Оккультные корни нацизма. Когда легенды становятся былью
Оккультные корни нацизма. Когда легенды становятся былью
Николас Гудрик-Кларк
Взлёт и падение Третьего рейха
История зарождения Третьего рейха – зловещий и трагичный пример того, как мрачный и жестокий «воображаемый мир, мир духов, мифов и волшебства» способен оказать ключевое влияние на принятие политических решений, формируя государственную идеологию.
О том, как это происходит, подробно рассказал Николас Гудрик Кларк – британский религиовед, директор Центра изучения западной эзотерики (EXESESO) при Школе гуманитарных и социальных исследований Эксетерского университета.
Николас Гудрик-Кларк
Оккультные корни нацизма. Когда легенды становятся былью
Предисловие к изданию 1993 года
Спуск в «подземелья истории» (анонс серии)
Книгой Николаса Гудрик-Кларка «Оккультные корни нацизма» издательство «Евразия»[1 - Издательство «Евразия» из Санкт-Петербурга впервые опубликовало эту книгу на русском языке в 1993 году. – Прим. ред.] открывает серию под общим названием «Подземелья истории»[2 - В этой серии была издана лишь данная книга. – Прим. ред.]. Что кроется за этим? Очередная попытка коммерческой эксплуатации тайн, «национал-оккультизма», личные пристрастия издателей к такого рода литературе, которую автор данной книги называет «сенсационной», или же уверенное прокладывание издательского курса в русле отнюдь не массового интереса ко второму, тайному плану истории, не сводимому к фантазиям чудаков и бреду параноиков?.. Скорее последнее. Мы живём во время тектонического сдвига бытийных пластов, который позволил Николаю Бердяеву написать в 20-е годы нашего века о наступлении новой эпохи – «Нового Средневековья». «Новое Средневековье» означает возвращение хорошо забытого, но не умиравшего старого, всего, что под углом зрения новоевропейского разума считалось архаичным и вовсе не существующим, что было изгнано за рамки научной картины мира, что было заклеймено плоскими умами эпохи Просвещения как инквизиторские суеверия и мрачные предрассудки. На какое-то время закрылось религиозное измерение жизни, и за прошедшие века человечество разучилось верить в Бога и дьявола, невидимый мир, добрые и злые духовные иерархии, исчезло религиозное освещение власти и живы, однако, до сих пор тайные ложи и ордена. Между тем, по всем приметам, «Новое Средневековье» носит уже скорее не христианский, но антихристианский характер. И ландшафт двадцатого столетия с его магматическими прорывами иррациональных подземных сил, выплеснувшихся в таких ужасающих течениях, как большевизм и фашизм, с их человеконенавистничеством и богоборчествам, с гротесковыми мифологическими обликами, весьма отличается от идиллических пейзажей просвещённо-позитивистских, рационально-очеловеченных столетий. Мы снова, в предчувствии вселенских катастроф, перед угрозой неограниченного манипулирования личностью, в том числе и магическими средствами, на волне оживления синкретических религий и оккультизма, в бытовом окружении модернизированного колдовства и ведовства, при последнем издыхании агонизирующего в лихорадочном смешении стилей, религий и наций столетия, страшимся потерять последнюю надежду на построение благополучного будущего. Мы живём в России, которая ярче всего в истории демонстрирует невозможность замкнуться лишь в человеческом, только человеческом измерении, устранить причастность своей судьбы борьбе таинственных сил метаистории, духовных сил добра и зла. И для того, чтобы не потерять себя в либерально-рыночной стихии, очутившись в экзистенциальной невесомости, не различая, где верх и низ, добро или зло, или, наоборот, не оказаться одержимыми призраками национал-оккультизма, воплощёнными в каком-нибудь харизматическом лидере (и будет уже поздно, когда наши голоса потонут не в хоре, но в рёве очередного исторического обвала), мы должны вглядеться в мерцание тайны на грани истории не только академическим, либерально-позитивистским, близоруко профессорским взглядом сквозь сильные очки, видящим в исторических фигурах и зловеще-могущественных движениях лишь результаты болезненных фантазий, родившихся на почве социального недовольства. Наоборот, умными и вечно удивлёнными глазами сквозь призму своего рода «исторической демонологии» в соответствии с канонами нового средневековья мы должны посмотреть на просвет тайны в мельтешении деятелей и событий. Ведь и мания, бывшая одерживающей человека силой духом, лишь в последние века стала содержанием психики. Будем внимательны, и мы увидим, как, например, «бесноватый фюрер» в рассказах очевидцев предстаёт не столько как марионетка тех или иных заинтересованных кругов, сколько как великий посвящённый, чёрный маг, обладающий огромными силами гипноза и инспирируемый демоническими силами (вспомним, хотя бы, слова одного из приближённых о впечатлении присутствия за Гитлером «целой электростанции», как бы накачивающей его энергией), свидетельство, приводимое в книге французских авторов Повеля и Бержье). Собирая подобные свидетельства и симптомы, мы сможем заметить и в современной действительности моменты массового или индивидуального медиумизма, одержимости, научиться, по словам ап. Павла, «различению духов».
И научившись, не быть увлечёнными в бездну чьей-нибудь чёрной «волей к власти» подобно одержимому стаду хрюкающих животных из новозаветной притчи. Тем более не случайны наблюдения современного теоретика инквизиционного подхода к явлениям истории Георгия Климова, связывавшего «волю к власти» с целым букетом традиционно-демонических черт: со склонностью к колдовству, невозможностью любить, дурной наследственностью и аномалиями пола. Не наблюдаем ли мы в описаниях жизни большевистских или нацистских вождей преизбыточной энергичности, как бы распирающей рамки личности, медиумического автоматизма речи и письма, гениального размаха злых деяний и личной пошлости одновременно. Ведь Дьявол не только Мефистофель, но и пошлый чёрт из «Братьев Карамазовых». И перед лицом дехристианизации мира перед нами откроются в свете массовой одержимости не только миновавшие человеческие бури и смуты, более страшные, чем те, которые похоронили средневековую инквизицию (Старое Средневековье). Действительно, что общего между декадентскими настроениями начала века, оккультизмом и тайными ложами, политическими движениями типа фашизма и большевизма и христианской апокалиптикой? По-видимому, наша эпоха Ч не просто «сумерки богов», но и возвращение демонов. Однако общий термин, позволяющий характеризовать духовную ауру явлений эпохи, уже найден русскими философами XX века. Как неоязычество они охарактеризовали тот поток изменений, который захлестнул былой христианский Запад, довершив обезбожение современного человечества. Освобождение от веры и христианское Откровение и постепенная секуляризация всех сфер жизни, деморализация и сексуальная революция, оккультизм и увлечение восточными культами, вера в бессознательные силы (психоанализ), владеющие человеком, прорыв языческого национализма и воинствующего антихристианства. Тем же термином можно определить и современный шизофренический ажиотаж вокруг контактов с НЛО и экстрасенсов. Связь между сообщениями инопланетян и психиатрической симптоматикой очевидна, однако духовный мир не терпит вакуума и в новейших квазирелигиозных феноменах угадывается веяние духа зла, древнего змия. Все эти компоненты «неозячества», в сущности, прямого медиумизма в отношении демонических сил, устремлены к виднеющемуся на историческом горизонте интеррелигиозному и трансгосударственному вавилонскому всесмешению в царстве антихриста. Традиции тайных обществ и оккультные увлечения лидеров Третьего рейха, кровавые ритуалы и амбиции национал-оккультизма должны образовать перед духовно зрячим читателем сплошной поток «подземной истории», по отношению к которому книги – лишь береговые вехи, маяки и указательные знаки.
Либеральное мировоззрение духовно слепо и пусто, а национал-оккультистская вера в магические силы земли и крови заслоняет Абсолютный предмет всякой веры, обессиливая народы перед лицом обезбожения и всесмешения. Бессодержательность или исцеление у ног Христа – вот подлинная дилемма современного больного мира.
Итак, человеку «Нового Средневековья», духовно прозревающему посреди мировой ночи, посвящаем и адресуем мы нашу серию.
Это необычная история. Хотя речь в ней идёт о событиях прошлого, связанных с происхождением идеологии национал-социализма в Германии, её настоящий предмет – не партии, политические взгляды и организации, через которые люди рационально выражают свои интересы в социально-политической сфере. Скорее, это глубинная история, связанная с мифами, фантазиями и символами, которые наложили свой след на развитие реакционного и авторитарного мышления Наци. В той же мере она находится за краем традиционной политической истории, поскольку основные её черты – мистические, пророческие и сектантские – имеют мало общего с внешней реальностью политики и управления. Но дело в том, что люди, наделённые богатым воображением и способные описывать воображаемый мир, часто определяют чувства и поступки людей внешнего мира, занимающих ключевые позиции у власти и несущих политическую ответственность. И в самом деле, немыслимые идеи и тайные культы предвосхитили политические учения и учреждения Третьего рейха.
Историкам, занимающимся лишь исследованием конкретных событий, причин и разумных целей, этот ад фантазии может показаться безумием. Они могли бы доказать, что политические и исторические сдвиги определяются только реальными, материальными интересами. Однако и фантазии могут достигать силы причин, если закрепляются в убеждениях, предрассудках и ценностях социальных групп. Фантазии также являются важным симптомом надвигающихся изменений в политике и культуре. Особого рода фантазии, рассмотренные в этой книге, созрели внутри крайне правого крыла политического спектра и касались создания аристократической элиты, искоренения ущербных существ и установления нового мирового порядка. Истоки этого движения лежат в стороне от основного русла рациональной политики XX века, и выяснение их природы требует иных, более глубоких источников вдохновения. Анализ фантазий, породивших такое движение, может дать новые ответы на старые вопросы. Настоящее исследование представляет собой исторический обзор биографий, доктрин и культовой практики ариософов, Гвидо фон Листа (1848–1919) и Йорга Ланца фон Либенфельса (1874–1954), а также их последователей в Австрии и Германии. Ариософы, начавшие свою деятельность в Вене, незадолго до Первой мировой войны, соединили народнический (volkisch) немецкий национализм и расизм с оккультными идеями, заимствованными из теософии Елены Петровны Блаватской, – с целью предсказания и оправдания грядущей эры немецкого мирового порядка. В их работах описывался доисторический золотой век, в котором мудрые хранители знания толкуют оккультно-расовые учения и управляют расово-чистым обществом. Они утверждали, что существует враждебный заговор антигерманских сил (таковыми считались все неарийские расы, евреи и даже ранняя Церковь), стремящийся разрушить идеальный немецкий мир, освободив негерманскую чернь для фальшивого равенства незаконнорождённых. История, с её войнами, экономическими кризисами, политической неопределённостью и ослаблением власти германского начала, изображалась ими как результат расовых смешений. Для противостояния современному миру ариософы основывали множество тайных религиозных обществ, посвящённых возрождению утраченного эзотерического знания и расовых достоинств древних германцев, созданию новой всенемецкой империи.
Ариософы были культурными пессимистами. Очевидна связь между их фантазиями и разочарованиями немецких националистов в Габсбургской империи Австро-Венгрии на исходе XIX в. Стремительная урбанизация и индустриализация, конфликт славянских и немецких интересов в многонациональном государстве, католицизм, возникновение австрийского движения пангерманизма под руководством Георга фон Шёнерера, мода на социальный дарвинизм и его расистские выводы также существенно определяли мышление ариософов. Оккультизм в их доктринах играл весьма существенную роль сакрального оправдания их крайних политических позиций и глубокого неприятия действительности. Фантазии ариософов фокусировались в идеях элитарности и чистоты, в тысячелетних образах золотого будущего нации.
Это введение должно подготовить почву для детального изучения ариософии, возникшей в XIX в., в переплетении национализма, антилиберализма, культурного пессимизма и расизма. Нашей точкой отсчёта станет народническое (volkisch) движение, объединившее эти концепции в приемлемую идеологическую систему. В своих исследованиях народнической идеологии Джордж Л. Мосс отмечал духовные коннотации слова «volk». В XIX в. для немцев этот термин значил много больше, чем буквальный его перевод словом «народ»: оно означало национальное единство, одушевляемое общей творческой энергией. Предполагалось, что эти метафизические качества определяют уникальный культурный статус немецкого народа. Идеологическую окраску слово «volk» получило по двум причинам: во-первых, эта культурная ориентация была результатом крайне медленного объединения Германии; во-вторых, она была связана с широко распространившейся романтической реакцией на современность.
Раздробленность Германии проявлялась в мозаике маленьких королевств, княжеств, герцогств, составлявших вместе с более крупными государствами, Пруссией и Австрией, Священную Римскую империю германской нации, вплоть до её формального распада в 1806 г. После поражения Наполеона положение резко изменилось. Возникла свободная Немецкая конфедерация, и государствам, входящим в её состав, была предоставлена возможность независимого развития. Если итоги Венского конгресса в 1815 г. разочаровали немецких националистов, то после революции 1848 г. рухнули все их надежды. Ввиду затруднений в движении к политическому объединению, немцы напряжённо искали национального единства в культурной сфере. Это стремление обнаружилось ещё в конце XVIII в., когда писатели предромантического движения «Буря и натиск» обретали немецкую верность себе в народных песнях, обычаях и старой литературе. Идеализированный образ средневековой Германии взывал к духовному единству, если уж политические его формы не были досягаемы. Этот упор на прошлое и традиции придавал причинам объединения глубоко мифологический характер.
Когда Бисмарк провозгласил прусского короля немецким кайзером нового Второго рейха в 1871 г., многим казалось, что национальное единство наконец победило. Однако новое государство быстро разочаровало значительную часть немцев. Напряжённое ожидание единства питалось утопическими и мессианскими настроениями, которые не могли быть удовлетворены прозой реальности общественного управления и дипломатии. Повсюду чувствовалось, что политическое объединение под началом Пруссии не принесло с собой того патетического национального самосознания, которого с такой силой жаждали. Кроме того, новый Рейх лихорадочно был озабочен созданием промышленности, строительством городов, а этот процесс выглядел весьма материалистическим, и более того – он разрушал патриархальную крестьянскую Германию, излюбленную идиллию романтических грёз о немецкой подлинности. Средневековая фигура кайзера и его современные броненосцы, модерновый стиль архитектуры символически воплощали напряжение между старым и новым во Втором рейхе. На дворцовое великолепие и помпезность уличных фасадов надвигались реалии индустриальной революции.
Исключение Австрии из нового, объединённого Пруссией Рейха, огорчило националистов в обеих странах. Но Бисмарк строил усиление Пруссии на военном поражении Австрии, чем вызвал её уход от немецких дел. Позиция немецких националистов в Австро-Венгрии с этого момента становится затруднительной. В 1867 г. венгры получили политический суверенитет внутри двойного государства. Рост пангерманского движения в Австрии в последующие десятилетия отразил проблему австрийских немцев в государстве, состоящем из них и славян. Их программа предлагала отделение немецких провинций Австрии от многоязычной империи Габсбургов и включение их в новый Рейх, невзирая на границы. Этот план и был до конца осуществлён позднее – присоединением Австрии к Третьему рейху в 1938 г.
Народническая идеология включала в себя также и общую реакцию на современность. Германия и Австро-Венгрия сильно отставали в развитии от западных экономик. Сохранение докапиталистических отношений и учреждений в этих странах свидетельствовало о том, что модернизация явилась бы насилием в отношении к людям, всё ещё связывавшим себя с традиционным, сельским укладом. Многие презирали новое, поскольку растущие города, появляющиеся как грибы, заводы разрушали сложившиеся сообщества и лишали людей чувства безопасности и надёжности. Либерализм и рационализм также отвергались, поскольку они стремились демистифицировать освящённые временем порядки, разоблачить привычные авторитеты и предрассудки. Эта ненависть к современности присутствует в трудах трёх основных немецких националистических пророков: Пауля де Лагарда, Юлиуса Ланге и Артура Мёллера ван ден Брука. Расизм и элитаризм составляли основное содержание народнической идеологии. Факт расовых различий использовался для утверждения необходимости разделять по качествам нации на высшие и низшие. Антропология и лингвистика предлагали практические стандарты для классификации рас, и эти стандарты стали главным элементом в идеологических восхвалениях германской расы. Внутренние моральные качества связывались с внешними характеристиками расовых типов: поскольку арийцы (и германцы тем самым) были голубоглазы, светловолосы, высоки и хорошо сложены, они оказывались также благородными, наделёнными чувством чести, отважными. Дарвинистская идея эволюции через борьбу видов также использовалась для того, чтобы доказать, что высшие чистые расы должны доминировать над смешанными, низшими. Расистское мышление способствовало возникновению антисемитизма. Консервативный гнев на разрушительные следствия экономических изменений обретал выход в поношении евреев, на которых взваливалась вина за упадок традиционных ценностей и порядков. Расизм указал на то, что евреи не являются религиозным сообществом, но биологически отличаются от других рас.
Политические корни ариософов уходят в народническую идеологию конца девятнадцатого столетия и движение пангерманизма в Австрии. Их консервативная реакция на национальные проблемы и на современную действительность имела в виду образ всегерманской империи, в которой негерманские национальности и низшие классы были бы лишены всех прав представительства и возможностей саморазвития. Но если теории арийско-германского превосходства, антилиберализм и озабоченность социальным и экономическим прогрессом были местом народнической идеологии, то оккультизм не был ей свойственен и представлял собой нечто новое. Задача оккультизма состояла в том, чтобы подтвердить живые смыслы устаревшего и хрупкого социального порядка. Идеи и символы античной теократии, тайные общества, мистическое знание розенкрейцеров, каббализм и франкмасонство были втянуты в орбиту народнической идеологии с целью доказать, что современный мир основывается на ложных принципах зла, и описать ценности и законы идеального мира. Эта опора на полурелигиозный материал ясно показывает, насколько ариософы нуждались в патетических убеждениях, насколько вера была нужна им для построения человеческого общества: они были слишком разочарованы в современном мире.
Как романтики и поклонники золотого века, ариософы стояли в стороне от практической политики, но их идеи и символы проникали в отдельные антисемитские и националистические группировки поздней кайзеровской Германии, из которых после Первой мировой войны в Мюнхене возникла нацистская партия. Наша задача состоит в том, чтобы проследить, как распространялась ариософия в личных контактах и литературных влияниях. Мы также изучим возможность влияния Листа и Ланца фон Либенфельса на Адольфа Гитлера в его предвоенные годы в Вене. Ариософия созревала в маленьких кружках, пропагандировавших расистские тайные культы в период Веймарской республики и живших верой в национальное возрождение. По меньшей мере два ариософа были тесно связаны с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером в 1930-е гг., работая с ним над проектом истории, церемониальными обрядами СС, и даже были причастны к его визионерскому плану Великого германского рейха в третьем тысячелетии. В этой книге мы намерены показать, как фантазии ариософии, покидая пределы культурной ностальгии, высвечивают первоначальный воображаемый мир Третьего рейха.
Часть первая
Предпосылки
Глава 1. Образ пангерманизма
Австрийское государство, в котором Лист и Ланц достигли зрелости и впервые сформулировали свои идеи, было результатом трёх крупных политических перемен, произошедших в конце 1860-х гг. Эти изменения состояли в выходе Австрии из Германской конфедерации, административном отделении Венгрии от Австрии и установлении конституционной монархии в «Австрийской», или западной, части империи. Конституционные метаморфозы 1867 г. положили конец абсолютизму и ввели представительное правление, удовлетворив требования классических либералов; император с этого момента разделил свою власть с двухпалатным парламентом, в выборах которого из-за ограниченного права голоса (существовало 4 разряда голосующих) участвовало примерно 6 % населения. Демократическому крылу либерализма, требовавшему свободы мысли и ставившему под сомнение действующие институты, противостояла его ранняя олигархическая форма. В результате этой борьбы произошло резкое падение парламентского веса партий традиционного либерализма и подъём партий, представлявших радикальную демократию и национализм, эта тенденция была подтверждена введением в 1896 г. пятого избирательного разряда. Развитие в этом направлении определённо благоприятствовало появлению пангерманизма как крайней парламентской силы.
Другие политические сдвиги в Австрии касались её территориального и этнического состава. Отделённые одновременно от Германии и Венгрии, земли австрийской части империи образовали территорию в виде полумесяца, простирающуюся от Далматии на Адриатическом побережье через наследственные земли Габсбургов – Корниолы, Каринции, Штирии, Австрии, Богемии, Моравии – до восточных провинций Галиции и Буковины. Географическая нелепость этой территории соединялась с тем фактом, что в её пределах жили десять различных национальностей. Национальность в Австрии определялась преимущественно языком, на котором говорили люди. Большинство немцев – около 10 млн в 1910 г. – жили в западных провинциях государства и составляли около 35 % от 28 млн жителей. Кроме немцев в Австрии проживали 6,4 млн чехов (23 % всего населения), 5 млн поляков (18 %), 3,5 млн украинцев (13 %), 1,2 млн славян (5 %), 780 тыс. сербохорватов (3 %), 770 тыс. итальянцев (3 %) и 275 тыс. румын (1 %). Структура национальностей в провинциях государства указывает на драматическую сложность этнических взаимоотношений: преобладание различных народов от одной провинции к другой меняется; если в некоторых провинциях немцы составляют отчётливое большинство, то в других они противостоят преобладанию другой нации, а в третьих – просто являются народом среди народов.
После прусско-австрийской войны 1866 г. австрийские немцы вышли из Немецкой конфедерации и были вынуждены существовать как одна из многих национальностей империи Габсбургов. В условиях нарастающей демократизации некоторые австрийские немцы начали опасаться, что первенство немецкого языка и культуры в империи, законы, действующие с конца XVIII в., будут поставлены под сомнение другими национальностями государства. Этот конфликт между немецкой национальностью и австрийским гражданством часто обострялся беспокойством относительно славянского или латинского распространения, ведущего к появлению двух практически связанных форм национализма, отличных от немецкого. Народно-культурный национализм, связанный с пробуждением национального самосознания среди немцев, особенно в крупных центрах и тех провинциях, где смешались разные народы, выразился в создании образовательных Лиг и Лиг защиты (ферейнов), цель которых состояла в сохранении немецкой культуры и укреплении немецкой идентичности. Пангерманизм был более политичен, он больше приспосабливался к меняющимся условиям, чем защищал немецкие интересы. Он возник как символ веры маленького немецкого сообщества в Австрии, отказавшегося признать неизменным отделение её от остальной Германии в 1866 г. и намеренного восполнить этот разрыв немецкого единства единственным способом, возможным после победы Бисмарка над Францией в 1870 г.: присоединением (Anschluss) того, что они называли Германо-Австрией – тех провинций, которые входили в Немецкую конфедерацию с 1815 по 1866 г., – к бисмарковскому Рейху, даже если бы этот союз означал разрушение монархии Габсбургов. Эта идея превращения Германо-Австрии в провинцию Немецкого рейха получила название Kleindeutsch (малого немецкого) национализма в противоположность Grossdeutsch (великому немецкому) единству под началом Вены, концепции, которая потеряла смысл после 1866 г.
В 1885 г. множество народных ферейнов действовали в провинциях и в Вене. Они занимались исследованием и ритуализацией событий и символов немецкой истории, литературы и мифологии; и совмещали такие формы общественной жизни как хоровое пение, гимнастика, спорт, восхождение на горы с национальными (volkisch) ритуалами. В 1886 г. союз ферейнов (Germanenbund) был основан в Зальцбурге Антоном Лангтаснером. Ферейн, членствующий в Союзе, должен был участвовать в немецких фестивалях, установленных специальным немецким календарём, и, невзирая на классы, переживать чувство общности немецкой нации. Социальной базой движению служили провинциальная интеллигенция и молодёжь. Правительство с осторожностью относилось к такой форме национализма, и действительно Немецкий союз был распущен в 1889 г. и возник вновь уже в 1894 г. как Союз немцев.
В 1900 г более чем 160 ферейнов принадлежали Союзу, разбросанные в Вене, Нижней Австрии, Штирии, Каринции, Богемии и Моравии. Известно, что существовало примерно такое же количество незарегистрированных ферейнов; возможно, что от 100 до 150 тысяч человек были серьёзно затронуты их пропагандой. Лист сформулировал свои идеи и политическую позицию преимущественно в этой среде. В 1870—80-х гг. он писал для журналов движения; он посещал ферейн «Немецкий дух» и Deutsher Jumverein, гребной клуб Donauhort в Вене и ферейн «Немецкий дом» в Брно; активно участвовал в фестивалях Союза немцев в 1890-х гг. Только через эту жизнь ферейнов в последние десятилетия века можно понять воодушевление и пафос его националистических романов и пьес в дооккультной фазе его творчества между 1880 и 1900 гг.
Движение пангерманизма возникало и как выражение юношеских идеалов студенческих братств Вены, Граца и Праги 1860-х. Впервые возникшие в 1840-х гг., австрийские братства были построены по образцу немецких студенческих клубов периода Vormorz (консервативная эпоха между 1815 г. и буржуазной либеральной революцией марта 1848 г.), которые развивали традицию радикального национализма, романтических ритуалов и тайны, черпая вдохновение из уроков Фридриха Людвига Яна (1778–1852), народного проповедника атлетизма, немецкой подлинности и национального единства. Некоторые братства, возбуждённые проблемой немцев в Австрии после 1866 г., начали защищать Kleindeutsch национализм, то есть включение Германо-Австрии в Немецкий рейх. Они прославляли Бисмарка, аплодировали прусской армии и кайзеру Вильгельму I, носили голубые фиалки (считалось, что это любимый цветок Бисмарка) и пели «Die Wacht am Rhein» на публичных митингах и банкетах. Этот культ пруссофилии неизбежно вёл к торжеству силы и умалению гуманности и справедливости.
Георг фон Шёнерер (1842–1921) связал своё имя с этим движением, когда в 1876 г. в Вене объединил в союз братства Kleindeutsch. Без его вмешательства пангерманизм, быть может, остался бы только «тенденцией» среди политически наивных студентов, народников и рабочих группировок. Его идеи и темперамент, талант агитатора определили характер и судьбу австрийского пангерманизма, породив тем самым революционное движение, соединившее в себе народнический антикапитализм, антилиберализм, антисемитизм и пруссофилию немецкого национализма. Баллотируясь впервые на выборах в рейхсрат в 1873 г., Шёнерер следовал радикально-демократической линии вместе с другими прогрессивными левыми. Это продолжалось до 1878 г. Затем он начал требовать экономического и политического союза Германо-Австрии с Немецким рейхом и с 1883 г. стал печататься в крайне националистической газете («Подлинное немецкое слово»). Сущность пангерманизма Шёнерера состояла, впрочем, не в требовании национального единства, политической демократии и социальных реформ (эту программу он разделял с убеждёнными радикальными националистами парламента), но в его расизме: в убеждении, что кровь – единственный критерий всех гражданских прав.
Движение пангерманизма стало заметной силой в австрийской политике середины 80-х гг., но затем угасло после осуждения Шёнерера в 1888 г. за изнасилование; лишённый всех политических прав на пять лет, он удалился от парламентской деятельности. Но не далее чем в конце 90-х гг. пангерманизм вновь достиг статуса народного движения. Это произошло в результате вызова, брошенного немецким интересам в империи. Многие, кто привык к немецкому господству в культуре, пережили шок, когда в 1895 г. правительство ввело славянские классы в исключительно немецких школах Корниолы. Этот незначительный спор имел для немецких националистов символический смысл, несоизмеримый с его практическими следствиями. Затем в апреле 1897 г. австрийский премьер граф Казимир Бадени предложил свой закон о языке, в соответствии с которым все служащие Богемии и Моравии должны были говорить на немецком и чешском языках; мера, явно направленная против немцев. Эти события спровоцировали взрыв националистического возмущения в империи. Демократические немецкие партии и пангерманисты, не имея сил заставить правительство отменить закон о языке, блокировали деятельность парламента, и эта практика продолжалась вплоть до 1900 г. Когда последующие премьеры привели закон в исполнение, возмущение хлынуло из парламента на улицы больших городов. Летом 1897 г. кровавые конфликты между бунтующей толпой и полицией, даже армией, чуть не ввергли страну в гражданскую войну. Охраняя общественный порядок, полиция распустила сотни ферейнов. Во всех этих событиях – разрушение парламента, общественные беспорядки, немецкий шовинизм, избирательные кампании пангерманистов 1901 г. – можно усмотреть корни нового воинствующего настроения, свидетелем которому была возникающая ариософия.
Основной темой разнообразных политических протестов была попытка части австрийских немцев сопротивляться славянским претензиям на политическое и национальное самовыражение и вместе с тем стремление сохранить единство распадающейся, пережившей себя многонациональной империи Габсбургов. Отнюдь не все сторонники пангерманизма хотели экономического и политического союза Германо-Австрии с Немецким рейхом, как это предполагалось программой Шёнерера. Причины, по которым они поддерживали партию, часто сводились к желанию поддержать силами ферейнов немецкие национальные интересы внутри империи. Поскольку в последнем десятилетии, куда ни бросишь взгляд, везде австрийские немцы могли видеть возрастающее влияние славян, что ставило под сомнение традиционное преимущество немецких культурных и политических интересов: спор о школах, указ Бадени о языке, всеобщее избирательное право (окончательно введённое в 1907 г.) довели до критической точки этот мучительный и неразрешимый вопрос. Австрийские немцы рассматривали эти политические меры как удар по немецкой собственности и ключевым позициям немцев в экономике. Первые статьи Ланца целиком посвящены проблемам универсального избирательного права и немецкого экономического господства (Besitzstand). И Лист, и Ланц осудили парламентскую политику и потребовали подчинения всех национальностей в империи немецкому закону. Идеи ариософии были самым тесным образом связаны с этим последним в XIX в. немецко-славянским конфликтом.
Выраженный антикатолицизм ариософии также восходит к влиянию пангерманизма. Несмотря на симпатию к народному язычеству Немецкого союза, Шёнерер в 1890 г. начал размышлять о вероисповедной политике, при помощи которой он мог бы вступить в борьбу с католической церковью; эту последнюю он рассматривал как чуждую германизму и опасную политическую силу. Император пользовался советами епископата, приходские священники создали сеть эффективной пропаганды по всей стране, и христианская социальная партия лишилась прежней поддержки среди крестьянского и полугородского населения Нижней Австрии и Вены. Он думал, что обращение движения в протестантство поможет подчеркнуть в сознании немецкого народа связь славянства (после 1897 г. славян ненавидели и боялись миллионы) с католицизмом, династией и австрийским государством. Консервативно-клерикально-славянофильское правительство с 1897 г. действительно сделало вероятной и почти неизбежной неприязнь к католицизму. Многие немцы считали, что католическая иерархия носит антинемецкий характер, и в Богемии уже росло возмущение против чешских священников, которым давали немецкие приходы. С целью эксплуатации этих чувств в 1898 г. Шёнерер открыл свою кампанию по разрыву с Римом (проект Los von Rom).
Имея связи с протестантскими сообществами миссионеров в Германии, Шёнерер публично объединил движение пангерманизма с новым лютеранским движением, за которым стояло 30 тыс. протестантских обращений в Богемии, Штирии, Каринции и Вене между 1899 и 1910 гг. Союз, однако, остался непрочным: большинству ферейнов движение пришлось не по нраву, другие же пангерманисты осудили кампанию разрыва с Римом как вариант отжившего клерикализма. Что касается самих миссионеров, они весьма сокрушались, что политические оттенки обращения отпугивают многих религиозных людей, ищущих новую форму христианской веры, тогда как те, кто руководится политическими мотивами, вообще не заботятся о религии. Показатель ежегодных обращений стал падать в 1902 г., а в 1910 г. вернулся к цифре, имевшей место до начала движения. Хотя движение касалось этнических границ, его социальная база определялась высококвалифицированным и торговым средним классом. Наибольший успех проекта Los von Rom поэтому совпал с успехом партии пангерманизма: проект не усилил пафоса пангерманизма, но и не ослабил католической церкви.
Хотя кампания разрыва с Римом в политическом смысле провалилась, она выдвинула на передний план антикатолические чувства, овладевшие австрийскими немцами в 1900-е гг. Это настроение было существенным элементом ариософии. Лист рассматривал католическую церковь в качестве основного противника в своих реконструкциях мифологического прошлого Германии. Он объединил клерикализм, консерватизм и австрийское правительство с его славянскими интересами, с 1879 г. ставшее злейшим врагом германизма, в Великую Интернациональную Партию. На эту несуществующую организацию возлагалась ответственность за все политические шаги против германских интересов в Австрии; все действия в этом направлении рассматривались как заговор католиков. По-видимому, Ланц также был подхвачен волной этих настроений. Он завершил своё цистерцианское послушничество глубокой антикатолической нотой (1899), присоединился к пангерманизму и вскоре обратился в протестантство. Хотя проект Los von Rom был целью лишь промежуточного этапа на его пути к собственному расовому культу ариософии, всё же он обозначил важность пангерманизма для его идеологического развития.
Жизненно важным элементом для ариософского понимания национальных конфликтов и немецкого духа был расизм. Классическим источником по вопросу о превосходстве нордическо-арийской расы с пессимистическим предсказанием подчинения её неарийскими народами служили размышления Артюра де Гобино. И хотя его творчество не вызвало немедленного отклика, идеи его отозвались длительным эхом, множество пропагандистов иначе интерпретировали его выводы – в пользу грядущего торжества германизма. Когда социал-дарвинисты заговорили о неизбежности биологической борьбы в человеческом мире, то подразумевалось, что арийцы (или истинные немцы) не подвергнутся разрушительным влияниям этой войны, что они смогут противостоять угрозе распада и смешения, утверждая свою расовую неприкосновенность и чистоту. Необходимость войны рас и евгенической реформы нашла широкий отклик в Германии на исходе века: основные работы Эрнста Краузе, Отто Аммона, Людвига Вильзера, Людвига Вольтмана – все социал-дарвинисты – были опубликованы между 1890 и 1910 гг.
Выдающийся зоолог Эрнст Геккель, неоднократно предупреждавший об угрозе смешения рас, с целью популяризации расистской версии социал-дарвинизма среди немцев основал Монистическую лигу в 1906 г. Эти научные воплощения расизма, в формулах физической антропологии и зоологии придали силу и без того предвзятым мнениям народных националистов в Германии и Австрии. Лист заимствовал опорные расистские понятия из практики движения. Ланц сотрудничал со «Свободным словом», полуофициальным журналом Монистической лиги и с «Политико-антропологическим обзором» Вольтмана. Таким образом, огромная важность арийского расизма в ариософии, несмотря на её язык оккультных формул, может быть связана и с расистскими интерпретациями социал-дарвинизма в Германии.
Если некоторые аспекты ариософии связаны с проблемами немецкого национализма в империи Габсбургов конца XIX столетия, то другие её стороны имеют причиной особенности венской жизни. В отличие от этнически разнородных провинций Вена была традиционно немецким городом, коммерческим и культурным центром австрийского государства. Однако в 1900 г. стремительная урбанизация её окраин в соединении с притоком людей других национальностей сильно изменила её облик, а в некоторых центральных районах – и этнический состав. Старые фотографии красноречиво свидетельствуют о переменах венской жизни в конце XIX в. В 50-е гг. старый звездообразный вал принца Евгения был разрушен, чтобы дать место для новой Рингштрассе с её великолепными новыми дворцами и общественными зданиями. Если сравнить облик Вены до и после произошедших метаморфоз, легко заметить утрату интимной, эстетической атмосферы королевской резиденции среди великолепных парков; её сменил жёсткий, монументальный стиль метрополии. Может быть, реагируя на новую Вену, Лист отвергал городскую культуру и прославлял средневековую сельскую идиллию.
Между 1860 и 1900 гг. население города возросло почти втрое, породив в результате серьёзный жилищный кризис. В 1900 г. не менее чем 43 % населения занимали помещения из двух комнат и менее, широко распространились бродяжничество и нищета. Одновременно с перенаселением и возникновением трущоб произошло крупное переселение евреев из Галиции. В 1857 г. только 6 тыс. евреев остались в столице, а в 1910 г. эта цифра возросла до 175 тыс., что составляло более чем 8 % всего населения города: на отдельные районы приходилось до 20 % временных жителей. Восточные евреи носили традиционный костюм и вели жизнь мелких торговцев или разносчиков. Немцы, озабоченные духом народа, определённо могли рассматривать это новое вмешательство как серьёзную угрозу этническому характеру столицы. В качестве примера такой реакции можно вспомнить описание Гитлером своей первой встречи с евреями во внутреннем городе. Озабоченность ариософов растущим преобладанием негерманских национальностей в Австрии наряду с такими местными переменами могли бы завершить предварительное обследование проблемы.
Остаётся выяснить, каким образом ариософия впитала оккультные идеи популярной в Вене теософии. Хотя Теософское общество возникло там в 1886 г., немецкий перевод основного текста движения, «Тайной доктрины», был опубликован только в 1901 г. В 1900-х гг. можно было наблюдать целую серию немецких теософских публикаций. Но ариософские тексты (с 1907 г.) явно были связаны с европейской модой на теософию, в связи с чем нелегко было приписать специфически австрийское качество народническо-теософскому феномену. Мистические и религиозные спекуляции смешались также с псевдонаучными формами (социал-дарвинизм, монизм) народнической идеологии в Германии. Существенно и то, что многие ариософские авторы и сторонники общества Листа жили за пределами Австрии. Таким образом, хотя народнический расизм, антикатолицизм и ненависть к современности ариософии связываются со специфическими австрийскими факторами, вовлечение в её орбиту теософии указывает на более общий феномен. Не только венские ферейны, но и маленькие кружки нашли в новой доктрине «свежее» доказательство для собственных теорий арийско-германского превосходства. Особенная уместность теософии для оправдания элитаризма и расизма ещё будет обсуждаться в дальнейшем.
Сформулируем выводы: рождение ариософии в Вене связано с проблемами современности и национализма в империи Габсбургов начала века. Внешне всё ещё блистательная и преуспевающая, Вена была обращена в прошлое. Под давлением времени эта «старая, космополитическая, феодальная, крестьянская Европа» – всё ещё пульсирующая на землях империи – мягко и незаметно исчезала. Некоторые буржуа, особенно мелкие, остро ощущали угрозу прогресса, безумного роста городов и экономической концентрации. Эти тревоги усугублялись растущей враждебностью среди народов империи, разрушавшей и без того хрупкое равновесие многонационального государства. Подобные cтpaxи стимулировали возникновение оборонительных идеологий, которые их сторонники предлагали как панацеи для мира под угрозой. То, что многие искали безопасности и стабильности в доктринах немецкой идентичности, было, в общем, нормальной реакцией на жизнь в сердце империи, этом тигеле народов. Описывая свои чувства к людям негерманского происхождения в современной ему Вене, Гитлер говорил: «Я нахожу смешение рас в имперской столице отвратительным. Этот базар чехов, поляков, венгров, украинцев, сербов и хорватов невыносим. Город кажется воплощением расовой нечистоплотности».
Кажется трагическим парадоксом, что насыщенное многоцветье народов Габсбургской империи, законность династической власти, одинаково расположенной ко всем, смогли породить расовую доктрину геноцида в наш век национализма и социальных метаморфоз.
Глава 2. Оккультное возрождение Германии (1880–1910)
Оккультизм берёт начало в религиозном типе мышления, корни которого уходят в античность и которое обычно характеризуется как западная эзотерическая традиция. Её необходимые составляющие – гностицизм, герметические трактаты по алхимии и магии, неоплатонизм и Каббала – возникли на востоке Средиземноморья в первые пять веков нашей эры. Собственно гностицизм связан с верованиями некоторых еретических сект в эпоху раннего христианства, они требовали обладания гнозисом или специальным эзотерическим знанием о духовных предметах. Хотя отдельные доктрины во многих аспектах отличались друг от друга, существовали две общие гностические темы: во-первых, восточный (персидский) дуализм, в соответствии с которым два мира Добра и Зла, Света и Тьмы, порядка и хаоса рассматриваются как независимые враждующие силы; и, во-вторых, убеждение в том, что материальный мир подвержен злу, так что человек может спастись, только достигая знания о высших сферах. Гностические секты исчезли в IV в., но их идеи воодушевили дуалистическую манихейскую религию (II в.) и герметическое движение. Греческие тексты были собраны в Египте между III и V вв., здесь был завершён синтез гностических идей, неоплатонизма и каббалистической теософии. Поскольку эти мистические доктрины возникали на подвижной социальной и культурной почве, очевидна связь между разрастанием сект и распадом стабильного сельскохозяйственного порядка поздней Римской империи.
В XV в. новые научные открытия и географические удачи уничтожили условия средневекового мира, гностические и герметические идеи пережили краткое возрождение. Выдающиеся гуманисты и учёные маги в период Ренессанса опубликовали старые классические тексты и тем самым заново создали корпус оккультных наук. Но после триумфа эмпиризма в научной революции XVII столетия подобные идеи сохранились лишь среди немногих любителей древности и мистиков. В XVIII в. эти неканонические религиозные и философские теории были определены как «оккультные», поскольку располагались на крайней периферии общепринятых форм знания. Впрочем, реакция на рационалистическое Просвещение приняла форму живого романтического интереса к Средним векам, стремления к тайне и способствовала оживлению оккультизма в Европе около 1770 г.
Германия гордилась своими известными учёными магами времён Ренессанса, а также сетью розенкрейцерских общин; теософия и алхимия процветали здесь между XVII и XIX вв. Однако позыв к неоромантическому оккультному возрождению возник не в Германии. Его скорее следует связать с реакцией на засилье материалистических, рационалистических и позитивистских идей в практических и промышленных культурах Америки и Англии. Немецкое оккультное возрождение многим обязано популярности теософии в англо-саксонском мире в 1880-е гг. Здесь она имела выход на международное движение тайных обществ, связанное с именем Елены Петровны Блаватской (1831–1891), русской искательницы приключений и оккультистки. Её удивительная, полная событий и путешествий (1850–1860) жизнь, её способности к ясновидению и страсть к сверхъестественным феноменам, интерес к американскому спиритизму в 1870-е гг. повлекли за собой основание в Нью-Йорке в 1875 г. Теософского общества, с последующим перенесением его деятельности в Индию между 1879 и 1885 гг.; все эти события подробно описаны несколькими биографами. В основных моментах теософия как доктрина сформировалась здесь и в таком виде проникла в Центральную Европу.
Первая книга мадам Блаватской, «Разоблачённая Изида» (1877), мало напоминала очерк новой религии, но представляла собой бессвязные страстные тирады против рационализма и материализма современной западной цивилизации. Её обращение к традиционным эзотерическим источникам имело целью дискредитацию современных верований и делало очевидным преимущество древних религиозных истин перед мощной современной наукой и агностицизмом. В этом предприятии она руководствовалась также множеством вторичных источников, посвящённых языческой мифологии, тайным религиям, гностицизму, герметизму, заповедным знаниям ренессансных учёных, розенкрейцеров и прочих тайных братств. В.Е. Коулмэн указывал на то, что её работы часто являются компиляцией сотен современных текстов, посвящённых древним и экзотическим религиям, демонологии, франкмасонству и явлениям спиритизма. Но за всем этим многообразием традиций мадам Блаватская различала уникальный источник вдохновения: тайные знания древнего Египта. Её очарованность Египтом, убеждение в том, что именно там содержится ключ ко всякой мудрости, возникли благодаря её увлечению английским автором – сэром Эдвардом Бульвер-Литтоном. Его роман «Последние дни Помпеи» (1834) был задуман как повествование о культе Изиды в Риме первого века нашей эры. Более поздние работы, «Занони» (1842), «Странная история» (1862), «Грядущая раса» (1871), также были посвящены оккультным знаниям, эзотерическим обрядам, тайным братствам; всё это производило неотразимое впечатление на романтическую душу XIX века. Ирония ситуации в том и состоит, что ранняя теософия воодушевлена главным образом английской литературой, отчасти художественной, отчасти популярной и факт этот с очевидностью доказан сравнительными исследованиями Лильегрена.
Только после того как в 1879 г. мадам Блаватская и её последователи отправились в Индию, теософия приобрела более систематическую форму. В новой штаб-квартире Теософского общества в Мадрасе она написала «Тайную доктрину» (1888). Эта работа подтвердила её склонность к компиляциям, но на этот раз в качестве источников ею были использованы современные труды по индуизму и последние достижения науки. Её новая книга выглядела как комментарий к сакральному тексту под названием «Строфы Дзиан», который автор имела случай видеть в подземном гималайском монастыре. Этот новый интерес к Индии свидетельствует о её высокой восприимчивости к переменам в научном мире: только что Франц Бопп и Макс Мюллер подчеркнули огромное значение санскрита в качестве основы для сравнительного изучения так называемых арийских языков. Источник мудрости сместился от Египта на Восток. Позднее концепция теософии обнаружит ещё большее сходство с принципами индуизма.
В «Тайной доктрине» содержалось описание Божественной деятельности от начала периода сотворения мира до его конца, процесс этот был признан циклическим, повторяющимся через неопределённые промежутки времени снова и снова. Это история о том, как возник настоящий мир, откуда, какие силы образовали его и придали форму, куда он идёт и что всё это значит. Первый том («Космогенез») охватывал собой общий план, в соответствии с которым первоначальное единство неявленного божества дифференцирует себя в многообразие сознательно развивающихся существ, которые постепенно наполняют мир. Божество обнаруживает себя впервые через эманацию и три следующих друг за другом формы Разума: три космические фазы создают время, пространство и материю, и они символизируются в серии священных знаков индуизма.
Все последующие творения происходят в строгом подчинении божественному плану, проходя через семь кругов или эволюционных циклов. В первом круге мир определяется властью огня, во втором – воздуха, в третьем – воды, в четвёртом – земли, и в прочих – эфиром. Этот порядок отражает постепенное отпадение мира от божественной милости в первых четырёх кругах и его искупление в следующих трёх; это должно произойти прежде, чем всё вернётся к точке первоначального единства, для того чтобы начать новый большой круг. Мадам Блаватская иллюстрирует стадии космического цикла разнообразными эзотерическими символами, включая треугольники, трискелионы и свастики. Этот последний восточный знак удачи и плодородия был так популярен, что она включила его в проект печати Теософского общества. Исполнительное начало всего космического процесса получило имя Fohat, «универсальный посредник Детей Бога, призванный создавать и поддерживать наш мир». Обнаружениями этой силы, в соответствии с Блаватской, следует считать электричество и солнечную энергию, «объективированные мысли Бога». Эта электро-спиритуальная сила находилась, впрочем, в полном согласии со взглядами современной науки, по преимуществу виталистической.
Второй том («Антропогенез») пытается связать человека с грандиозной картиной космоса. Но только представление о человеке уходит здесь далеко за пределы античности, гораздо дальше, чем привыкла к этому наука; Блаватская пытается внедрить человека непосредственно в схему космического, физического и духовного развития. Её теории здесь частично имеют отношение к палеонтологии конца XIX в., приспособленной одновременно к расовой теории эволюции. Она сопровождает свою циклическую концепцию утверждением о том, что каждому кругу сопутствует падение и возвышение семи последовательных корневых рас, в первом – четвёртом круге они испытывают упадок духовного развития, всё более отдаваясь во власть материального мира (явное заимствование гностического представления об отпадении от Света во Тьму), в пятом – седьмом кругах высшие корневые расы поднимаются к свету. В соответствии с Блаватской настоящая человечность может быть создана только пятой корневой расой на планете, которая прошла через четвёртый космический круг, так что биологические виды на ней стоят перед возможностью духовного развития. Пятой корневой расой была названа арийская, ей предшествовала раса жителей Атлантиды, ушедшей под воду при затоплении Атлантического континента. Атланты были наделены неизвестными нам психическими силами, их гигантизм позволял им создавать циклопические строения, они владели развитыми технологиями, поскольку могли успешно использовать «Fohat». Три ранние расы настоящего планетного цикла были протогуманоидами. Первая, астральная раса, возникла в невидимой и вечной священной земле; вторая, гиперборейцы, жила на исчезнувшем полярном континенте. Третья, лемурианцы, процветала на острове, затерянном в Индийском океане. Этой расе соответствовал самый низкий духовный уровень в эволюционном расовом цикле. Блаватская обвиняла лемурианцев в смешанных браках, размножении уродов и в других формах падения.
Другим важным теософическим убеждением была вера в реинкарнацию (перевоплощение) и карму, также заимствованная из индуизма. Человеческий индивид рассматривался как незначительная часть божественного существа. Идея реинкарнации обязывала всякого пуститься в космическое путешествие по кругам и корневым расам, которое привело бы его к окончательному воссоединению с богом, от которого он был оторван. Этот путь бесчисленных возрождений пишет историю постепенного искупления: за первоначальной никчёмностью лежит путь восхождения к точке, где индивид и Бог совпадают. Процесс реинкарнации исполняется в соответствии с пpинципaми кармы: кто совершал добрые поступки – перевоплощается удачно, кто был зол – перевоплощается в ещё более низкие формы. Эта вера предполагала не только скитание каждого по фантастическим мирам бесконечно далёкой истории, но также заставляла задуматься о спасении, грядущем воплощении в высших расах, которые будут представлять наиболее высокие ступени духовной эволюции: мы, люди, в будущем должны занять наше место в небесах как Боги планет. Регенты галактик, властители Огненного Тумана (Fohat). Этот хилиастический образ дополняла психологическая потребность принадлежать необозримому космическому порядку.
Помимо расовых акцентов, теософия также подчёркивала принципы элитаризма и иерархии. Блаватская утверждала, что сама она получила рукоположение от двух просветлённых матахм, или мастеров, по имени Мория и Куут Хууми, живших где-то в удалённом тайном монастыре в Индии. Адепты эти сами не были богами, скорее продвинутыми членами нашей эволюционной группы, которые решили передать свою мудрость остальному арийскому человечеству через избранную ими представительницу, мадам Блаватскую. Подобно её учителям, она претендовала на безусловный авторитет, поскольку он основан на её месте в оккультной иерархии. В своих рассмотрениях предыстории она также часто ссылалась на выдающуюся роль элитарных священников корневых рас прошлого. Так, когда лемурианцы погрязли во зле и пороке, только иерархия избранных осталась чиста духом. Эти немногие составили лемуро-атлантическую династию королей-священников, обитающую в легендарной стране Шамбала в пустыне Гоби. Они были связаны и с учителями Блаватской, которые должны были послужить наставниками пятой арийской корневой расы.
Несмотря на запутанную аргументацию и частые противоречия, возникающие по причине множества псевдонаучных ссылок, содержание «Тайной доктрины» всё же можно сформулировать в трёх основных принципах. Первым таким принципом является признание существования Бога, который вездесущ, вечен, безграничен и неизменен. Действующим началом Бога, его инструментом является Fohat, полуэлектрическая-полудуховная сила, которая проводит божественный план в космосе, воплощающийся в законах природы. Вторым принципом служит правило периодичности, всякое творение немедленно включается в череду бесчисленных распадов и возрождений. Эти круги всегда заканчиваются духовным приближением к первоначальной точке. В-третьих, всегда существует фундаментальное единство между индивидуальными душами и божеством, между микро- и макрокосмом. Но едва ли эта простая теология обеспечила теософии такое количество сторонников. Только смутное обещание оккультного посвящения, просвечивающее через бесчисленные заимствования из древних верований, цитаты из утраченных апокрифов, традиционных гностических и герметических источников может объяснить успех её доктрины и количество её сторонников среди образованных классов в нескольких странах.
Но с чем связан такой энтузиазм по отношению к идеям Блаватской среди американцев и европейцев, начиная с 1880-х гг.? Теософия предложила привлекательную смесь из древних религиозных идей и новых научных концепций, синкретическую веру для тех, чьи привычные взгляды были опрокинуты дискредитацией ортодоксальной религии, прогрессом науки, разрывами в социальной и экономической жизни конца XIX столетия. Джордж Л. Мосс писал, что теософия является типичным выражением антипозитивизма, наводнившего Европу в конце века, и отмечал то обстоятельство, что её понятия из всех европейских стран наибольшее впечатление производят на немцев.
Да, несмотря на немыслимое смешение египетской веры в перевоплощения, американского спиритизма и индийских верований, теософия действительно была крайне популярна в Австрии и Германии. Её появление лучше всего может быть понято в контексте неоромантического движения протеста в кайзеровской Германии, известного под названием Lebensreform (реформы жизни). Это движение, опирающееся по преимуществу на средние классы, представляло собой попытку сгладить противоречия современной жизни, вызванные ростом промышленности и городов. Множество альтернативных Форм жизни (включая естественную медицину и траволечение, вегетарианство, нудизм, автономные сельские коммуны) исповедовали небольшие группы людей, надеявшихся вернуться к природной жизни. Политическая атмосфера движения была отчётливо либеральной, затрагивала левое крыло с его заинтересованностью в земельной реформе, но вместе с тем пересекалась и с народническим движением. Марксистские критики оценивали его как наиболее последовательную форму буржуазного уклонения от последствий капитализма. Теософия вполне соответствовала настроениям Lebensreform, обеспечивая их при этом и какими-то философскими принципами.
В июле 1884 г. возникло первое «Немецкое Теософское Общество» под председательством Вильгельма Гюббе-Шлейдена (1846–1916) в Эльберфельде, где находились Блаватская и её основной сотрудник Генри Олькотт, с ними были их теософские друзья Гебхарды. В это время Гюббе-Шлейден служил старшим чиновником в Колониальной конторе в Гамбурге. Он много путешествовал, некогда управлял имением в западной Африке, был выдающейся фигурой в политическом лобби в пользу распространения Немецкой империи за океан. Олькотт и Гюббе-Шлейден ездили в Мюнхен и Дрезден, устанавливали там контакты с отдельными теософами и таким образом заложили фундамент немецкой организации. Полагают, что поспешность в создании немецкого движения вызвана потребностью Блаватской в новом центре после скандала, разыгравшегося в Мадрасе в начале 1884 г. Теософам предъявили тогда обвинение в шарлатанстве. Методы, применяемые Блаватской при работе с оккультными феноменами, сообщения, которые она передавала от своих учителей, вызвали подозрение в её окружении, что привело в результате к расследованию и крайне неблагоприятному отчёту о её деятельности, составленному лондонским Обществом психических исследований. К несчастью для Гюббе-Шлейдена, его председательство прервалось в связи с распадом немецкой организации; скандал же приобрёл ещё более публичный характер в связи с исходом теософов из Индии в апреле 1885 г. С этих пор Блаватская жила в Лондоне и находила новых страждущих среди правящих классов викторианской Англии.
В 1886 г. Гюббе-Шлейден более серьёзно занялся оккультизмом в Германии, он приступил к публикации ежемесячного журнала «Сфинкс», в котором спиритизм и паранормальные явления обсуждались с научной точки зрения. Его основными участниками были выдающиеся психологи, философы и историки. Здесь Макс Дессуар излагал гипнотизм. Эдуард фон Гартман развивал философию индивидуализма, в соответствии с которой «Я» преодолевает смерть как неполноценную сущность, отталкиваясь от Канта, христианской теологии и спиритуалистических спекуляций. Здесь работали Карл дю Прель, исследователь психики, и его коллега Лазарь фон Гелленбах, проводившие в Вене сеансы с известным американским медиумом Генри Слэйдом, оба писали эссе примерно в одном духе. Другим значительным членом кружка «Сфинкса» был Карл Кизеветтер, чьи исследования истории постренессансной эзотерической традиции очень многое смогли сообщить широкой аудитории об учёных магах, первых алхимиках Нового времени, о современном оккультизме. Ещё не вполне теософический, сборник Гюббе-Шлейдена был мощным элементом оккультного возрождения в Германии, пока в 1895 г. его публикация не прекратилась.
Кроме научной струи оккультизма, в 1890-х гг. возникло более широкое немецкое теософское движение, на этот раз оно было связано с популяризаторскими усилиями Франца Гартмана (1838–1912). Гартман родился в Дойнауверте и воспитывался в Кэмптене, где его отец состоял на службе королевским доктором. По завершении военной службы в Баварском артиллерийском полку (1859) приступил к изучению медицины в Мюнхенском университете. Во время каникул во Франции, в 1865 г., поступил корабельным доктором на судно, идущее в Соединённые Штаты, где и провёл последующие 18 лет своей жизни. Закончив обучение в Сент-Луисе, открыл глазную клинику и практиковал до 1870 г. Затем путешествовал вокруг Мексики, ненадолго обосновался в Новом Орлеане, в 1873 г. уехал в Техас, в 1878 г. перебрался в Джорджтаун, штат Колорадо, где в 1882 г. работал коронером. Помимо медицинской практики горячо интересовался добычей золота и серебра. В начале 1870-х гг. увлёкся американским спиритизмом, посещал сеансы таких лидеров движения, как мистресс Раис Холме и Кэйт Вентворт, в это же время был поглощён чтением Юдж Эдмонс и Эндрю Джексона Дэвиса. Впрочем, следующее его открытие, «Разоблачённая Изида», ставит на место спиритизма теософию. Он решает посетить теософов в Мадрасе, отправляется туда из Калифорнии, по дороге заехав в Японию и Юго-Восточную Азию (конец 1883 г.). Когда в 1884 г. Блаватская и Олькотт отправляются с визитом в Европу, Гартмана назначают действующим президентом Общества на время их отсутствия. Он остаётся в штаб-квартире теософов до момента, когда последние в апреле 1885 г. окончательно покидают Индию.
Работы Гартмана первоначально посвящены розенкрейцерам, Парацельсу, Якобу Бёме и другим аспектам западной эзотерической традиции; они публикуются в Америке и Англии между 1884 и 1891 гг. Но побывав однажды директором санатория Lebensreform в Галлейне, недалеко от Страсбурга, после возвращения в Европу в 1885 г. Гартман начинает распространять новую мудрость Востока среди своих сограждан. В 1889 г. он организует, вместе с Альфредо Пиода и графиней Констанцией Вахтмейстер, близкой подругой Блаватской, теософский светский монастырь в Асконе – место, заметим, многих анархических экспериментов. С 1892 г. печатает переводы индийских священных текстов и переводы Блаватской в своём журнале «Цветы лотоса» (1892–1900). Это первое немецкое издание, титул которого украшен теософической свастикой. Во второй половине десятилетия теософская издательская деятельность в Германии впервые достигает первого пика. Вильгельм Фридрих из Лейпцига, издатель гартмановского журнала, выпускает двенадцатитомную книжную серию «Библиотека эзотерических трудов» (1898–1900), в то время как Гуго Геринг, теософ из Веймара, издаёт тридцатитомную серию «Теософские труды» (1894–1896). Обе серии состоят из немецких переводов последователей Блаватской в Англии, Анни Безант, Чарльза Лидбитера, также там можно найти оригинальные исследования Гартмана и Гюббе-Шлейдена. Основное содержание этих маленьких книжек – глубокомысленная космология, карма, спиритизм, повествование о деятельности тайных махатм. Помимо этой продукции должны быть упомянуты гартмановские переводы Бхагавад-гиты, Дао дэ цзин и Таттва-Бодха, наряду с его собственными монографиями о буддизме, христианском мистицизме и Парацельсе.
Пример Гартмана ускорил рождение другого важного журнала. В 1896 г. Пауль Цильман приступил к изданию ежемесячного журнала «Метафизический обзор», который включал в себя не только разнообразные аспекты эзотерической традиции, но и новые парапсихологические исследования; в этом он шёл по следам «Сфинкса». Цильман, живший в Гросс-Лихерфельде, близ Берлина, был членом исполнительного комитета нового Немецкого Теософского общества, основанного в августе 1896 г. в Берлине под председательством Гартмана. Это было в тот момент, когда американские теософы Кэтрин Тингли, Е.Т. Харгроув и Вригг путешествовали по Европе в поисках поддержки своего движения. Собственные исследования Цильмана и статьи в его журнале выдавали известную эклектичность: там шла речь о йоге, френологии, астрологии, животном магнетизме и гипнотизме; здесь же можно было найти репринты средневековых немецких мистиков, алхимические трактаты конца XVIII в. и работы современного французского оккультиста Жерара Энкосса (Папюс). Гартман постоянно снабжал его беллетризованной историей о своём открытии тайного монастыря розенкрейцеров в Баварских Альпах, её с нетерпением ждали читатели, задетые романтической идеей суровых адептов в центре современной Европы. Цильман в свою очередь был так воодушевлён «Eckhartshausen» (начало XIX в.) и идеями школы иллюминатов, что в начале 1897 г. сам основал оккультную ложу. Лесная Ложа была организована тремя квазимасонскими ступенями посвящения. В окружении Цильмана там работали Фердинанд Маак, изучавший только что открытые рентгеновские лучи в контексте собственной «динамософической» науки и издававший классические тексты розенкрейцеров, астролог Альберт Книпф, индийские теософисты и авторы американского движения христианской науки и новой мысли. В качестве издателя Пауль Цильман был важным звеном между немецкими оккультными группами и ариософами Вены, чьи работы он издавал под своей обложкой между 1906 и 1908 гг.
Немецкое Теософское общество было учреждено в августе 1896 г. как национальная ветвь Интернационального Теософского Братства, основанного американскими теософами круга Виллиан Юдж и Кэтрин Тингли. Но теософия осталась ограниченным феноменом в Германии, представленным маленькими и часто враждующими местными группами. В конце 1900 г. издатель Neue Metaphysische Rundschau получил ежегодные отчёты от обществ Берлина, Дрездена, Граца, Эссена, Лейпцига, что дало ему повод сожалеть о явном недостатке взаимного дружелюбия в движении. Впрочем, в 1902 г. наметилось тяготение к двум основным центрам, Берлину и Лейпцигу, их поддерживало более десяти теософских обществ и около тридцати маленьких кружков по всей Германии и Австрии. Пауль Раатц, издатель журнала «Теософская жизнь», открыл теософский центр в столице, тогда как в Лейпциге в это время существовал другой центр, связанный с именами Артура Вебера, Германа Рудольфа, Эдвина Беме. Вебер издавал свой журнал «Теософский указатель», а из только что организованной Теософской центральной книжной лавки получал «Оккультные лекции», в которых авторами многих статей были Рудольф и Беме.
Поскольку вся эта деятельность контролировалась по преимуществу Францем Гартманом и Паулем Цильманом, нужно упомянуть о другой теософской тенденции в Германии. В 1902 г. Рудольф Штайнер, молодой учёный, прежде обучавшийся в Вене, а затем приехавший в Веймар для работы над научным наследием Гёте, стал генеральным секретарём Немецкого Теософского общества в Берлине, основанного лондонскими теософами. С 1903 по 1908 гг. Штайнер издавал в Берлине журнал «Люцифер». Но его мистические христианские интересы отдалили его от прочих теософов индуистской ориентации, сторонников Анни Безант, в результате он окончательно порвал с ними и учредил собственное Антропософское общество в 1912 г. Может быть, желание противостоять влиянию Штайнера побудило Гартмана содействовать изданию новых журналов. В 1906 г., руководимый юным протеже Гартмана, Гуго Вольраттом, возникает Теософский дом печати – Лейпциг. Под этим флагом на арену выходят сразу несколько оккультных журналов: «Странник» (1906–1908) издаётся Артуром Вебером; «Прана» (1909–1919) издаётся сначала Карлом Врандлер-Прахтом, а затем Иоханнесом Бальзли, секретарём Лейпцигского Теософского общества; «Теософия» (1910) издаётся Гуго Вольраттом. Астрологические журналы и книжные серии, Астрологический обзор и Астрологическая библиотека начинают выходить здесь с 1910 г. Прежний журнал Гартмана вновь оживает в 1908 г. под названием «Новые цветы лотоса» в издательстве «Джэггер», которое одновременно приступает к изданию «Книги Озириса» – длинной серии, которая знакомит немецкую публику с новыми оккультистами.
Тем временем на арену выходят другие издатели. Карл Ром, посетивший английских теософистов в Лондоне в конце 1890-х гг., открывает фирму в Вюртемберге. Его публикации включают репринтные издания Беме, Гамана, Юнга-Стиллинга, Альфреда Мартина Оппеля (А. М. О.) и романы сэра Эдварда Бульвер-Литтона, труды современных оккультистов. Издательский дом Иоханнеса Баума «Новая мысль» основан в 1912 г., в 1919 г. переезжает в Пфуллинген. Занятая первоначально переводом американского материала, эта фирма сыграет важную роль, издавая немецкую эзотерику в 20-е гг.
С теософами Лейпцига спорит фирма Макса Альтмана, он начинает свою деятельность в 1905 г. В июне 1907 г. Альтман начинает выпускать популярный Zentralblatt fur Okkultismus, редактируемый д. Georgeewitz-Weitzer, известным своими работами о современных розенкрейцерах, алхимии и оккультной медицине, которые он подписывает псевдонимом G. W. Surya. Лейпцигский книготорговец Генрих Транкер издаёт оккультную серию в 1910–1912 гг., в которую включены работы Карла Гельмута и Карла Хейзе. С 1913 г. Антониус ван дер Линден начинает претенциозную серию «Тайные науки» (1913–1920), состоящую из репринтов эзотерических текстов ренессансного учёного Агриппы, розенкрейцеров, алхимиков XVIII в. совместно с комментариями и оригинальными текстами современных оккультистов. Этот краткий обзор позволяет заключить, что оккультное издательское дело в Германии между 1906 и 1912 гг. достигло в своей активности второго пика.
Но если немецкий оккультизм неплохо развивался перед Первой мировой войной, то и Вене было о чём вспомнить. История оккультной традиции здесь тесно связана с именем Фридриха Экштейна (1861–1939). Личный секретарь композитора Антона Брукнера, этот блестящий знаток всех наук имел обширные знакомства среди ведущих мыслителей, писателей и музыкантов Вены. Его склонность к оккультизму впервые обнаружилась, когда будучи членом группы Lebensreform, он практиковал вегетарианство и дискутировал о доктринах Пифагора и неоплатоников в конце 1870-х гг. Затем его интересы распространились на немецкую и испанскую мистику, легенды, окружающие тамплиеров, франкмасонов, на вагнерианскую мифологию и восточные религии. В 1880 г. он подружился с венским математиком Оскаром Симони, который, в свою очередь, находился под впечатлением метафизических теорий профессора Фридриха Цольнера из Лейпцига. Цольнер выдвигал гипотезу о том, что спиритические феномены подтверждают существование четвёртого измерения. Экштейн и Симони были также связаны с австрийским психиатром Лазарем фон Гелленоахом, который проводил научные эксперименты с медиумами в состоянии транса и печатался в «Сфинксе». После весьма тёплой встречи с Блаватской в 1886 г. Экштейн собрал кружок теософов в Вене. В конце 1880-х гг. Франц Гартман и молодой Рудольф Штайнер были частыми посетителями (pabitues) этого кружка. Экштейн был также знаком с мистическим кружком, существовавшим вокруг неграмотного христианского пиетиста Алоиса Меландера (1844–1905), который был знаменитостью для многих теософистов сначала в Кэмптене, а потом в Дармштадте, включая Гартмана и Гюббе-Шлейдена. Экштейн состоял в переписке с Густавом Майринком, основателем теософской ложи «Голубая звезда» в Праге 1901 г. и перед Первой мировой войной приобретшим славу оккультного романиста. В 1887 г. в Вене возникло Теософское общество, президентом его был Экштейн, секретарём – граф Karl Zuleiningen-Billingheim.
На рубеже веков в Вене возникали всё новые оккультные кружки. Существовала Ассоциация оккультизма, устроившая библиотеку с выдачей книг на дом, её члены всегда могли справиться о чём-либо в работах Цольнера, Гелленбаха и дю Преля. Ассоциации был близок Филипп Машлюфски, который с 1903 г. начал издавать эзотерический журнал «Гнозис». Газета, систематически получаемая берлинскими теософистами, печатала из «Люцифера» Рудольфа Штайнера. В декабре 1907 г. возникла аналогичная оккультная организация «Клуб Чтения Сфинкс», её создал Франц Герндль, автор двух оккультных романов и один из основных членов Общества Листа. Астрология и другие оккультные науки также были представлены в австрийской столице. После возвращения из Соединённых Штатов в родной город Карл Брандлер-Прахт организовал Первое венское астрологическое общество (1907). Судя по юности Гитлера, с описанием которой нас знакомит Йозеф Грайнер, перед войной в столице различные митинги и лекции, посвящённые астрологии, гипнотизму и различным формам предсказания будущего, были общим местом. Опираясь на эту среду, можно лучше понять причины и почву движений, сложившихся вокруг Гвидо фон Листа и Ланца фон Либенфельса, чьё расистское творчество после 1906 г. столь многим обязано современному оккультному возрождению в Центральной Европе.
Хотя современный оккультизм был представлен очень разными формами, у него была одна задача. За системами астрологии, френологии и хиромантии в той же мере, как и за доктринами теософии, за квазинаучными концепциями «динамософии», животного магнетизма и гипнотизма, за архаическими текстами розенкрейцеров, каббалистов и алхимиков стояло отчётливое желание примирить результаты современных естественных наук с религиозным взглядом на мир, что могло бы вернуть человеку его достоинство и центральное место в универсуме. Оккультные науки имели целью подчеркнуть интимную и глубоко осмысленную связь человека с космосом в терминах обнаруженных соответствий между макро- и микрокосмом, нанести удар материалистической науке с её пафосом измеримых и воспринимаемых феноменов и пренебрежением к невидимым качествам духа и эмоций. Эти новые «метафизические» науки давали людям целостный взгляд на себя и мир, в котором они жили. Он наделял их одновременно чувством участия в полноте осмысленного мироустройства и через предсказания, вручал средства устроения собственных дел в соответствии с этим порядком.
Привлекательность такого взгляда на мир уже отмечалась в начале главы. Впервые расцвет оккультизма совпал с распадом Римской империи, затем обнаружил себя на исходе Средних веков. Теперь его голос услышали те, кто нашёл мир не в порядке, для кого социальные и идеологические перемены конца XIX в. оказались разрушительными. Те, кого чувства и образование делали восприимчивыми к идеалистической и романтической перспективе, приняли участие в оккультном возрождении, чтобы найти смысл миропорядка, исчезнувший с распадом прежних убеждений.
Поскольку ариософия родилась в Вене в ответ на проблемы немецкой национальности и столичной жизни, её можно рассматривать как особую разновидность теософии, приспособленную ариософами к народническим (volkisch) идеям. Теософский кружок действовал в городе примерно в 1887 г., но его участники были более склонны к традиции религиозного самосозерцания и сосредоточения на внутреннем мире, под руководством Мари Ланж. Рудольф Штайнер был членом этого кружка, и круг его интересов указывает на то, как мало симпатии существовало между «подлинной» буддистской теософией Франца Гартмана, который также бывал здесь, и рефлексивными наклонностями остальных членов кружка. В 1890-х гг. венская теософия отражает влечение образованных классов к благочестию, субъективизму и культу переживаний – настроение, соответствующее современной моде на feuilleton и импрессионизму в искусстве. Шорске пытался связать этот культ внутреннего с социальным положением венской буржуазии конца века. Он полагал, что посредством возведения храма искусства этот класс намеревался слиться с аристократией, но в результате нашёл в нём убежище и от крушения либерализма и от варварских массовых движений. Возникновение венской теософии в этом контексте выглядит вполне убедительно.
Когда теософские труды стали более широко публиковаться благодаря немецким издательствам на рубеже веков, их идеи стали достоянием публики. К этому времени теософия уже представляла собой детально разработанный корпус учений, изложенный в новом переводе основного труда Блаватской («Тайная доктрина», 1897–1901) и бесчисленных переложениях и комментариях, выполненных Францем Гартманом, Германом Рудольфом, Эдвином Беме и другими. Но если ранние формы теософского движения в Австрии ограничивались в основном мистическим христианством и личным гностицизмом сосредоточенных на себе индивидов, то поздние его проявления связаны с разочарованием в католицизме и распространением мифологии, фольклора и альтернативных религий. Толчок пришёл из Германии, ведь и Лист, и Ланц вынесли свои знания о теософии из немецких источников. Лист многим был обязан берлинскому теософу Максу Фердинанду Зебальдту фон Верту и его соратникам Францу Гартману, Гуго Герингу, Раулю Цильману. Цильман был первым, кто опубликовал статьи Листа и Ланца на эзотерические темы. Венская теософия после 1890 г. выглядела околоинтеллектуальной сектантской религиозной доктриной, вывезенной из Германии, она была популярна среди людей, разочаровавшихся в религиозной ортодоксии, но всё ещё ищущих себя в горизонтах веры.
Теософия привлекала Листа, Ланца и его сторонников своей одинаковой терпимостью к экзотическим религиям, мифологии и эзотерическим знаниям, что открывало универсальную и вместе с тем нехристианскую перспективу для понимания природы, происхождения человека; сюда можно было поместить источники тевтонских верований и обрядов, что вполне отвечало спекулятивным построениям (volkisch) народнического движения. В условиях антипатии к католицизму среди народных националистов и пангерманистов в Австрии теософия предлагала себя как схему религиозных убеждений, исключавших христианство в пользу смеси мифических традиций и псевдонаучных гипотез, согласных с данными современной антропологии, этимологии и истории древних культур. В дальнейшем сама структура теософcкой мысли была легко усвоена народническим движением. Подспудный элитаризм махатм с их сверхчеловеческой мудростью вполне отвечал жажде жёсткого иерархического порядка, опирающегося на расовую мистику народа (Volk). Понятие оккультного знания в теософии, осложнённого наслоениями других религий, принадлежащего немногим избранным, также соответствовало попытке приписать народническому национализму длинную родословную, он особенно нуждался в этом в связи со своим в действительности недавним происхождением. В контексте роста немецкого национализма в Австрии с 1866 г. мы можем наблюдать, как теософия, едва связанная с народнической мыслью понятиями расы и расового развития, осложнила религиозной мистикой и универсальными обоснованиями политические взгляды незначительного меньшинства.
Часть вторая
Ариософы Вены
Глава 3. Гвидо фон Лист
Гвидо фон Лист был первым популярным автором, соединившим народническую (volkisch) идеологию с оккультизмом и теософией. Он также оказался выдающейся фигурой среди volkisch публицистов в Германии перед 1914 г. Урождённый житель Вены, столицы Габсбургской Австрии, которая на рубеже веков оказалась в стороне от магистралей немецкого национального развития, принадлежавший к более старшему поколению, чем большинство его предвоенных идеологических сотоварищей, Лист стал заметной фигурой на восточной окраине немецкого мира. Его читатели и последователи относились к нему как к умудрённому патриарху, мистическому гуру националистов, чьей проницательностью славное арийское и немецкое прошлое Австрии избавлено от влияния иностранных культур и христианства. В своих книгах и лекциях Лист предлагал истинным германцам отыскивать в ландшафтах Родины, её фольклоре и археологии сохранившиеся следы великолепного теократического арийско-германского государства, возглавляемого королями-священниками и посвящёнными гностиками. Он занимался каббалистикой и астрологией и претендовал на звание последнего из арманистских магов, тех, что имели власть в старом арийском мире. Гвидо Карл Антон Лист родился в Вене 5 октября 1848 г., став старшим сыном в семье преуспевающего торговца из средних классов. Его мать и отец принадлежали к торговым семьям, жившим в столице по меньшей мере на протяжении двух поколений. Мария Лист, мать Гвидо, была дочерью торговца недвижимостью Франца Антона Киллиана, который в антироялистскую революцию 1848 г. командовал первой Венской гражданской обороной. Его отец, Карл Антон Лист, занимался кожей, продавал седельное снаряжение и другие готовые товары, тогда как дедушка, Карл Лист, был трактирщиком и виноторговцем. Прадедушка тоже содержал гостиницу.
Гвидо Лист воспитывался в районе города, располагавшемся на восточной стороне старого канала Danube, в центре. Биографы утверждают, что у Листа было счастливое детство и надёжный дом. В 1851 г. Антон фон Антейтор написал его портрет акварелью, что свидетельствует о богатстве семьи и о разделяемых ею буржуазных привычках Вены.
Молодой Лист имел очень добрые отношения с родителями. Листы любили водить своих детей на прогулки по окрестностям столицы, и эти экскурсии пробудили страсть Листа к природе и сельскому пейзажу. В нём обнаружились и артистические наклонности, свои чувства он всякий раз пытался выразить пером и красками. Поощряя его усилия, отец давал ему уроки живописи и рисунка. Сохранились заметки Листа, датированные 1863 г., и рисунки замков, пейзажи Нижней Австрии и Моравии.
Семья Листа, подобно многим австрийским семьям, была католической, и Лист в должное время принял крещение в храме Святого Петра в Вене. Но в 1862 г. произошёл случай, выдавший его недостаточную увлечённость ортодоксальной религией. Его отец с друзьями, собираясь посетить катакомбы под собором Св. Стефана, решили взять Листа с собой. Темнота и низкие своды произвели на мальчика сильное впечатление. Позже он рассказывал, что, преклонив колена перед разрушенным алтарём в подземной часовне, он поклялся создать храм Вотану, когда вырастет. Очевидно, он видел в лабиринте под собором дохристианскую усыпальницу, посвящённую языческому божеству. Впоследствии Лист утверждал, что его обращение следует датировать этим юношеским откровением.
Лист хотел стать художником и учёным; учёность означала для него романтический образ историка, который может читать прошлое по фольклору и пейзажам. Это желание привело к конфликту с отцом, поскольку тот намеревался использовать старшего сына и наследника в семейном бизнесе. Лист подчинился отцовским ожиданиям и занялся коммерческим образованием, но это подчинение не было полным. С этого момента он делил своё время между требованиями коммерции и частной жизнью в мире искусства, воображения и почитания природы. В рабочие часы он помогал отцу, но всё свободное время посвящал пешим прогулкам и верховой езде по окрестностям во всякую погоду, делал зарисовки, записывал впечатления. Деревенские прогулки обострили интерес Листа к альпинизму и гребному спорту. Хорошо владея тем и другим видами спорта, он стал основным персонажем Венского гребного клуба и секретарём Австрийской альпийской ассоциации в 1871 г. Знаменательно, что его первая публикация появилась в ежегоднике Альпийской ассоциации. В спорте навсегда соединились для него деятельное братство с величественными стихиями гор и рек.
Любовь Листа к природе вместе с тем была одушевлена стремлением к одиночеству и желанием уйти от суеты дневного мира. Он бывал счастлив, если ему удавалось совершать свои прогулки в одиночестве. Он не чуждался общества друзей, но часто всё же воспринимал их как помеху радостям внутренней жизни. Сохранившиеся описания коллективных путешествий рассказывают о его причудах и приватных приключениях. Такие приключения всегда сопровождал ритуал, что превращало его внутренний мир во что-то исключительное и создало ему репутацию одинокого волка и мистика. Примером таких ритуалов могут служить встречи летнего солнцестояния. После долгого перехода через Мансфельд Лист и его друзья добираются до гостиницы. Разыгравшийся шторм принуждает группу заночевать там. Лист же покидает товарищей, чтобы ознаменовать солнцестояние (приветствовать солнце) одинокой ночёвкой на вершине Гейзельберга. В другой раз, 24 июня 1875 г., он убеждает четырёх друзей отложить послеполуденные дела и сесть за вёсла. По каналу Danube они достигают развалин римского города Карнунтум, где располагаются лагерем и пируют всю ночь. Для его друзей это был просто удачный вечер; для Листа, погружённого в мечты, это была 1500-я годовщина победы германцев над римлянами, которую он праздновал огнём и захоронением восьми винных бутылок в форме свастики под аркой Языческих Ворот.
В последние годы Лист открыто объяснял своё влечение к природе неприязнью к современному миру улиц, магазинов и заводов. Ему не нравилась новая Вена: когда бы ни бросал он город ради деревни, он чувствовал, что убегает от «мутного савана метрополии» и «отвратительных сцен дикой погони за прибылью». Современная экономика, по мнению Листа, словечками о поиске индивидом самого себя сбила человечество с пути. «Нужно бежать из тех мест, где пульсирует жизнь, искать уединённые островки, которых не коснулась человеческая рука, чтобы поднять магический покров природы». Его уход в мягкий и покойный мир природы был бегством от современности, но вместе с тем и от отеческого насилия, принуждавшего его к коммерческой карьере.
Пока отец продолжал руководить делом, Лист мог свободно изощрять свой вкус одиночеством, долгими прогулками и спортом. Но после смерти Карла Антона в 1871 г. Листу пришлось самому зарабатывать на жизнь. Совершенно не приспособленный к коммерции, он скоро устал от бизнеса и женился на своей первой жене, Елене Форстер-Петерс, 26 сентября 1878 г. Следующее десятилетие он вспоминал как время тяжких испытаний, молодая пара вела весьма скромное существование на небольшие собственные средства и скудные доходы от журналистской деятельности Листа.
Теперь, когда его карьера завершилась, Лист всё время мог отдавать литературе и истории. С 1877 по 1887 гг. он опубликовал множество статей об австрийской деревне и привычках её обитателей в газетах «Heimat», «Deutsche Zeitung», «Neue Welt», хорошо известных своими националистическими чувствами. Его описания местности сопровождались языческими интерпретациями местных названий, обычаев и народных легенд. Одно из первых типичных идиллических описаний группы средневековых замков близ Мелка было опубликовано в «Neue Deutsche Alpenzeitung» в 1877 г. Поскольку Австрийская альпийская ассоциация приобрела транснациональный статус в 1874 г. и для неё не существовали немецко-австрийские границы 1867 и 1871 гг., Лист находился в контакте и с немецкими, и с австрийскими членами Ассоциации националистической и пангерманистской ориентации. Теперь Лист всё время говорил о родном пейзаже. Альпы и Danube (Дунай) почитались им за национальную идентичность: реки, поля и горы имели лицо, здесь жили духи тевтонских мифов и фольклора. Эти первые статьи отличались от юношеских набросков своим отчётливо volkisch и националистическим духом.
Все эти годы Лист работал над первым большим романом «Карнунтум» (издан в двух томах в 1888 г.), воодушевлённым памятной летней вечеринкой, посвящённой солнцестоянию 1875 г. В 1881 г. он опубликовал короткие фрагменты тех переживаний. Очарованный гением места, Лист всматривался в далёкое прошлое Карнунтума. Улицы и великолепные здания разрушенных городов вставали вокруг него, призрачные фигуры прежних обитателей проходили перед его мысленным взором, он видел роковое сражение германцев и римлян, приведшее к падению гарнизона в 375 г. В его глазах нападение племён Квади и Маркоманни положило начало тем германским продвижениям, которые в результате привели к разграблению Рима в 410 г. и падению империи. Для Листа само слово «Карнунтум» несло волнующую ауру старой германской доблести, сигнал, напоминающий о событии, выведшем древних германцев на арену мировой истории. Карнунтум, описанный в романе, был захватывающей игрой воображения.
Эта правдоподобная история была вдвойне привлекательна для немецких националистов Австрии. Во-первых, Лист поместил австрийские племена в авангард победы над Римом. Во-вторых, его повествованием предполагалось, что родовые племена доримской Австрии и постримских варварских королевств неизменно населяли родную землю. Их высокая цивилизация, употребляя термин Листа, только дважды прерывалась за всю историю: впервые римской колонизацией Паннонии с 100 по 375 гг. и вторично – с пришествием христианства или «другого Рима». Такое представление событий отражало неприязнь Листа к современному католическому состоянию Австрии. Действующее политическое устройство и общепринятое вероисповедание выглядели с этих позиций незаконными, следствием иностранного подавления немецкой культуры на протяжении многих веков.
Мифологические события направили внимание немецких националистов на поиск оправданий их неудовлетворённости многонациональным австрийским государством. Раннее признание романа сослужило Листу большую службу. В 1888 г. выходит также исторический труд Генриха Кирхмайера, озаглавленный «Древнее германское племя Квади». Опубликовал книгу ферейн «Немецкий дом» в Брно, чьим президентом был промышленник Фридрих Ванек, глава Пражской медной компании и Первой инженерной компании Брно; обе компании – наиболее крупные производители Габсбургской империи. Ферейн «Немецкий дом» объединял немецких жителей Брно, замкнутых в кругу преобладающего чешского населения Южной Моравии. Ванек был поражён параллелями между художественным воображением Листа и академическим трудом Кирхмайера. Между Ванеком и Листом завязалась регулярная переписка, которая заложила фундамент последующей дружбы. Ферейн «Немецкий дом» опубликовал впоследствии три книги Листа в отдельной серии, посвящённой изучению истории и литературы, а щедрость Ванека привела к созданию Общества Листа 20 лет спустя.
Помимо популярности в volkisch кругах Брно, «Карнунтум» помог Листу приобрести известность в австрийском движении пангерманизма, связанном с именами Риттера Георга фон Шёнерера и Карла Вольфа. Шёнерер впервые участвовал в выборах в австрийский рейхсрат и был первым пламенным поборником антисемитизма и национализма среди немецких националистов Габсбургской империи. Он произнёс свою первую антисемитскую речь перед собранием в 1878 г. и в выборном обращении потребовал экономического и политического союза немецкоязычной Австрии с Немецким рейхом. С 1883 г. он издавал крайне националистическую газету «Подлинное немецкое слово», в которой настаивал на германской сущности австрийских немцев и требовал отделения немецких провинций от многонационального тела империи. В эти десять лет Шёнерер ездил по провинциям, отыскивая кружки, культурные сообщества, спортивные клубы с аналогичными настроениями. Все объединения были заняты пробуждением националистического сознания среди австрийских немцев. Для этого употреблялось множество способов: празднование годовщин немецкой королевской династии и культурных героев – прусского кайзера, Бисмарка, Мольтке, Вагнера; праздники летнего солнцестояния – в соответствии с древними обычаями; создание исследовательских кружков по изучению немецкой истории и литературы. В 1890-х гг. Лист оставил свой след в этой среде.
В 1890-м г. Карл Вольф, пангерманист и парламентский депутат, начал издавать еженедельный «Восточно-Германский обзор»; политический тон его был чуть менее националистичен, чем газета Шёнерера. Лист стал его постоянным сотрудником. В 1891 г. газета публикует выдержки из его последней книги «Мифологические пейзажи Германии» (1891), которая представляет собой антологию его фольклорной журналистики за предшествующее десятилетие. Названия его статей спустя несколько лет свидетельствуют о неугасающем интересе к национальному прошлому Австрии: в 1893 г. увидели публикацию «Gotterdammerung» и «Allerseelen und der vorchristliche Totenkult des deutschen» в газете Вольфа; в 1894 г. вышла длинная, публикуемая частями «Die deutsche Mythologie im Ramen des Kalender-jahres» и в традиционно volkisch стиле, поэтизирующем крестьян, «Der Kohlenbrenner, ein nieder-Osterreichische volks-type»; юбилей национальных ремёсел был предметом его статьи «Die Blutezeit des deutschen Handworkers in Mittelalter» в 1895 г. В статьях «Der deutsche Zauberglaube im mephistopheles Bauwesen» он исследовал магический фольклор. В середине десятилетия в систему национальных чувств Листа вошёл антисемитизм, что отразилось в его предупреждающем эссе «Die Juden als Staat und Nation». Он также писал для Аурелиуса Польцера в «Bote aus dem Waldvrertel» и «Kyffhauser», которые подняли флаг пангерманизма в Хорне и Зальцбурге. Его темами постоянно были геральдическая символика и народные обычаи, касающиеся крещения, свадеб, похорон. Ему казалось, что эти традиционные институты целиком отражают архаические тевтонские практики. По пути национального освоения местной истории и археологии, проложенному Листом, последовал также Франц Кисслинг, автор нескольких книг по топографии, древним памятникам и обычаям Нижней Австрии. Оба автора были знакомы и несомненно имели влияние друг на друга.
Журналистика не была единственным средством, каким Лист поддерживал пангерманизм, он был известен также как лектор и автор пьес. 24 февраля 1893 г. он прочитал лекцию для ферейна «Немецкий дух» о служителях культа Вотана. Лист утверждал, что эта вымершая форма веры была национальной религией тевтонов. Эта весьма близкая Листу тема послужила предметом и для более ранней лекции, прочитанной для ферейна Ванека «Немецкий дом» в 1892 г., в Брно. В будущем воображаемое священство должно было стать центральной идеей его политической мифологии. Он также сотрудничал с «Союзом немцев», ферейном, учреждённым вновь в январе 1894 г. Карлом Вольфом и Карлом Иро, издателем газеты Шёнерера. 3 декабря 1894 г. ферейн проводил вечерний фестиваль, в программу которого входили выступления музыкантов, хор, а также премьера мифологической пьесы Листа «Вала пробуждается», которая должна была последовать за его же речью о немецкой миссии. Фестиваль предназначался исключительно для националистов, и на входных билетах можно было прочитать: «для евреев недействителен». Как член крайне националистической Немецкой гимнастической лиги, на святочных торжествах 1895 г. Лист выступил с воодушевляющей речью, имеющей название «Deutsche Treue», опубликованной сначала в ежемесячном журнале Немецкой националистической рабочей лиги, и затем вышедшей как приложение к «Восточно-Германскому обзору».
Лист продолжал публиковать свою литературную продукцию на протяжении всех 90-х гг. В 1893 г. он основал, вместе с Фанни Вшиянски, беллетристическое общество в целях воспитания неоромантической и националистической литературы Вены. Данубианское литературное общество создавалось по образцу «Litteraria sodalita Danubiana» (Вена, XV в.) венского гуманиста Конрада Цельтиса (1459–1508), краткую биографию которого Лист составил в 1893 г. Успех первого романа «Карнунтум» ожидал и два других исторических романа о германских племенах. «Возвращение юного Дитриха» (1894) рассказывало историю молодого тевтонца, в V в. насильно обращённого в христианство. Роман заканчивался радостным возвращением отступника к первоначальной религии огнепоклонников. Столь же мелодраматичной была сага «Пипара» (1895), это двухтомное повествование посвящалось поразительной карьере девушки племени Квади из Эбуродунума (Брно), которая прошла путь от римской пленницы до императрицы. Пангерманисты были единодушны в своей восторженной оценке произведений Листа. Газеты Шёнерера и Вольфа публиковали горячие отклики на «Пипару». 9 апреля 1895 г. редакция «Восточно-Германского обзора» устроила вечер Гвидо Листа в честь автора. Помимо чтений на нём выступили с лекциями Оттокар Штауф фон дер Марк, издатель «Tiroler Wochenschrift», и Карл Птак, другой издатель газеты Вольфа. Лист также представил лирические фрагменты на мифологическом и националистическом жаргоне. После его «Посвящения валькирий», изданного Ассоциацией Ванека в Брно, хоровое общество Вены дало концерт 6 июня 1896 г., на котором исполнялась его поэма «Ostara’s Einzug». То же самое общество организовало фестиваль Листа, посвящённый серебряной годовщине его литературных попыток, 7 апреля 1897 г. К этому моменту Лист стал знаменит среди пангерманистов Австрии.
Поиски древней религии страны привели Листа к языческой вере, что нашло подтверждение в его катехизисе «Непобедимый» (1898). 6 января 1898 г. его посетил старый католический епископ Богемии, Ниттель фон Варнсдорф, и тепло поздравил с введением новой эпохи в истории религии. В августе 1899 г. Лист вторично женился на Анне Виттек из Стеки в Богемии; венчание состоялось в евангелической протестантской церкви. Лютеранство его жены отражало духовные колебания многих австрийских пангерманистов, желавших выразить своё разочарование в империи отказом от общепринятой католической веры. Аурелиус Польцер формально перешёл в протестантство в 1885 г.; в 1900 г. за ним последовал Шёнерер. Эта тенденция стала особенно сильной после 1898 г. в пограничных немецких поселениях; здесь австрийские пангерманисты, поощряемые проектом Шёнерера по разрыву с Римом, стремились отличить себя от окружавших их чехов и славян особой, прусской системой ценностей. Подсчитано, что к 1900 г. число обращённых в Австрии достигало 10 тысяч, более половины из них временно жили в Богемии. Впрочем, склонность Листа к язычеству препятствовала любым формам объединения с альтернативной христианской религией.
Анна Виттек была актрисой, играла Валу на фестивале 1894 г.; также участвовала в драматических чтениях поэзии Листа. Её портрет показывает нам молодую милую женщину, одетую просто и таинственно. Лист нашёл в ней источник вдохновения и страстную истолковательницу для образов национального прошлого, терзавших его чувства. После женитьбы Лист посвятил себя исключительно драме. Его пьесы «Король Ванниус» (1899), «Магический огонь летнего солнца» (1901) и «Золотая монета» (1903) посвящались соответственно королевской трагедии, обрядам Иванова дня и любовной истории в незапамятные времена. Любопытным результатом обращения к сцене как способу распространения идей стал программный памфлет «Реконструкция Карнунтума» (1900). Здесь Лист писал о том, что восстановление римского амфитеатра с ареной под открытым небом позволяет включать в сценарий бои с драконами, парусные гонки, состязания бардов и Thinge (ежегодные немецкие ассамблеи), что могло бы облегчить понимание символов культа Вотана широкой публике. Лист называл проект «Нового Карнунтума» германо-австрийским Байрейтом, и действительно пример Вагнера служил для него образцом.
К концу века Лист достиг значительного успеха как автор, работающий в рамках неоромантического и националистического жанра. Его творчество целиком сосредотачивалось на героическом прошлом и религиозной мифологии родной страны. В 1902 г. произошли существенные изменения в характере его идей: оккультные понятия проникли в воображаемый мир древних германских верований. В 1902 г. Лист перенёс операцию по удалению катаракты и оставался слеп на протяжении одиннадцати месяцев. Всё это долгое и тревожное время вынужденного безделья он находил утешение в размышлениях над происхождением рун и языка. В апреле 1903 г. он отправил манускрипт об арийском протоязыке в Имперскую академию наук в Вене. Этот документ содержал идею грандиозной псевдонауки, объединяющей немецкую лингвистику и символологию: первая его попытка проинтерпретировать средствами оккультного откровения буквы и звуки рун, алфавит, с одной стороны, и эмблемы и знаки древних надписей, с другой. Хотя Академия вернула манускрипт без комментариев, этот небольшой труд разрастался в последующие десятилетия и превратился в результате в шедевр его оккультно-националистических изысканий. В сентябре 1903 г. венский оккультный журнал «Гнозис» опубликовал статью Листа, отражавшую новый теософский поворот его мысли. Здесь автор восстанавливает процесс мирового творения и иллюстрирует его фазы знаками трискелиона и свастики. Более подробно теософские влияния на творчество Листа будут рассмотрены в последующих главах.
Между 1903 и 1907 гг. Лист время от времени употребляет аристократический титул «фон» в своём имени; в 1907 г. он вносит титул в адресную книгу Вены. Такая процедура требовала выписки из архива родовой знати, который устраивал официальное расследование. 2 октября 1907 г. Лист отстаивал перед магистратом принадлежность своей фамилии нижнеавстрийской и штирийской аристократии. Он утверждал, что его прадедушка отказался от титула, поскольку вступил в сословие городских торговцев (содержал гостиницу), но он, Гвидо фон Лист, возвращает себе титул, потому что оставил коммерцию для занятий литературой в 1878 г. В доказательство своего происхождения Лист демонстрировал кольцо с печатью, которое его дедушка по праву носил. На гербе изображались две геральдические лисы в расчетверённом поле («Лист» по-немецки – хитрость); они служили эмблемой рыцарю двенадцатого века Буркхардту фон Листу, что подтверждается старыми хрониками.
Может быть, и в самом деле в признании титула нуждалась тонкая организация Листа, в любом случае социальные мотивы его притязаний, будь это 1878 или 1907 г., гораздо важнее. Почему Лист хотел титула? – должно быть нашим первым вопросом. По собственному признанию, Лист решил вернуть титул, потому что отказался от коммерческой карьеры. Как автор, он чувствовал себя принадлежащим культурной элите, порвавшим глубокие связи со средним классом. Рассмотренное в этом свете принятие Листом титула выглядит социокультурным подтверждением желаемой идентичности. С другой стороны, если обращение к титулу датируется 1907 г., как об этом свидетельствуют документы, самоутверждение Листа может быть рассмотрено как закономерное следствие его религиозной фантазии. Как явствует из его лекций о жрецах Вотана, Лист полагал, что эта древняя религиозная элита образовала первую аристократию германских племён. С 1905 по 1907 гг. эта мысль проходит через его геральдические исследования. Он трактует геральдику как систему эзотерических семейных эмблем, передаваемых от старой иерархии современному дворянству. Настаивая на титуле и гербе, Лист тем самым утверждал себя как потомок иерархии в той же мере, как её историк. Его друг Ланц фон Либенфельс также принял титул в 1903 г. и, возможно, тем повлиял на Листа. Аристократические ловушки генеалогии и геральдики, эзотерически интерпретируемые, помогали людям вновь обрести собственное достоинство и смысл жизни. Несмотря на резкий отказ Имперской академии, удача улыбалась Листу. В декабре 1904 г. Рудольф Бергер поднял вопрос в парламенте, потребовав объяснений такого обращения с Листом от министра культуры и образования. Этот запрос был подписан пятнадцатью видными венскими сановниками. Никакого удовлетворения от Академии не последовало, но поднявшийся шум привёл сторонников Листа к широкому обсуждению вопроса о возможном основании Общества Листа (Guido-von-Listbesellschaft), которое могло бы финансировать и издавать серии исследований Листа, посвящённых национальному прошлому. Инцидент и последовавшее предложение демонстрируют невероятную привлекательность идей Листа для пангерманистов и оккультистов одновременно.
В 1905 г. Фридрих Ванек, его сын Фридрих Оскар Ванек, Ланц фон Либенфельс и ещё примерно пятьдесят человек подписывают первый адрес в поддержку Общества Листа. Изучение этих подписей свидетельствует о широкой и мощной волне сторонников среди общественных деятелей Австрии и Германии. Здесь имена Карла Люэгера, антисемита и мэра Вены; Людвига фон Бернута, главы vоlkisch организации здоровья Фердинанда Кхуля, члена комитета Клуба немецкого языка; Адольфа Гарпфа, издателя «Marburger Zeitung»; Германа Пфистера-Швагхузена, профессора лингвистики в университете Дармштадта и энтузиаста австрийского пангерманизма; Вильгельма фон Пикль-Шарфенштайна (барон фон Виткенберг), составителя нескольких антисемитских справочников; Аманда фон Швейгер-Лерхенфельда, издателя популярного журнала «Stein der Weisen» и офицера армии; Аурелиуса Польцера, издателя националистических газет Хорна и Граца; Эрнста Вахлера, vоlkisch автора и организатора немецкого театра под открытым небом в горах Граца; Вильгельма Рохмедера, просветителя-пангерманиста в Мюнхене; Артура Шульца, издателя берлинского журнала за vоlkisch образовательную реформу; Фридриха Вигершауза, главы Эльберфельдской ветви мощной Немецкой национальной ассоциации коммерческих служащих, и Франца Винтерштайна, члена комитета антисемитской Немецкой социальной партии (DSP) в Касселе. К этим представителям пангерманизма в Австрии и Германии присоединились несколько оккультистов: Гуго Геринг, издатель теософской литературы в Веймаре; Гаральд Аруна Гравелл ван Остенооде, теософский автор из Гейдельберга; Макс Зейлинг, эзотерический памфлетист и популярный философ из Мюнхена, и Пауль Цильман, издатель «Метафизического обзора» и мастер оккультной ложи из Берлина. Все эти люди своей подписью подтвердили основание Общества Листа.
После официальной церемонии открытия 2 марта 1908 г. Общество Листа продолжало привлекать националистических и оккультистских сторонников. С 1908 по 1912 гг. в состав Общества вошли: депутат Беранексо – организатор Союза немцев в 1894 г.; Рудольф Бергер, член комитета Немецкой национальной рабочей лиги в Вене; Герман Брасс, глава Лиги немцев в Северной Моравии; Данкварт Герлах, пылкий приверженец националистического и романтического Молодежного движения; Конрад Глазенапп, биограф Вагнера; полковник Карл Хельвиг, vоlkisch организатор в Касселе Вернхард Кёрнер, геральдический эксперт и популяризатор генеалогии; Йозеф Людвиг Реймер, пангерманистский автор из Вены; Филипп Штауфф, крайне антисемитский журналист из Берлина; Карл Херцог, глава филиала Маннгейме DHV. Этот список националистов можно дополнить именами ведущего немецкого теософа Франца Гартмана, теософского издателя Артура Вебера, оккультного романиста Карла Хильма, теософа генерала Блазиуса фон Шемуя, всего коллектива членов Венского теософского общества и Карла Хейзе, ведущей фигуры в вегетарианском и мистическом культе Магоагпап из Цюриха. Этот перечень предполагает, что идеи Листа были одинаково приемлемы для многих образованных людей, вышедших из высших и средних классов Австрии и Германии. Привлечённые уникальным соединением национальной мифологии и эзотеризма, эти люди готовы были ежегодно жертвовать обществу по десять крон. Основной частью своего имущества Общество было обязано семье Венека, который в день торжественного открытия передал ему более трёх тысяч крон.
Поощрённый такой щедрой поддержкой, Лист написал серию «Ариогерманских исследовательских отчётов» (Guido-List-Bьcherei), которые в основном содержали оккультные интерпретации национального прошлого. Между 1908 и 1911 гг. шесть отчётов были изданы в виде буклетов под покровительством Общества Листа. Эти публикации включали в себя ключ к смыслу и магической власти рун (GLB1), изучение политической власти и организации жрецов Вотана (Armanenschaft) (GLB2 и 2а), эзотерические толкования фольклора и местных названий (GLB3 и GLB4), словарь тайных арийских письмён в иероглифах и гербовых знаках (GLB5). В 1914 г. Лист опубликовал свой коронный труд по лингвистике и символогии (GLB6). Эти семь буклетов представляли систематический обзор его творчества, касающегося религиозных, политических и социальных установлений национального прошлого. Воображаемый мир прошлого (и желанного настоящего) служил записью мировоззрения (Weltanschanung), разделяемого Листом и его ближайшими соратниками. Анализ этого Weltanschanung будет задачей последующих глав.
Репутация Листа среди членов vоlkisch и националистических объединений ещё более укрепилась на волне его первых трёх отчётов 1908 г. Ариогерманские институты стали предметом интенсивных обсуждений в vоlkisch прессе и других газетах. С 1909 г. имя Листа хорошо известно vоlkisch кружкам Австрии и Германии; «Neues Wiener Tagblatt» и «Grazer Wochenblatt» восхищаются его открытиями; ежедневная берлинская газета «День» занимается освещением бесценного наследства; французский журнал говорит о нём как об «учителе мистического империализма». Только в феврале 1911 г. о нём прочитаны три академические лекции в Берлине и Вене. За этими рукоплесканиями последовало восхищение второстепенных авторов, черпающих в его исследованиях своё вдохновение. В 1907 г. Джером Бал, венгерский учитель из Levoca, опубликовал оккультный справочник по венгерской геральдике, который он посвятил Листу; его примеру последовали Б. Ханфтман, написавший исследование об отечественной архитектуре, и Эрнст фон Вольцоген, автор обзора современной литературы. В июне 1909 г. Вольцоген поставил свою vоlkisch драму «Майская невеста» в Висбадене. Со словами глубокого восхищения он посвятил пьесу Листу и просил его о чести посетить премьеру. Репортёр впоследствии описывал Листа как «воинственную, увенчанную сединами манифестацию арманизма». В 1912 г. Карл Хейзе, написав о семи священных рунах, указал, что его работа опирается на открытия «моего дорогого учителя Гвидо фон Листа», в это же время Карл Энгельгардт посвятил мифологическую идиллию «учителю Божественного». Немецкие теософы также согласились с националистической популяризацией Листом их доктрин. Франц Гартман сравнил труд Листа об иероглифах с «Разоблачённой Изидой» Блаватской, а Иоханнес Бальзли, издатель «Праны», написал биографию Листа как «заново открывшего древнюю арийскую мудрость». Идеи Листа распространялись тремя основными путями. Его идеология, укоренённая в конфликте немецких и славянских национальных интересов, привлекла vоlkisch кружки Германии, которые также стремились к шовинистической мистике в целях защиты германизма от либеральных, социалистических и «еврейских политических сил» в позднюю вильгельмианскую эпоху. Наиболее важными переносчиками идей Листа за границей были те члены Общества Листа, которые участвовали в создании Reichshammerbund и Germanenorden. Филипп Штауфф, Карл Хельвиг, Георг Хауэрштайн, Вернер Кернер и Эберхард фон Брокхузен действовали в обеих этих предвоенных антисемитских лигах. В последующих главах мы проследим, как это идеологическое влияние распространялось через Germanenorden и его мюнхенское отделение к ещё молодой нацистской партии. Эта линия влияний, конечно, имеет особый вес в любых оценках исторической значимости Листа.
Второй путь распространения влияний связан с несколькими теневыми vоlkisch фигурами в Германии, чья публицистическая деятельность обеспечила широкую аудиторию идеям Листа во время и после войны. В ноябре 1911 г. Лист получил письмо, подписанное псевдонимом Тарнхари; автор утверждал, что является потомком или воплотившейся душой вождя древнего племени Вользнген. Тарнхари сообщал Листу, что его родовые воспоминания-видения подтверждают реконструкцию ариогерманских традиций и иерархических институтов, выполненную Листом. Во время войны Тарнхари издал две патриотические брошюры в Дейссене, около Мюнхена, и затем открыл vоlkisch издательство в Лейпциге. В послевоенный период он был связан с Дитрихом Эккартом, наставником Гитлера в первые дни партии нацистов. В том, что Тарнхари занимался популяризацией идей Листа во время войны, можно убедиться из работ Эллегарда Эллербека, vоlkisch-мистического автора, одинаково благодарного и Тарнхари, и Листу. Его примеру последовали другие в 1920-е гг., т. е. кто писал о религии арманизма и обеспечивал это слово современно националистической валютой.
Третий путь распространения влияний Листа связан с теми, кто подробно разрабатывал его идеи оккультного арийско-германского наследства и размышлял над мудростью рун, пророческих наук, Эддой и тевтонской астрологией. Рудольф Джон Горслебен, Вернер фон Бюлов, Фридрих Бернхард Марби, Герберт Рейхштайн и Фроди Инголфсон Верманн создали сложный комплекс арманистско-ариософских знаний, которыми, хоть и связанные с творчеством Ланца фон Либенфельса в 1920-е гг., всё же в большей мере обязаны Гвидо фон Листу. Позднее ариософское движение расцвело в Германии в конце 20-х и в 30-е гг. Хотя представители движения работали в эзотерических обществах и не были связаны с политическим движением, всё же маленькие кружки рунологов-оккультистов пользовались большим доверием Генриха Гиммлера и принимали участие в разработке символов и ритуалов СС.
Сам Лист оставался мистическим мыслителем с нулевым организационным талантом. Всё же он создал небольшой круг посвящённых внутри Общества Листа, обозначенный буквами НАО (Hoher Annanen-Orden). НАО возникла на празднике летнего солнцестояния 1911 г., когда наиболее посвящённые члены Общества Листа в Берлине, Гамбурге и Мюнхене отправились навестить своих австрийских коллег в Вене. Лист принял решение совершить паломничество к избранным местам «земли Остара, где ещё жив дух Хари-Вотана». 23 июня 1911 г. группа посетила катакомбы собора, где юный Лист впервые ощутил присутствие языческого бога, и затем направилась к другим признанным святыням Вотана на Каленберге, Леопольдсберге и в Клостернебург. Спустя три дня энтузиасты отправились в Брюль близ Медпинга, Бург Крейзенштайн и, конечно, в Карнунтум. Этой последней экспедицией отмечен апофеоз «странствований по святым местам, предпринятых нашей конгрегацией». Памятная фотография апофеоза свидетельствует о том, что конгрегация насчитывала только десять человек. Предполагалось, что НАО будет форпостом строительства «новой духовной Германии», однако её сектантская природа и слишком благочестивый характер достаточно очевидны. В апреле 1915 г. Лист созывает в Вене собрание НАО, который теперь составляют в большей мере австрийские общественные деятели, и они собираются для того, чтобы выслушать приветственную речь Листа.
НАО была слепым отростком среди прочих исторически значимых объединений, поскольку Лист всю войну предавался изучению оккультных и расовых проблем. Его последний «исследовательский отчёт», озаглавленный «Арманизм и Каббала» содержал в себе намерение развить разрабатываемую в юности систему оккультных соответствий между различными объектами и качествами физического мира, включая животных, растения, минералы, цвета, звуки, музыкальные знаки, числа, и снабдить их эзотерической интерпретацией. «Отчёт» так никогда и не был подготовлен к публикации. В 1916–1917 гг. Лист пишет несколько статей о приближении национального золотого века; предполагалось, что он должен наступить после поражения союзников; Иоханнес Бальзли опубликовал два из этих предсказаний в своём журнале «Прана» в 1917 г.
И во время войны идеи Листа по-прежнему привлекали тех, кто искал мистических объяснений трудностям и лишениям войны. Лист получал множество писем с фронта, в которых его благодарили за утешительные открытия; руны и древние арийские символы находили на камнях, далеко от домашнего очага, они помогали верить в окончательную победу ариогерманцев. Книги Листа передавались из рук в руки в окопах и полевых госпиталях. В начале 1917 г. Лист имел видение, убедившее его в скорой победе над союзниками, но его предсказания не сбылись. 1918 год принёс с собой блокаду Европы, еда и топливо всё в меньших количествах поступали в города. Ранней осенью империя Габсбургов начала разлагаться, и австрийцы были вынуждены просить о мире 3 октября 1918 г. Лист оценил катастрофу в тысячелетнем контексте: кризис был необходим как время скорби на пороге спасения ариогерманцев.
В конце 1918 г. семидесятилетний гуру был очень плох. Вена голодала. Следующей весной Лист и его жена решили поправить здоровье в поместье Эберхарда фон Брокхузена, патрона Общества Листа, жившего в Ланжене, около Бранденбурга. По прибытии на вокзал Anhalter в Берлине Лист почувствовал себя очень утомлённым путешествием. Врач диагностировал воспаление лёгких; состояние Листа резко ухудшилось. Утром 17 мая 1919 г. арманистский маг и пророк национального возрождения скончался в берлинской гостинице. Его кремировали в Лейпциге, а урну с прахом захоронили на Центральном кладбище Вены. Филипп Штауфф написал некролог, появившийся в «Munchener Beobachte» – vоlkisch газете, издаваемой Рудольфом фон Зеботтендорфом; уже в следующем году эта газета стала официальным нацистским органом и оставалась ведущей газетой партии вплоть до 1945 года. Так, хотя Листу не довелось узнать нацистскую партию, её рождающийся дух почтил его.
Глава 4. Вотанизм и немецкая теософия
По мнению Листа, древние тевтонцы обладали гностической религией, позволявшей людям проникать в тайны природы. Вотан занимает место главного бога в немецком пантеоне. Основными источниками для древней религии служили руны и Эдда. Старая северная поэзия Исландии рисует красочную мифологию язычников, которых Лист рассматривал как приверженцев Вотана, вынужденных бежать из Германии, спасаясь от христианских преследований на заре средневековья. Эдда, таким образом, представляет собой запись мифов и верований древних германцев. В Эдде Вотан почитался как бог войны и покровитель умерших героев Валгаллы. Он также считался магом и некромантом. «Хавамал» и «Волюспа» описывают, как Вотан предавался ритуальному самоистязанию, чтобы овладеть магическим ведением тайн природы. Если верить учёным XIX в., эти действия являются формой шаманизма. Ценою боли исполнитель ритуалов приобретает магическую и физическую силу. В «Хавамал» Вотан ранен копьём и, беззащитный, привязан к дереву на девять ночей без воды и питья. На вершине страданий к нему внезапно приходит понимание рун. Спустившись с дерева, он составляет восемнадцать рунических заклинаний, заключающих в себе тайну бессмертия, способность к врачеванию себя, искусство побеждать врага в бою, власть над любовными страстями. В «Волюспе» Вотан предлагает Мимиру собственный глаз в обмен на пророческое видение будущего. Весьма вероятно, что этот миф напоминал Листу его собственные оккультные откровения в период слепоты 1902 г.
Руны общеизвестны как форма древнего северного письма – выразительные, отделённые друг от друга знаки, написанные или вырезанные в дереве, металле, камне; но они также высоко ценились за их магические свойства, способность служить амулетами, заклинаниями. Каждая руна имела имя и собственную символику, выходящую за пределы её фонетики и буквального смысла. Необходимо признать, что Лист выступил пионером оккультного чтения рун, поскольку он первым связал рунический алфавит с руническими заклинаниями Вотана в «Хавамал». Лист сопроводил каждый стих Вотана особой руной, присовокупив также её оккультный смысл и окончательную формулу заклинания. Предполагалось, что эти оккультные смыслы и формулы составляют основное содержание вновь открытой религии вотанизма. Её классические максимы был таковы: «Познав себя, ты познаёшь мир!»; «Заключи в себе мир, и ты станешь творцом универсума!»; «Не бойся смерти, она не может убить тебя!»; «Твоя жизнь в руках Бога, доверься ему!»; «Брак – корень арийской расы!»; «Человек одно с Богом!» Ударение в этих максимах неизменно падало на внутреннюю силу человеческого духа и его единство с Богом, открывающее гностическую природу вотанизма.
Но вотанизм также подчёркивает мистическое единство человека с миром и его магическую власть над ним. Мир здесь описывается как непрерывная череда превращений, как путь через «рождение», «бытие», «смерть» и «возрождение». Вращение планет, смена времён года, процветание и упадок всего живого подтверждают истинность простой циклической космологии. За этой цепью перемен и превращений Лист видел «первичные законы природы». Законы говорили о сокровенном присутствии Бога в природе. Все вещи Лист представлял себе как проявления духовной силы. Человек оказывался неотъемлемой частью единого космоса и потому был вынужден следовать простому этическому правилу – жить в согласии с природой. Все напряжения и противоречия должны были изживаться в таинственном единении человека и космоса. Расовая чистота выглядела естественным следствием верности природе.
Двойственные идеи магической самости и мистического единства в листовской версии гностической религии Вотана отражают духовные противоречия романтизма XIX в., который, в свою очередь, являлся реакцией на более общие культурные и социальные сдвиги, произошедшие в Европе того времени. Джордж Л. Мосс, исследуя мотивы романтизма, в связи с этим писал: «Запутавшиеся и прижатые к стенке, люди пытались быть собой. Но поскольку размах индустриальных преобразований, их причины и следствия ускользали от разума, многие рациональному решению проблем предпочли собственные эмоциональные глубины. Желание найти самого себя сопровождалось противоречивым стремлением принадлежать чему-то большему, нежели индивидуальная душа… Поскольку социальные условия выглядели лишёнными ясности и угрожающими, романтики искали такого всеобъемлющего единства, которое не имело бы отношения к преобладающим экономическим и политическим обстоятельствам».
Вот и Лист сформировал свою религию из архаических материалов в пику современности. Его учение опиралось на мощь и незыблемость индивидуального духа в царстве природы. Как подлинный опыт древних германцев, эта религия должна была воскреснуть в вере и моральном единении нового движения пангерманистов.
Для воссоздания древнего знания Лист использовал понятия современной теософии. В этом ему послужили два различных источника. Первым стало творчество Макса Фердинанда Зебальдта фон Верта (1859–1916). Зебальдт начал свою литературную карьеру как издатель журнала «Практическое христианство» (1891) при сотрудничестве Морица фон Эгиди, выдающегося представителя Lebensreform в Германии. Много писал о путешествиях и чужих странах. В 1897 г. начал публиковать толстые тома по сексологии. Его «Ванидис» (1897) и D. I. S. «Сексуальные религии» (1897) описывают сексуальные религии арийцев, священные евгенические практики, предназначенные для укрепления чистоты расы. Обе работы опубликованы Вильгельмом Фридрихом в Лейпциге, известным своими теософскими изданиями, и проиллюстрированы магическими кривыми свастики; рисунки делал теософский художник Фидус. Затем Зебальдт опубликовал «Генезис» (1898–1903) в пяти томах, где исследовал эротизм, либидо, манию в контексте сексологии и расизма.
Берлинский автор с очевидностью предвосхитил ариософию, соединив расовые доктрины с оккультными идеями и сопроводив это сочетание причудливым истолкованием тевтонских мифов. Содержание «Ванидиса» указывает на его склонность к выявлению метафизического смысла символики немецкого пантеона. По Зебальдту, древняя арийская космология определялась творческим актом бога Мундельфори (Mundelfоri), который создал мир из первоначального огненного хаоса. После чего определилась двойственность полярных начал материи и духа, мужского и женского. Он настаивал на значении евгенических мероприятий для арийского превосходства, поскольку только соединение «чистых противоположностей» могло бы освободить первоначальную энергию, заложенную в этой двойственности, и тем самым способствовать рождению отличного потомства. Схожие идеи в последующие годы появились и в трудах Листа.
Первое указание на то, что Лист знаком с творчеством Зебальдта, содержится в его анонимной статье «Germanischer Lichtdienst», опубликованной в «Des Scherer», сатирическом тирольском ежемесячном журнале, сотрудничавшем с австрийскими пaнгepмaниcтaми. Обсуждая религиозное значение языческих солнечных феерий. Лист высказывал предположение, что этот ритуал символизирует первоначальное рождение солнца. Он также утверждал, что свастика является священным арийским символом, поскольку происходит от Feuerquirl – огненной метёлки (венчика), вращением которой Мундельфори приводил космос к бытию. В сентябре 1903 г. венский оккультный журнал «Гнозис» опубликовал статью Листа, также отсылающую к 3ебальдту. В ней исследуется «древнеарийская сексуальная религия» и мистическая космогония, фазы которой иллюстрируются иероглифами.
Здесь Лист также впервые упоминает о бессмертии, перевоплощении и кармической предопределённости. Он различает мeжду экзотерической (вотанизм) и эзотерической (арманизм) формами религиозного учения и пишет о неограниченной власти, которую посвящённые имели над обычными людьми в древней Германии. Тевтонские боги, Вотан, Донар и Локи, понимаются им как символы эзотерических, космологических идей, что является зебальдтианским штампом, очевидным для современников. Этой статьёй Листа отмечен первый этап в истолковании германской оккультной религии, главной заботой этого этапа выступала расовая чистота.
В последующие несколько лет работы Листа приобрели откровенно теософский характер. Его заметки и ссылки постоянно указывают на «Тайную доктрину» Блаватской, опубликованную в немецком переводе Вильгельмом Фридрихом, и на немецкое издание «Утраченной Лемурии» Вильяма Скотта Эллиота с описанием сказочного континента и исчезнувших цивилизаций. Лист больше не употребляет привычные «немцы» и «народ», но пользуется словами «ариогерманцы» и «раса», как будто подчёркивая совпадение с пятой корневой расой в этнологической схеме Блаватской. Жрецы Вотана, вопрос о которых Лист впервые поднял в 1890-х годах, теперь превратились в просветлённую гностическую элиту посвящённых (Armanenschaft), что соответствовало иерофантам «Тайной доктрины». В «Таинствах ариогерманцев» (1908) основные элементы теософской космогонии в их предполагаемом отношении к арийской вере хлынули потоком. Скрытые и явные божества, рождение мира божественным дыханием, первичный огонь как источник силы, напоминающей Fohat, постепенная эволюция космоса в соответствии с подчинением этой силы «законам природы», – всё это получило здесь детальную проработку. Заголовки разделов сопровождались теософскими надписями и знаками.
В синтезе теософии и немецкой мифологии закладывался фундамент мировидения (Weltanschaung) Листа. Тогда как в первых трёх «исследовательских отчётах» слово «теософия» применительно к воображаемому миру тевтонских верований встречалось только случайно.
Лист обнаружил глубокое знание теософических деталей. Жизнь у него развивалась в соответствии с «размерностью», её усиление предполагало прогрессивное восхождение через круги. Он также упоминал о дирижаблях и циклопических постройках атлантов. «Религия ариогерманцев» (1910) содержала долгое обсуждение индуистских космических циклов, воодушевлённое гипотезой Блаватской. Лист был глубоко захвачен количественным соответствием между арифметическими загадками «Гримнизмал» в Эдде и числом лет в Калиюге, самой короткой и наиболее упадочной из индуистских эпох. Источником своих размышлений он считал «Тайную доктрину» Блаватской. Астрологические анализы в его книгах появились в 1910 г., в том же году Теософский издательский дом выпустил первый популярный немецкий астрологический журнал.
В «Die Bilderschrift der Arro-Germenen» (1910) теософская космогония описана следующим образом: изучение того, как божество обнаруживает себя, ведёт к трём формам Логоса и соответствующим кругам огня, воздуха, воды и земли. Лист изображает эти этапы при помощи индуистских знаков Блаватской и связывает первые четыре круга с мифологическими тевтонскими царствами Муспильхайм, Асгард, Ваненхайм и Мидгард, в которых правили соответственно драконы огня, боги воздуха, титаны воды и люди. В его адаптации семи корневых рас для каждого круга тоже сказывается влияние Блаватской. Лист полагал, что ариогерманцы представляли пятую действующую расу в нынешнем круге, а имена мифических тевтонских гигантов приписывал четырём предшествующим расам. Дилювиальные атланты были признаны родственными титану Бергельмиру, пережившему потоп в северной мифологии, а третья раса – титану Трудгельмиру. Соглашаясь с Блаватской, Лист полагал, что третья раса (её лемурианцы) первой перешла к половому размножению. Две первые расы, родственные Имиру и Оргельмиру, были андрогинами и соответствовали астральной и гиперборейской расам схеме Блаватской.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/nikolas-gudrik-klark/okkultnye-korni-nacizma/?lfrom=390579938) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Издательство «Евразия» из Санкт-Петербурга впервые опубликовало эту книгу на русском языке в 1993 году. – Прим. ред.
2
В этой серии была издана лишь данная книга. – Прим. ред.
КУПИТЬ И СКАЧАТЬ ЗА: 299.00 руб.
Сетевая библиотека