Винс! – взорвался Иэн. Дарина сжалась. «Молчи, девочка, молчи…» – Не убивай мне этот вечер! Я знаю, ты делаешь как лучше, но, пожалуйста, не убивай! Пусть память обо всем полежит на дальней полке до завтра. Сегодня – это сегодня. Еще несколько часов. – Прости, – виновато сказал Винсент, – кажется, я немного перестарался со своими принципами. Извини. Конечно, вечер… Делай, что считаешь нужным. – Твое разрешение мне на это не требуется, – проворчал Иэн, но зла в его голосе не было. – А я, увы, должен буду оставить это увлекательное мероприятие, как только поговорю с Джессом. Сам понимаешь… – Понимаю, – усмехнулся Иэн. – Удачи. – Благодарю. Она мне пригодится. Они пошли по направлению к залу. Дарина еще несколько секунд сидела, как завороженная, и лишь спустя эти невыносимо долгие секунды мелькнула отчаянная мысль: «Что же ты сидишь?! Он уходит!» Она вскочила, но не смогла удержать равновесие и едва не упала. Ноги затекли от длительного сидения; когда она сделала шаг, ей показалось, что она ступает по иглам. Но нельзя было терять время. Шаги Иэна и его друга уже затихали. Дарина двумя резкими взмахами вытерла слезы со щек, пригладила волосы и, подобрав юбки, бросилась за мужчинами. Однако они уже вошли в зал: коридор был пуст. Проклиная свою нерасторопность, Дарина поспешила за ними. Она почти бегом ворвалась в зал и поняла, что все-таки опоздала: вокруг нескончаемым хороводом двигались вальсирующие пары… Музыка неприятно резанула слух. Немыслимо было найти в этом столпотворении того, кто был сейчас нужен ей… так нужен ей! Она готова была заплакать, упасть здесь же, на холодный, натертый множеством ног пол… Нельзя. Улыбка. Улыбайся, девочка! Она с усилием приподняла уголки губ и поняла, что сейчас действительно упадет. Дарина ушла в холл и просидела в темном уголке больше часа. Когда она вернулась в зал, там не было почти никого: гости отправились к столам, накрытым в оранжерее. В зале погасили свечи и распахнули окна, изгоняя духоту. Пахло опавшей листвой. Оркестр играл тягучую, печальную мелодию. «Как раз для моего настроения», – грустно подумала Дарина, останавливаясь на пороге и не зная, что делать дальше. Ей никого не хотелось видеть. «Поехать домой? – метались в голове рассеянные мысли. – Что мне тут делать?.. А что делать дома? Ждать, пока вернется Эван?» Мимо нее прошествовал слуга с подносом. Остановив лакея, Дарина взяла с подноса бокал. Вино оказалось сладковатым и крепким; Дарина вспомнила, что ничего не ела с утра. Пара бокалов – и она позабудет все то, что так хочется позабыть… Она залпом выпила вино, поморщилась, поставила бокал на подоконник, подошла к столику и взяла второй. Отпила немного и огляделась. Оркестр закончил играть, и стало слышно, как ветер шумит мокрой листвой. Дарина крепко зажмурилась, вспомнив день перед своей свадьбой. Тогда тоже шел дождь, а она сидела у окна и гадала: как сложится ее дальнейшая жизнь? Сможет ли она полюбить того, за кого ее выдали? Какие глаза будут у ее детей?.. Ну вот, она и получила ответ почти на все свои вопросы. Она с трудом открыла глаза и привычным усилием воли загнала боль подальше. Нельзя, Дарина Литгоу, графиня Шеппард. Ты должна быть сильной. Всегда. Она так стиснула бокал, что, казалось, сейчас раздавит его. Вместо этого Дарина медленно поставила его на столик. Так – нельзя. Из соседнего зала доносились громкие голоса гостей. Мимо проскользнула парочка в ярких нарядах… Глаза девушки таинственно блеснули в полутьме – весельем и ожиданием. Кажется, сегодня станет еще на одну невинность меньше… Дарина закусила губу. Сбежать на остров. Прямо в этом платье, пригодится на шалаш. И никого рядом… В тишине пропела скрипка, и сердце Дарины сжалось. Такой красивый и отчаянный звук… Надо уходить отсюда. Ее чувства совсем расстроились. – Вы танцуете? Она так резко обернулась, что едва не ударила локтем говорившего. Сердце зашлось в сумасшедшем стуке. – Добрый вечер… Иэн. Он был в той же самой черной полумаске. Несмотря на то, что сегодня у Литлби был просто бал, без масок. И костюм на сей раз не черный, а, кажется, темно-синий. Белое кружево, бриллиантовая булавка… Дарина пристально посмотрела на него. Наверное, в глазах ее отразились все вопросы, которые она так жаждала ему задать: Иэн поймал ее взгляд и едва заметно покачал головой: «Не здесь». – Так потанцуем? – С удовольствием, – ответила Дарина и поняла, что танец действительно доставит ей удовольствие. – Тогда позвольте вашу руку, миледи. Она протянула ему ладонь, принимая предложенную игру. Он подвел Дарину к оркестру, что-то шепнул дирижеру и вывел ее на середину зала. Музыканты прервали мелодию и посовещались. Во время этой короткой паузы Иэн успел встать в позицию для вальса. – Готовы? – Будет что-то особенное? – Не сомневайтесь. Музыканты вскинули смычки, и тишина взорвалась звуком. Иэн медленно повел ее по залу. Почти никого из гостей не было в тот момент в зале, потому что позвали к обеду, и они были… одни. Дарине была незнакома мелодия, но в тот момент она даже не задумалась об этом: музыка поглотила ее всю. Впервые она танцевала, не думая о танце, и не опуская головы. Смотря в глаза партнеру. «Никогда не думала, – метнулась отчаянная мысль, – никогда не думала, что взгляд может заполнить тебя всю, до краев…» Она чувствовала себя кувшином, в который льется кристальная струя обжигающе ледяной воды… обжигающе горячей. В его глазах была целая вселенная. Дарина засомневалась, сможет ли выдержать на себе тяжесть этого мира. Выдержала. Даже не дрогнули плечи. «Мы повязаны, милый, – мысли совершенно отбились от рук, – мы повязаны с тобой крепко, этой мелодией, лунным светом… Тебе не убежать от меня, как бы далеко ты ни уехал. Не отпущу больше. Не дам умирать одному». «Нет», – выдохнули скрипки прощальным всплеском звука. Реальность возвращалась обрывками голосов, шелестом шагов и чьим-то громким смехом. Неожиданно кто-то хлопнул в ладоши, и пространство наполнилось громом аплодисментов. Дарина и Иэн слегка отпрянули друг от друга, с трудом расцепив взгляды. Они были одни посреди зала, а у стен толпились люди. Откуда они взялись? Кто-то махнул рукой, и оркестр грянул другую мелодию. Закружились новые пары. Дарина затравленно оглянулась, тяжело дыша. Иэн без слов понял все. Он взял ее за руку. «Сбежим?» – спросил его взгляд. «Сбежим!» – кивнула она. Они почти бегом достигли выхода из зала. Дарину внезапно разобрал смех. Она сбегает с бала с незнакомым мужчиной! Да какого черта, в самом деле! Может, под этой черной маской ее муж, кому какое дело? Они протолкались сквозь толпу в дверях. Дарину едва не оторвали от Иэна. Но он держал ее руку крепко и нежно, и девушка поняла, что он не отпустит ее. А когда пройти стало совсем невозможно, он вдруг обернулся, шагнул к ней и – у нее захватило дух – подхватил ее на руки. Ее будто окатило горячей волной. Она обхватила руками его шею и рассмеялась. Перед ними мгновенно образовался широкий проход, и снова зазвучали аплодисменты. Дарина почти не слышала их: она слушала дыхание Иэна. На миг ей показалось, что она заметила Эвана, и сердце ухнуло в пустоту; если муж увидит ее, то… что? Неважно. Сейчас неважно. Голова кружилась от ощущения свободы. Иэн поставил Дарину на ноги только у лестницы – с видимым неудовольствием, если девушка правильно поняла его короткий вздох, – и, не выпуская ее руки, посмотрел на нее долго и испытующе. – Лунный свет, – его голос звучал хрипло, – вы уверены в том, что хотите сделать? Она не думала ни мгновения. – Да. – Вы не будете жалеть? – Нет. Никогда. – Вы вовсе не обязаны… – Я так хочу, – прервала она его. – Идем. Они спустились по лестнице и вышли в дождь. Эван стоял, прислонившись к стене и стиснув кулаки. Мимо спешили веселые гости, но графу Шеппарду больше некуда было торопиться. Только что он видел, как его жена танцует с незнакомцем в черной маске – надо же, эксцентрик какой… Только что Дарин прошла мимо него, и этот неизвестный тип подхватил ее на руки, а она счастливо засмеялась. Самым простым решением было бы броситься вслед за ними и устроить скандал, но Эван всегда считал себя слишком разумным человеком для скандалов. В нем поднималась ярость, холодная и тяжелая, как ртуть. Убить. Просто убить, невзирая на последствия. Вызвать на дуэль и всадить ему пулю в лоб. Эван с трудом разжал кулаки, протолкался сквозь толпу и вышел на балкон – подышать свежим воздухом. Из угла балкона слышалось сдавленное хихиканье, там поблескивало чье-то жемчужное ожерелье и фамильный перстень… Эван вцепился в перила. Осенняя ночь показалась отчего-то очень холодной – наверное, потому, что самому графу было жарко. Ярость душила его. Он ничего не скажет жене. Какой смысл в том, что он уличит ее во флирте с каким-то человеком? Какой смысл во всех реверансах, взаимных упреках, недельном ледяном молчании? Он ничего этим не добьется. Если за три года брака он не добился любви Дарины, о каких скандалах может идти речь? Но репутация – это святое. Графиня Шеппард не должна запятнать свою репутацию. Эван хмыкнул: надо же, думает о том, чтобы сбежавшая жена была достаточно дальновидной и осторожной! Сколько людей видели, как она уходит, и сколькие обратили на это внимание? А кто этот тип в маске, Эван узнает. Найдет, посмотрит ему в глаза и убьет. Глава 4 На крыльце Иэн укрыл ее своим плащом. Не снимая его, разумеется, так что теперь его левая рука крепко прижимала Дарину к нему. Но девушка не возражала. От его тела шло обжигающее тепло, а ее платье почти не защищало от холода. Иэн подозвал лакея и потребовал подать лошадь к крыльцу. – Ты любишь верховую езду? – поинтересовался он у Дарины. – Да. – И под дождем? – Да. – Сидя впереди мужчины? – Разумеется. Он коротко усмехнулся. – Тогда тебе понравится. Лошадь Иэна оказалась поистине гигантских размеров, черной, как смоль; Дарина с ужасом подумала, что будет, если она сверзится с этого животного. Но не успела она как следует обдумать эту мысль, как крепкие руки Иэна подхватили ее и усадили на коня. Стремительным движением Иэн сам взлетел в седло. – Вперед! «И ни шагу назад, – мысленно добавила Дарина. – Если я оглянусь, то рискую струсить и выбрать не ту дорогу. Пока я смотрю вперед, все в порядке». «Прости, Эван», – добавил внутренний голос. Иэн вновь укрыл ее плащом. Сидеть было почти удобно. Дарина осторожно прислонилась к Иэну и прикрыла глаза. – Тебе холодно? – он укутал ее потеплее. – Нет. Мне не холодно… с тобой. Он долго молчал, прежде чем ответить. Они выехали за ворота, и конь зарысил по улице. Цокот копыт разлетался во влажном воздухе разноцветным конфетти. – Ты действительно этого хочешь? Уехать сейчас со мной? У меня есть только эта ночь, Дарина. Он не забыл. Не забыл ее имя! В ее груди будто поселилась бабочка с голубыми крыльями. Он помнит! – Я знаю. – Она глубоко вздохнула. – У меня тоже есть только эта ночь. Потом… я не знаю, что будет потом, но… Я хочу ее прожить. Да. Я хочу. – Хорошо… – он сделал паузу. – На самом деле, я хочу этого не меньше тебя. Но менее всего я желаю навредить тебе. Ты уверена, что у тебя не будет проблем с мужем? – Больших, чем сейчас, – не будет, – невесело усмехнулась она. – Не надо об этом, Иэн. Сейчас есть только ты и я. Давай забудем об остальных. На время. – Что ж, – он, видимо, глубоко задумался. Потом проговорил глухо: – Впрочем, проблем и не должно быть. Если ты не захочешь, я не буду ни на чем настаивать. Щеки Дарины заалели. – Я… я не… – Вот и хорошо, – заметил он. – И не будем об этом, ладно? – Ладно… Дарина огляделась: они направлялись к окраине города. – Нам долго ехать? – Часа два, – Иэн подался вперед, и его дыхание обожгло ей шею. – Ты можешь поспать. Боюсь, сейчас ты не увидишь прелестных пейзажей. – Я не хочу спать, – сонно пробормотала Дарина. Глаза слипались, виновато выпитое вино и нервное потрясение, даже в дождливую ночь, верхом на лошади, в сон клонит, надо же… – Разве что совсем немного. – Она полуобернулась к нему, ее щека коснулась его подбородка, и девушка отпрянула. – Боже, Иэн, у тебя жар! – Спи! – он решительно уложил ее голову себе на грудь. – Всё потом. Она подчинилась. Из темноты под веками надвинулись маски, затянули ее в хоровод… Через минуту она уже спала. Они ехали на север. Дарина проснулась оттого, что тряска, к которой она уже успела привыкнуть, прекратилась. Чьи-то руки стащили ее с лошади. Слышались тихие голоса и негромкий смех. Кажется, смеялся Иэн… Она впервые слышала, как он смеется без горечи. Ее понесли куда-то, повеяло холодом. Дарина вздрогнула и открыла глаза. Она лежала на роскошной кровати под алым балдахином, расшитым золотыми лилиями. Кровать располагалась у стены в просторной комнате, где горел камин, бросая жаркие отблески на стены. Другого освещения в комнате не было. Пара кресел, кушетка, тонконогий столик, кровать – вот и вся обстановка. Стены были задрапированы бордовой материей, наверняка безумно дорогой, несмотря на кажущуюся простоту. Все в этой комнате говорило о богатстве владельца. «Кто же он такой, в конце концов?» – подумала Дарина, приподнявшись. Иэна в комнате не было. Странно, ей казалось, он только что был здесь… Она встала; ноги по щиколотку утонули в лежащей у кровати медвежьей шкуре. Туфли размокли, и Дарина, недолго думая, сбросила их. Она подошла к камину и присела на корточки, протянув руки к огню. – Ты все-таки замерзла, – голос Иэна, подошедшего бесшумно, вызвал на лице Дарины улыбку. – Надо было взять твой плащ, а не сбегать так поспешно… Один мой друг говорит, что самое лучшее бегство – это хорошо организованное заранее. – Мы потеряли бы время, – просто ответила она. – А ты… где был ты? – Распоряжался насчет ужина. Ты голодна? – Как зверь, – вздохнула она и ойкнула, когда что-то мягкое и пушистое опустилось на ее обнаженные плечи. – Что это? – Охотничий трофей, – Иэн сунул ей под нос край белой шкуры с серыми пятнами. – В прошлом это принадлежало снежному барсу, а теперь – мне. И тебе. Завернись в нее. Барс вряд ли обидится; скорее, будет польщен. Бедняга, он даже не узнает, рука какой прекрасной женщины гладит его мех. Дарина посмотрела на шикарную шкуру почти с ужасом. – Ты сам убил… это животное? – Ни в коем случае, – заверил он ее и склонился, чтобы помешать кочергой головешки в камине. – Это мой друг Винсент расстарался, привез мне из Европы. Кажется, купил у какого-то обнищавшего аристократа. Дарина спрятала лицо в пушистый мех. – О… как мило. – На большее ее не хватило. Ею внезапно овладело смущение, и она уставилась на огонь. Позади раздалось звяканье столовых приборов. Обернувшись, Дарина увидела слугу, ставящего на столик поднос с ужином. Иэн отпустил лакея легким взмахом руки. Когда за ним закрылась дверь, Дарина вопросительно взглянула на хозяина этого дома. – Прошу к столу, – он сделал широкий жест рукой и помог девушке встать. – Здесь есть все, чтобы удовлетворить зверский аппетит. Он усадил ее в кресло, помог приспособить шкуру барса на плечах и вдруг произнес нараспев: – В полях, под снегом и дождем, Мой милый друг, Мой бедный друг, Тебя укрыл бы я плащом От зимних вьюг, От зимних вьюг А если мука суждена Тебе судьбой, Тебе судьбой, Готов я скорбь твою до дна Делить с тобой, Делить с тобой. Иэн умолк и уселся напротив Дарины в кресло, поймал ее взгляд и ответил вопросительным взглядом. – Дальше, – шепотом попросила она. Иэн улыбнулся. – Пускай сойду я в мрачный дол, Где ночь кругом, Где тьма кругом, — Во тьме я солнце бы нашел С тобой вдвоем, С тобой вдвоем. Он вдохновенно воздел руку вверх: – И если б дали мне в удел Весь шар земной, Весь шар земной, С каким бы счастьем я владел Тобой одной, Тобой… Он запнулся, умолк, опустил руку и с преувеличенным вниманием посмотрел на стол. – Итак… – Кажется, он не знал, что сказать. У Дарины застрял комок в горле. Чтобы выручить Иэна, она поспешно спросила: – Чьи это стихи? – Роберт Бёрнс, – он оживился, с готовностью приняв подсказку. – Я ценю его творчество довольно высоко… – Он снял крышечку с подноса. – О! Миледи, – Иэн шутливо поклонился, – не желаете ли отведать куриное крылышко? – С удовольствием, сэр! – Дарина приняла из его рук тарелку. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и девушка едва не отдернула руку – ей показалось, что на коже теперь горит ожог… – Разве тебе не кажется, что пора открыть лица? – осторожно поинтересовалась она. – Нет. – Иэн откинулся назад и скрестил руки на груди. – Я не хочу. Поверь, так будет лучше, если ты никогда не увидишь моего лица. Я думал, что смогу не встретиться с тобой повторно. – А хотелось? – решительно спросила Дарина. – Хотелось. Не в этом дело. Нам нельзя видеться. Даже первая встреча была… – Ошибкой? – ей стало очень горько. – Ты жалеешь об этом? – Нет. – Тогда почему же… – Я уже объяснял тебе. – Он подался вперед, сел, положив локти на колени и сцепив пальцы. – Я не имею права впутывать тебя в это. В мою жизнь и… в мою смерть. Я и сейчас… – Ты не думал, что есть еще мои собственные желания? – очень спокойно поинтересовалась Дарина. – Да… Извини. Я эгоист. – Иэн с силой провел ладонью по подбородку. – Думаю только о себе. Чего же хочешь ты? – Тебя. Он замер, кажется, даже дышать перестал. – В каком смысле? – Во всех смыслах, – Дарина положила салфетку. – Я хочу, чтобы ты перестал бояться меня. – Я не боюсь тебя, – сказал Иэн спокойно. – Я не желаю, чтобы ты несла мою боль, вот и все. – Ты опоздал. – Дарина с аппетитом вонзила зубы в куриное крылышко и продолжила, прожевав: – Мне кажется, я уже взяла от тебя часть боли. Ведь если ее разделить на двоих, нести будет легче, как считаешь? – Тебе будет тяжело: до этого у тебя не было этой боли. Дарина оставила крылышко в покое; глаза ее потемнели, будто впитали эту самую боль. – Да, тут ты прав, – медленно сказала она. – Твоей боли у меня не было. Была своя. И, поверь, для меня она нелегка. Так что не говори мне, что я могу и чего – нет. Ты меня не знаешь. Он долго молча смотрел на нее. – Ты права. Я не знаю тебя. Именно поэтому я не имею права… – Ты хочешь сказать, что после сегодняшнего дня мы с тобой не увидимся больше? – прервала она его. – Да. – Извини, но, по-моему, ты бежишь сам от себя. И от меня заодно. – Вовсе нет. Дарина еле удержалась, чтобы не швырнуть в него чем-нибудь. Господи, неужели все мужчины такие твердолобые? – Ты мне не веришь? Иэн встал, шагнул к ней и опустился на колени перед ее креслом. – Я верю тебе, – прошептал он, протянул руку и коснулся ее волос. – Но я не хочу, чтобы ты смотрела, как это происходит. – Он опустил руку и отвернулся. – А если я сама выбираю это? – Я не могу позволить тебе. Это неправильно. – Какое право ты имеешь указывать мне, что делать? – взвилась Дарина. – Какое… Он не рассердился, вопреки ее ожиданиям. – Ты сама согласилась: всего одна ночь. У тебя и у меня. Всего одна. Давай не будем тратить ее на споры, которые ни к чему не приведут. Воспоминание об Эване было подобно ведру ледяной воды, обрушившейся на нее. Что она недавно говорила Беатрис? «Брак священен, и я не предам клятвы, которые давала перед алтарем». Где теперь все эти принципы? Конечно, можно оправдаться тем, что она не изменит Эвану физически. Но Дарину это не успокаивало. Самым отвратительным ее поступком было то, что она изменила ему в душе… Нарушить половину клятвы – означает нарушить ее всю. Дарина впервые подумала о том, какой грех она совершает. Но – она заглянула в глаза Иэну – придется понадеяться, что прегрешение простится, если она поможет этому человеку. Если сейчас, в эту ночь, она поможет ему, то будет считать себя оправданной в собственных глазах. «У меня много грехов, и рая мне не видать. Возможно, я сумею кому-то подарить рай?» – Хорошо, – сказала она, глубоко вздохнув. Все становилось на свои места. По крайней мере, сейчас. А потом… Какая разница, что будет потом? – У нас есть эта ночь, Иэн. Не хочу терять ни мига. Давай вести себя так, как захотим. Только прежде чем… – она запнулась. – Я хочу сделать вот это. Шпильки, удерживавшие волосы, полетели в разные стороны. Дарина тряхнула головой, позволяя каскаду темных волос заструиться по плечам. Иэн смотрел на нее снизу вверх. – Ты прекрасна, – он взял ее руку и коснулся губами ладони. Долго смотрел на нее. – Извини, но я… – Он с неловкой улыбкой провел пальцами по бархату своей маски. – Я не могу. – Я понимаю, – терпеливо сказала Дарина. – Это неважно. Иэн кивнул, поднялся и сел обратно в кресло. – Ты можешь задавать любые вопросы, – неожиданно сообщил он, – и простить мне то, что я буду задавать вопросы тебе. Кроме, разумеется… – Имени, расположения родового поместья, титулов, – кивнула Дарина. – Да. Хорошо. Тогда… первый вопрос: где мы? Не территория, но место. – Это мой загородный дом, – объяснил Иэн. – Тихое и, к сожалению, необжитое местечко. Я редко бываю здесь. – А выглядит так, будто ты тут живешь… – Мои слуги, – усмехнулся он, – почитают за величайшую радость держать все помещения в порядке, чтобы доставить мне удовольствие. – Где ты набрал такую прислугу? – изумилась Дарина. – Наши только и думают, как бы избежать очередной уборки… – Весь штат достался мне по наследству. – Значит, твои родители… – Они давно умерли, – сказал Иэн. – Уехали жить в Америку и оставили мне все это, а потом подхватили какую-то лихорадку… Они всегда были странными людьми. – Не более странными, чем ты. – Я странный? Вот как? – Несомненно. Какой джентльмен, пригласив даму на ужин, сам не станет притрагиваться к еде? Почему ты не ешь, Иэн? – Честно говоря, мне не хочется. – Он потянулся к бутылке вина, разлил алую жидкость по бокалам, взял свой и принялся перекатывать его между ладонями. – Мне это не настолько необходимо, чтобы… – Ты собираешься не спать всю ночь, держась на одном вине? Поверь, ты переоцениваешь себя… – Ничуть. Тем более, у меня есть другие средства. – Вот как? – Да. Кстати, я вовремя об этом вспомнил… Он полез в карман и вытащил оттуда крошечный коробочку из резной слоновой кости. Открыв ее, он высыпал в свой бокал порошок темно-зеленого цвета и начал прихлебывать вино, морщась. – Горькое, – пояснил он Дарине в промежутке между двумя глотками, – но это держит во мне жизнь. Какое-то индийское снадобье, уж не знаю, где мой эскулап ухитрился его достать… Дарина, нахмурившись, пыталась понять. Что-то было не так. Наконец она сообразила: Иэн говорил по-другому! Сегодня он был не похож на того Иэна, с которым она встретилась у фонтана. Дарина не могла понять, в чем дело, но зеленый порошок все прояснил. Индийское снадобье? Ну-ну. – И как давно тебя держат на наркотиках? – поинтересовалась она. Иэн едва не поперхнулся, но все же допил вино, выигрывая себе время на размышление. – С чего ты взяла, что это наркотики? Травы… – Сомневаюсь, – покачала головой Дарина. – Как давно тебе их дают? – Давно, – буркнул Иэн, аккуратно ставя бокал на стол. – Пойми, Дара… – Как ты меня назвал? – Сердце, успокойся, бешеное! – Дара. В чем дело? Я не должен был так называть тебя? Она замотала головой. – Нет, все в порядке. Так зовут меня… самые близкие люди. Зови, если хочешь. Зови меня так. Иэн посмотрел на нее долгим взглядом – кажется, прочитал подтекст; но, кивнув, вернулся к предыдущей теме: – Пойми, я не могу без этого. Ты знаешь, что такое ад? Я – знаю. Ад – это когда ты не принял порцию снадобья и… – Он помолчал. – И вообще, оставим это. – Ну да… – она встала, сбросив с плеч шкуру барса: в комнате начинало становиться жарко. – Ты так и будешь жить дальше? – Нет, не буду, – отрезал он. – Во всяком случае, недолго. Она молчала, опершись о спинку кресла. О чем они говорят? Этот разговор можно вести, мирно сидя на могильной плите и болтая ногами, настолько от него попахивает черным юмором. Иэн тоже поднялся, сбросил камзол, оставшись в белой рубашке и брюках. Дарина заметила, что он не снял заляпанные грязью сапоги, которые теперь оставляли следы на ковре, но, в конце концов, это не ее дело. Она чувствовала, как стремительно убегает время. Неожиданно он шагнул ближе, нависнув над ней, как скала, и заговорил горячим шепотом: – Прости меня… Я почти утонул в жалости к себе. Отвратительное зрелище, верно? Аристократический сплин в действии. – Он скрипнул зубами. – Сейчас я устрою истерику, как юная дебютантка… Иэн сильно смахивал на сумасшедшего; что на самом деле творится в его голове? Дарина поняла, что устроит истерику раньше, если не предпримет хоть что-то. – Никогда не говори мне «прости», – напомнила она. – Да, – согласился он и потянулся к ее волосам; подцепил на палец пушистый локон и сказал вполголоса: – Был мягок шелк ее волос и завивался, точно хмель. Она была душистей роз… – Бёрнс? – почти утвердительно сказала она. – Он самый. Дарина подняла глаза и посмотрела на Иэна. Потом ее рука сама потянулась к его лицу и тронула губы… В первый момент она не поняла, что произошло. Просто Иэн начал вдруг падать – молча, бесшумно и медленно, как последний лист с замерзшего дерева в декабре. Она испуганно схватила его за руки, но не удержала, и он растянулся на полу, повалив столик и ударившись головой о кресло. Дарина упала рядом с ним на колени. – Иэн?! Он не ответил. Она положила его голову к себе на колени и ощутила, что его сотрясает крупная дрожь, почти судороги. Дарина совершенно растерялась. Она попробовала слабым голосом позвать на помощь, но никто не пришел, и это почему-то придало ей сил. Глаза Иэна были закрыты, но сквозь полуопущенные ресницы виднелись белки, а когда она положила руку ему на лоб, то ей показалось, будто она коснулась раскаленного камня. Лоб наполовину скрывал бархат маски, и у Дарины мелькнула мысль, что вот она – возможность увидеть его лицо. Девушка убила эту мысль до того, как та начала оформляться. Разве можно заслужить доверие человека, так предав его? Пусть даже тайно? Она осторожно опустила голову Иэна на ковер, вскочила и схватила один из бокалов, которые не разбились при падении. А вот вино, к сожалению, разлилось, и с этим ничего не поделаешь. В углу комнаты, на подставке, Дарина увидела керамический кувшин с причудливым орнаментом и метнулась к нему. Слава Богу, там оказалась вода. С большим трудом ей удалось напоить Иэна: он так крепко стиснул зубы, что, казалось, еще немного – и они расколются, как орехи. Дарина поискала носовой платок, салфетку или еще какой-нибудь кусок материи, но, не найдя оного, недолго думая, с трудом оторвала кусок от своей нижней юбки. Смочив этот лоскут водой, она отерла Иэну лоб и щеки, не трогая маску. Это вряд ли принесло много пользы, но Дарина не могла сидеть, ничего не делая. Она попробовала снова позвать на помощь, но, как и в первый раз, никто не откликнулся. «Либо этот загородный домик величиной с Вестминстер, – раздраженно подумала она, – либо прислуга здесь сплошь глухая. Разве непонятно, что нужно всегда быть поблизости, если хозяин болен?» Иэн, кажется, начинал понемногу приходить в себя. Его уже не трясло, как в лихорадке, и судорожно стиснутые кулаки разжались. Он открыл рот и дышал тяжело, прерывисто, как рыба, выброшенная на песок. Дарина даже отпрянула, когда он застонал, потянулся к лицу и стиснул руками голову, будто стремясь ее раздавить. – Тихо… тихо, – она попыталась успокоить его. – Все хорошо, все уже кончилось. Тихо. Иэн открыл глаза, дико сверкнувшие в прорезях маски. – Кто вы? – прерывистым шепотом спросил он. Дарина опешила. – Я… разве ты не помнишь меня? – нужно было срочно заставить его успокоиться. – Я Дарина. Дара. Лежи спокойно. – Я не знаю вас, – он дернулся, словно стремясь отодвинуться от нее подальше. – Кто вы? Кто я? – он выглядел совершенно ошарашенным. – Ты – это ты, Иэн, – Дарина силой уложила его обратно, так как он пытался приподняться. – Лежи! – Я… Господи… – он со стоном упал обратно. – Господи… – он закрыл лицо руками. Дарина поспешно налила еще воды в бокал и приподняла Иэну голову: – Пей. На сей раз он не сопротивлялся: покорно выпил воду и снова положил голову на колени девушке. – Господи… – простонал он, дотянулся до щеки Дарины и погладил ее. – Прости меня, прости… Когда такое бывает, я не соображаю, что говорю… Я в последнее время вообще слабо соображаю… – Не извиняйся, – отрезала она. – И помолчи немного, тебе наверняка вредно разговаривать. Он махнул рукой, как бы отбрасывая все запреты. – Извини, я не хотел бы, чтобы ты это видела. – Но я это видела. И что теперь? Он попытался пожать плечами. – Лучше забудь. Это зрелище, я полагаю, не из приятных. – Даже наркотики не спасают, да? – Если бы не они, было бы гораздо хуже. Ага, теперь он уже не утверждает, что пил безобидную настойку из трав. Что ж, уже прогресс. Возможно, ей удастся… Ничего тебе не удастся, одернула она себя. У тебя есть всего ночь. Разве можно спасти его за ночь? Никто не мешает попытаться, ответила она внутреннему голосу. А еще лучше – сделать. Она помогла Иэну подняться и добраться до кровати, на которую он рухнул как подкошенный. Она стащила с него сапоги и, недолго думая, прилегла рядом, положив руку ему под голову. Он сказал, что знает, что такое ад… Сейчас его слова не казались Дарине преувеличением. – Спасибо, – пробормотал Иэн и добавил спустя некоторое время: – Мелли тоже ухаживала за мной, когда я болел… – Мелли? – нужно было говорить с ним. Кажется, это его отвлекало. – Кто это? – Моя жена, – он облизнул сухие губы. – Я говорил тебе, она умерла. Два с половиной года назад. – Какая она была? – О, Мелли… – Иэн слегка покачал головой. – Это была женщина, которая любила меня настолько сильно, что почти сливалась со мной… а я – с ней. Мы были одним целым, мне кажется. Во всяком случае, я не уверен, был ли в моей жизни хоть один день без нее. Даже сейчас она со мной… Дарина вполне понимала его. У нее тоже были свои личные призраки: мама и Феликс – друг детства, погибший на идиотской дуэли… Но как это – быть одним целым – она не знала. Может, это и есть Любовь? – До сих пор помню ее шаги. Иногда кажется – дверь откроется, и она войдет… – он закашлялся, и Дарина поспешно дала ему напиться. – Что же случилось? – спросила она, когда Иэн снова откинулся на подушки. – Мы ехали в коляске вчетвером – я, Мелли, Винсент и его подружка. Лошадьми правил я. Недалеко от нашего родового поместья есть такое место – дорога идет по склону холма. И навстречу нам выехал экипаж. Лошади испугались и шарахнулись в сторону, я не смог справиться с ними. Мы свалились в овраг. Я сломал руку, Винсент и его подруга отделались ушибами и легким испугом. А Мелли… ее придавило колесом… и она так неудачно упала… – он замолчал и отвернулся, закусив губу. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/ketrin-polanski/dva-miga-dlya-tebya/?lfrom=390579938) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 (лат.) Моя вина.
КУПИТЬ И СКАЧАТЬ ЗА: 40.00 руб.