Сетевая библиотекаСетевая библиотека
Издалека Константин Юрьевич Бояндин Ралион #4 С первых же страниц загадочная Книга предупреждает своего владельца, что всякого, кто пытается прочесть ее, ждет смерть. Над тайной фолианта ломает голову монах Унэн и сумрачный владыка замка Моррон, тот, кого называют Могильщиком миров. Но Книга творит себя сама, у них на глазах. Она изменчива и непредсказуема… как романы Константина Бояндина – восходящей звезды российской фантастики. Константин Бояндин Издалека Алёне, Катерине и Сергею Часть 1. Тысяча граней I «Я – Норруан. Я знаю своё имя. Возможно, это покажется странным – кто, умеющий оставлять после себя записи, не знает его? Однако я смотрю в прошлое – туда, где теряют смысл правда и ложь, свет и тьма, и вижу то единственное, что постоянно во мне – моё имя. Куда бы ни заносило меня, имя не меняется никогда. Меняются губы, способные исказить его и уши, способные неверно услышать. Теперь, после тысячной проверки, я готов поверить в это. Тот, кто читает этот дневник, да будет предупреждён! Никому ещё не удавалось прочесть его до конца и не умереть». Читавший вздрогнул и захлопнул фолиант. Дневник! Неплохое название для тома, который войдёт не на всякую книжную полку. Деревянный переплёт, обшитый кожей; тысяча с лишним страниц и непривычный алфавит – россыпи точек и дуг. Первые четыре листа так и не поддались расшифровке – вопреки всем усилиям специалистов по языкам (когда иссякла надежда на собственные силы). Жаль только, не покажешь дневник всем. Книга уникальная и непростая: дерево переплёта, равно как кожа и бумага, оказались чрезвычайно прочны. Огонь и сталь их не брали, и лишь алмазом удалось соскрести несколько крупинок на анализ. Который и заключил: ничего опасного. Совсем ничего. То есть ни проклятия, ни скрытой ловушки; в тексте вроде бы нет надписей, что могут смертоносно повлиять на читающего. Последние – страшная напасть современности, изобретение неведомого чернокнижника, да будет он вечно воплощаться в нежить. Единственное спасение сейчас – сложная многоступенчатая проверка, которая говорит «да» или «нет». Если «да» – то предмет уничтожается (лучше всего – сбрасыванием в кратер действующего вулкана). Читавший вспомнил, какой был переполох, когда все книги монастыря подвергали срочным проверкам. Маги трудились, не покладая рук, две недели, и нашли-таки два экземпляра «книг с сюрпризом». Никто, к счастью, не успел прочитать их, хвала Владыке Знаний… Первому из богов, объявившему, что Учение, приходящее из здешнего монастыря, достойно уважения и ему не должно чинить преград. Зеркало, висящее на стене между книжными полками, отразило недоумевающее лицо низенького, круглолицего, толстенького человечка. В эти сравнительно тихие четыре часа он обычно занимался научными исследованиями. Астрономия, астрология, медицина… а вот теперь ещё и перевод этого странного дневника. Память его пока ещё не подводит – необходимости в писце нет. Да и владелец этого загадочного фолианта не очень-то обрадовался бы участию постороннего. Чем меньше людей знает о существовании этой книги, тем лучше. Человек вздохнул и вернулся к дневнику. Для начала, сосредоточившись, взглянул на первые четыре листа. Тот же туман. Ни одного понятного слова… Чем плох магический перевод – так это тем, что при помощи заклинания порой воспринимаешь не написанное, но подлинные мысли писавшего. Согласитесь, не всегда это одно и то же. Пододвинув лампу поближе, читавший продолжил. «Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?» Читавший рассмеялся и вновь отложил фолиант. Слов нет, стиль необычен. Впрочем, ничего особенно нового в этом нет. Многие из языковедов приходили в чудовищное уныние, когда после многолетних трудов обнаруживали, что покрытые таинственными значками дощечки, камни и прочие чудом сохранившиеся свидетельства древности, оказывались не средоточием мудрости предков, а долговыми расписками, доносами, описями имущества… Тоже интересно, но не всем. Читавший насторожился. Ему показалось, или чуть скрипнула дверь в библиотеку? Он тихонько подкрался к двери в коридор и превратился в статую. Точно. Два тихих голоса. Он даже знал, чьих. Ну, держитесь… Бесшумно распахнулась дверь в его кабинет (никакой магии, просто петли надо смазывать) и в два шага читавший подобрался к двери в библиотеку. Прислушался. – Здесь, вон на той полке! – Много ты помнишь! Там у него словари стоят! – Вот, смотри… (пыхтение и скрип) – видела? Тишина. Шелеста страниц не слышно. Читавший откашлялся, несколько раз притопнул сандалиями и распахнул дверь в библиотеку, насвистывая какой-то мотив. Подошёл к дальней полке… и неожиданно сделал три быстрых шага назад и скользнул в левый проход. Так оно и есть. Две фигурки в серо-зелёной одежде послушниц. Два ободка с холодно сияющими алмазами на двух золотистых головах и две пары хитрых серых глаз. Или синих? – Понятно, – обличающий перст указал на книгу, которую его гостьи тщетно пытались спрятать за спинами. – Так, значит, вы проводите время, что предназначается для медитации. Хо-ро-шо… На двух лицах отразилось притворное раскаяние. Читавший в который раз изобразил на лице строгость и указал на одну из них пальцем: – Энхора? Ну-ка… – Ильвена, – поправила та, и обе довольно рассмеялись. Разумеется, читавший знал, кто есть кто: ободки слегка отличались. Ими, хвала Провидению, они не догадались поменяться. Хотя он знал ещё один способ отличить их – когда Ильвена танцевала, то имела привычку чуть сгибать правый мизинец. Но не попросить же станцевать что-нибудь, в самом-то деле! – Разумеется, Ильвена. Итак. Что на сегодня было задано? Ага. Процитируйте-ка мне, уважаемая Ильвена, третий стих обращения к Несущему Свет из сборника «Круговорот»… – «Завершится зима, и снега потекут под ногами, Отступят морозы, пробудится всё ото сна…» – немедленно прочитала та, сложив ладошки перед грудью. – Благодарю. Энхора, год взятия Мергилла. – Сорок девятый. – Ну что же… – читавший благосклонно поднял взгляд. – Хорошо. Поверю на этот раз. Однако, если ваши кельи застанут пустыми, мне придётся вас выдать. Что, по-вашему, сделает со мной Достопочтенная Айзала? – Ничего, – хором отозвались два голоса. – Она вас слишком сильно любит. – Всё-то вы знаете, – пробурчал читавший и грозно сдвинул брови. – А что мне придётся рассказать вашим уважаемым родителям? – Ничего! – вновь отозвались голоса и девчонки засмеялись. – Ладно, негодные, – читавший отобрал у них книгу. – Хм. «Легенды кочевых племён». Ну ладно, если у вас хватает ума это понять… Сядьте вон туда, в кресло. Здесь всё-таки сквозняки. Две головы закивали и две пары ног устремились в указанном направлении. – Что только из вас вырастет, – тихо пробормотал человек и вернулся к себе в кабинет. «Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?» Читавший вздрогнул. Концентрация тут же оборвалась: вместо текста перед ним была мозаика точек и дуг. Устал, что ли? Он вновь сосредоточился… «Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?» А дальше – ни слова. Глаза не в состоянии были сдвинуться на строчку ниже. Читавший мгновенно вспотел. Что за наваждение! Он закрыл глаза (которые жгло, словно в них попал песок) и открыл книгу наугад, где-то посредине. Открыл глаза. Пусто. Чистая поверхность. Ни единой буквы. Он принялся листать страницы назад. Они послушно укладывались одна на другую… та же белизна. Посмотрим, что впереди… Э, нет… страницы словно склеились. В конце концов, вложенная закладка оказалась на свободе. И здесь текст обрывался. Тем самым вопросом. «Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?» – Да, да, будь ты неладна, – ответил читавший глухо, положив ладони на страницы и прикрыв глаза. И одновременно прислушался к своим ощущениям. Тихо. И это тоже испугало его. Любое магическое воздействие, пусть и слабое, неизбежно оставляет следы. А ведь подобная концентрация духа позволяла ощутить, как в дальнем крыле монастыря зажигали магический огонёк… – Да, будь ты неладна, – вновь шепнул он и вытер пот со лба. Наклонился к книге. «Теперь, читатель, когда ты признался в своих страхах, прочти историю моей жизни. Как бы ни старался ты отвлечься от моего дневника, ты вернёшься к нему. Потому что я предлагаю на твой суд легенду, которая не оставляет меня в покое. Постарайся взглянуть на события моими глазами, поскольку те, кто считает меня олицетворением всех бед, даже не пытаются сделать это». – Интересно, кто ты такой? – спросил читавший и вновь захлопнул том. – Кто ты такой и откуда взялся на мою голову? В дверь постучали. – Учитель, – вошедший монах поклонился, держа руки у груди. – Всё готово к занятию. Читавший кивнул и, когда монах удалился, спрятал дневник в свой личный тайник. Не потрудившись часок-другой, взломать его было бы трудно. Проходя мимо двери в свою библиотеку, он легонько постучал в дверь условным стуком. Не то зачитаются, и беды не миновать. * * * – Ты хочешь, чтобы я осмотрел *тебя*? – целитель Шассим-Яг удивлённо взмахнул крыльями. – Что могло случиться такого, чего тебе самому не удалось бы почувствовать? – и, подняв в комнатке крохотный ураган, опустился на сиденье-насест. – Почему бы попросту не выполнить мою просьбу? – отозвался читавший ворчливо. – Ну и дует тут у тебя… Целитель повернул голову с огромными золотистыми глазами в сторону окна, и то медленно затворилось. Скрипнула, поворачиваясь, задвижка. – Как скажешь, – целитель едва слышно прищёлкнул. – Подойди-ка поближе, повернись ко мне спиной и не шевелись. Никогда бы не подумал… Голос отдавался у человека где-то в глубине головы. Слабое тепло обтекло затылок и постепенно разлилось по всей голове. – Всё, – прошелестел целитель. – Можешь поворачиваться. Перья на его голове сложились узором задумчивости. – Ничего, – пояснил он, глядя читавшему в глаза. Сидя на насесте, он мог смотреть сверху вниз. – Ну как, расскажешь, что стряслось? Его собеседник почесал в затылке. – А ты умеешь хранить тайны? Глаза моргнули. – Разумеется. От тебя ничего, кроме великих тайн, и не услышишь. Не считая, конечно, легенд о твоём великом предке… Скрипучий хохот раскатился под сводами черепа читавшего. Ради всех богов, подумал тот, вздрагивая, неужели он не может смеяться приятнее? Ведь нарочно же так делает! – Ну ладно. Пойдём, – и читавший подставил левую руку. Целитель перелетел на неё. – Всё время забываю, какой ты тяжёлый. – По-прежнему хвастаешь своей силой, о почтенный учитель? – целитель аккуратно обхватил предплечье огромными когтями. Ему казалось, что он сидит на каменной скале. – Должен же я ощущать своё превосходство, – и читавший, погасив лампу, двинулся вниз по крутой винтовой лестнице. Лунного света было вполне достаточно. Видят боги, он собирался выкроить себе этой ночью пару часиков для сна. Знать, не судьба. * * * – Норруан будет знать о его прибытии, – заметил человечек, облачённый во всё зелёное. Голова его напоминала одуванчик: снежно-белые волосы, торчащие во все стороны. – Не стоит произносить это имя вслух, – отозвался страж Севера, недовольно поморщившись. – Хотя вряд ли он его услышит с такого расстояния… – он был высок и, несмотря на возраст, весьма подвижен. Разговор происходил на вершине дозорной башни – оттуда виднелись расставленные спиралью горные пики на севере и вечно обложенное тяжёлыми тучами небо на северо-востоке. – Всё уменьшается? – спросил человечек, глядя в ясное и выбеленное солнцем летнее небо. Впрочем, здесь теперь всегда лето. По ту сторону Реки – пекло и иссушённая до пыли земля; на западе, за Семью Холмами – болота, уходящие, куда хватает глаз. Пустыня не смогла пересечь Реку, а вот болота постепенно ползут на восток. – Так сразу этого не заметить, – отозвался страж. – Хотя, конечно, две Башни мы оставили всего месяц назад. Двое часовых погибли, остальные отступили. Он оглянулся, в поисках Иглы. Как всегда, строго на юге. За Рекой вся магия теряет силу с каждой милей, равно как и в глубинах болот, но мир на этом берегу остаётся прежним. Несмотря на ничтожную армию и сильно поредевшее население, Зивир, край чудес, что некогда простирался на тысячи миль во все стороны, ещё может сопротивляться. – Куда должен прибыть гость? – спросил человечек. Звали его Аймвери, и он был последним из Повелителей лесов. Да уж… его царство, последний сохранившийся лес Зивира, вскоре может остаться единственной его живой частью. А потом… – Как обычно, – страж махнул рукой в сторону чёрно-фиолетового пятна на северо-востоке. – Это уже третий. С каждой их неудачей Зивир становится всё меньше и меньше. – Я слышал, – медленно произнёс лесной житель, – что все предсказания уготовили нам гибель. Позже из пыли и грязи сможет восстать новый мир, не менее прекрасный, чем Зивир. Дескать, надо идти к Нор… к нему в крепость и просто сдаться. Поражение всё равно неизбежно. – А ты как считаешь? – страж перевёл взгляд на человечка. – Я считаю, что надо пытаться. Мы не приводим Гостей силой. Они идут сами. Осознавая риск. Но раз уж идут – почему надо сдаваться немедленно? Некоторое время страж смотрел на Иглу, что вонзалась в облака во многих милях отсюда. Ясное доказательство того, что магия жива и есть ещё надежда. Как и столетия раньше, Иглу прекрасно видно с любой точки Зивира – спасение мореходам и заблудившимся путникам… * * * Читавший вздрогнул и отошёл от зеркала. Оно вновь стало зеркалом, и сцена, только что разыгравшаяся в его глубинах, растаяла так же незаметно, как и возникла. – Интересно, – прошелестел в голове голос Шассима. – Очень интересно. – Так ты тоже видел? Целитель долго смотрел на собеседника, глаза его чуть померкли. – Не только видел, но и запомнил, – уточнил он. – Кстати, Унэн, не мешало бы всё это записывать. Чёткие образы, запоминающиеся лица. Однако я уверен, что мы видели не Ралион. – Тоже мне, открытие, – усмехнулся именуемый Унэном. – Это сразу видно. Ни таких гор, ни Иглы здесь не было, и о них никогда не слышали. – Торопишься, – целитель пошевелил «ушами» (что были на деле перьями), – торопишься. Во-первых, ты здесь не так долго. Во-вторых, я ещё помню предания о чём-то наподобие их Иглы. Нет, дело не в пейзаже. – Я понял тебя, хотя и не знаю нужного слова. – Верно. Ощущение реальности совсем иное. Тот мир жив и полон энергии, но он другой. – Ну не знаю, насколько он жив, – читавший с сомнением посмотрел на книгу. – Судя по их диалогу, от него мало что осталось. Но другой мир… мне становится как-то не по себе. Он посмотрел на закрытую книгу. – Обложка, прочная, словно камень, – пробормотал он. – Нигде я не видел такой кожи. И такого дерева. И такой бумаги. Выходит, можно путешествовать между мирами? Я хочу сказать, совершенно различными мирами? – Странно, что это тебя удивляет, – заметил целитель. – В конце концов, откуда взялись ты и твой народ? – Это совсем другое дело, – возразил Унэн. – Путь созвездий – это… – он осёкся. Дверь раскрылась и на пороге появилась Достопочтенная Айзала. – Сейчас меня будут бить, – шепнул Унэн целителю и медленно поклонился, изображая на лице сладкую улыбку. – Моё почтение, Айзала, – он вновь поклонился. – Вам тоже не спится? Могу предложить чаю. * * * Айзала, Жрица Триады, бесшумно вошла в кабинет Унэна, где запах пыли и ароматических трав невозможно было истребить никакими проветриваниями. Одета она была в повседневное платье, однако на груди у неё висел амулет со знаками всех трёх культов. Афамис, Гвайя, Ирсерана. Непроизносимые имена. Приручающая, Вестница, Молчаливая. Так их звали вслух. На вид ей было не более сорока, но Унэн знал, что жрица намного старше. Переоденься она в простые одежды – и никто из встретившихся ей на пути не опознал бы в ней одну из трёх ныне живущих женщин, которым дана власть в любой момент обращаться к силам Триады – объединённым силам всего живого. Длинные волосы соломенного цвета, стального цвета глаза и живое, открытое лицо. И, как и у самого Унэна, чрезвычайно переменчивый характер. Наверное, потому они так хорошо ладят. Иногда. – Снова сидели у тебя в библиотеке? – спросила она, глядя в глаза Унэну. Венок на её голове был словно сплетён из ветвей и листьев ясеня, хотя на деле это было серебро, митралл – живое серебро – и драгоценные камни. Ещё один знак Триады. Собственно, Триада как таковая почиталась в двух – от силы в трёх Храмах. На всей остальной земле культы давно уже существовали порознь. Унэн кивнул и чуть улыбнулся. – Они всё ещё считают, что могут лгать мне в глаза, – усмехнулась Достопочтенная и закрыла за собой дверь. – Ну ничего, уж дисциплине-то я учить умею. Лопата и метла – отличный выход для излишней энергии. – Мир и покой, – прошелестел Шассим и пропел короткую фразу, отчего амулет Айзалы на миг засветился. – Что у нас нового? – Моё почтение, целитель, – жрица поклонилась в ответ и присела в соседнее кресло. – Этот болтун по-прежнему не даёт вам покоя? – Мы с ним провели небольшое исследование, – возразил целитель. Из вазы, что стояла рядом с ним, медленно поднялась гроздь ягод, подплыла к флоссу и опустилась у его ног. Вина он не пил (к величайшему разочарованию Унэна), а из закусок предпочитал ягоды. Не есть же мышей, понятное дело. Не все люди спокойно переносят подобное зрелище. – Книга, – полувопросительно-полуутвердительно произнесла жрица. – Она самая, – вздохнул Унэн и погладил до блеска выбритую голову. – Редкостный артефакт. На какой-то момент мне даже показалось, что маги ошиблись, и книга гораздо опаснее, чем было сказано. – А теперь? – По-прежнему так думаю, но уже по иной причине. Что нам известно о других мирах? – О каких именно? – жрица, к не меньшему разочарованию Унэна, вина также не употребляла. Хорошо ещё, что чай пила… Унэн налил себе и ей по чашечке дымящегося напитка и уселся лицом к обоим собеседникам. – Не об астральном слое, само собой. О других мирах. Таких же, как этот, но… как бы это сказать… традиционными средствами недостижимых. – Вот оно что, – покачала головой жрица. – Достоверно известно одно: такие миры существуют. Вторжение произошло именно из подобного места. Да только не осталось никого, кто смог бы поведать об этом. – А обитатели Выжженной Земли? – целитель шевельнул «ушами», выражая недоумение. – Ведь они по-прежнему живут на том же месте. Под землёй, правда. – О них ходят только легенды, – ответила Айзала. – Многие пытались договориться с ними, но – без особого успеха. – А боги молчат… – добавил Унэн. – Впрочем, по мало-мальски существенному поводу они всегда молчат. Я шучу, – добавил он, увидев недовольное выражение лица жрицы. – Не так давно мы с Шассимом видели картины иного мира. Они как-то связаны с книгой, – кивок головой. – Вот я и в недоумении. Впрочем, вы ведь не для этого сюда пришли? – Верно, – жрица поставила чашку на место. – В подземных переходах обнаружены ранее скрытые двери. Одна дверь, если быть точной. Как раз где-то между монастырями. Благодари своих разбойниц – судя по всему, они её и обнаружили. – Они спустились аж до погребальных камер? – схватился за голову читавший. – Воистину, я недостаточно слежу за ними. Как, впрочем, и вы, Достопочтенная. – Унэн, может, лучше без титулов? В твоих устах они звучат, словно насмешка. – Договорились, – в который уже раз пообещал Унэн. – Так что, необходимо расследовать, куда он ведёт? – Совершенно верно, – кивнула Айзала. – Никакой опасности оттуда не ощущается, но порядок есть порядок. Ты лучше всех справляешься с такими задачами. Можешь не беспокоиться, я найду занятие нашим с тобой воспитанницам. – Ну что же, – Унэн постарался не скрывать удовольствия. – Тряхнём стариной. А не то тут от скуки можно и пылью порасти… – Спустя каких-то три года оседлой жизни? – Возьми меня с собой, – неожиданно попросил Шассим. – Мне не доводилось бывать под землёй. Айзала и Унэн переглянулись. Жрица удивилась не меньше последнего. – Что ж, – ответила она. – Это может оказаться долгим путешествием, так что подумайте, Целитель Шассим. Впрочем, Унэну компания не помешает. Я-то знаю, как трудно ему прожить спокойно хотя бы день, не учинив каверзы… После чего раздался смех на три голоса. Третий был слышен только тем, кто сидел в кабинете. II Была середина весны, однако никакой радости сидящие в небольшой, скрытой от глаз посторонних комнате, не испытывали. Наоборот. Последнее время наиболее частой эмоцией в здешних стенах было раздражение. – Итак, мы перешли в оборону, – заключил в конце концов Первый. Сейчас в комнате было четверо; среди посторонних обитатели этого места имели множество имён, но здесь предпочитали использовать числа. – Провалены все наступательные операции за последние три месяца. Насколько хорошо защищены наши границы, Четвёртый? Его собеседник был высоким горбоносым человеком, более всего походившим одеждой и обликом на слугу-рассыльного. Никто бы никогда не заподозрил в нём одного из влиятельнейших людей государства. И к лучшему. – С границами всё в порядке, – ответил Четвёртый. – Тем более, что наши соседи нападать не собираются. Как и обещали. Пока мы не отыщем новое оружие взамен утраченного, нам лучше изображать побеждённых в состоянии замешательства. – Уже, – ответил Первый. – Император извещён о заговоре против его величества, о предателях, что хитростью хотели заставить Империю начать войну с соседями. Заговорщики схвачены, извинения принесены, возмещение выплачено, – он усмехнулся, – в основном их же собственными деньгами. – Тогда непонятно, зачем меня сюда пригласили, – вступил в разговор третий собеседник. Этот выглядел преуспевающим купцом – полный, с широким добродушным лицом и надменным взглядом. – У меня пока никаких новостей. С тех пор, как Наблюдатели появились в непосредственной близости от столицы, я не могу рисковать. А подобающего места для лабораторий так и не нашлось. – Второй сообщает, что есть возможность вызвать мощного союзника, – объявил Первый. – Для этого необходимо заполучить одну из вещей вызываемого. Достоверно известно, что одна из них находится в руках у… Цели. – У Цели? – поразился «купец». – Это… который Ользан Меорнский? Позвольте, но я полагал, что с ним давно покончено. Не то и пальцем бы не стал шевелить. Все переглянулись. – Он сидит в месте, которое… – Четвёртый замялся. – Нам недоступно. Известными методами. И носу наружу не кажет. – Сам-то, может, и не кажет, – заметил Шестой. – Но отправил дочерей учиться. В небезызвестный нам всем монастырь. Не понимаю, Первый, почему бы их попросту не выкрасть? Глядишь, станет сговорчивее. Первый выразительно посмотрел на Шестого, контрразведчика. Медленно покачал головой. И не стал напоминать, что предыдущий Первый уже предложил упомянутому Ользану союз… на самых заманчивых условиях. За что и поплатился головой. Попутно едва не погубил всю остальную Девятку… теперь Восьмёрку. Подлинных хозяев Империи Лерей. Какой бы слабой та сейчас ни казалась… Он также не стал говорить, что, тайком от остальной Восьмёрки, уже посылал четырнадцать групп захвата – чтобы выкрасть (или убить, в случае крайней необходимости) саму Цель или же кого-то из её… родственников. Ни один из отрядов не успел подать даже сигнала бедствия. Складывалось ощущение, что все они попросту исчезли. Поскольку перевербовать их было – и в этом Первый был твёрдо уверен – невозможно. – Итак, наш художник-любитель владеет тем, что ищет Второй, но добраться до него мы не можем, – подвёл итоги Пятый. Презрение звучало в его голосе. – Что будем делать? Ждать, пока он не умрёт от старости? – По совершенно достоверным сведениям, – возразил Четвёртый, обеспокоенный выражением лица Первого, – нужная нам вещь уже покинула укрытие. – Это меняет дело, – согласился «купец» спустя некоторое время. – Значит вам, как всегда, нужны… – Все ваши изобретения, что могут видеть, слышать, идти по следу. Только никаких покушений, пожалуйста, Пятый. – Вас не поймёшь, – усмехнулся «купец», скрестив пальцы замком на груди. – То Цель вам нужна как союзник, то вы рвётесь его уничтожить. Да и сведения от мёртвых получать значительно проще… Ладно. Мне нужна действительно тайная лаборатория. Пока что их обнаруживают самое большее через неделю. Первый некоторое время сидел, постукивая по крышке стола. – Мы провели тщательную разведку, – сообщил он наконец. – Пока что безопасно использовать только островки возле Выжженной земли. – У меня разбежится остаток персонала, едва лишь я назову это место, – предупредил Пятый. – Не имеет значения. Корабль отправляется через восемь дней. А до тех пор – никакой активности в пределах Империи. Сделаем вид, что наши возможности исчерпаны. Все взгляды обратились в сторону Пятого. Крупнейшего специалиста по искусственным формам жизни, поддерживающего планы Восьмёрки… а, значит, и Империи. – Мне будет нужен помощник, – произнёс Пятый твёрдо. – Стоящий помощник. И его я выберу сам. – Но… – начал было Четвёртый. – Договорились, – Первый встал. Совещание было окончено. – Выберите сами. До тех пор будем соблюдать тишину. Связь только в экстренных случаях. Часы пробили полдень. * * * Аймвери тревожно оглянулся – Игла по-прежнему находилась на юго-востоке, проступая сквозь низкие, налитые огнём и водой тучи. Зрелище было столь же невиданным, сколь и обнадёживающим. Так близко к Вилке он никогда не подходил. Некогда по эту сторону Реки (что была в те дни обычной рекой, воду которой можно было пить и в которую можно было погружаться без риска для жизни) находилась великолепная горная страна. Скалистые горы к северо-западу отсюда – жалкое подобие былых чудес. Теперь была только неприступная двойная гора иссиня-фиолетового цвета, Вилка, как звали её с тех пор. Настоящего названия не употреблял никто – из страха, что обитатель здешних мест проснётся, услышав своё имя. Хозяин лесов посмотрел на восток. Не более мили отсюда – и уже ничего не видать. Тучи, смыкающиеся у горизонта с бесплодной землёй, и пыль под ногами. Когда-то здесь были плодородные земли, и десятки государств (их названия вспоминаются уже с трудом) к востоку отсюда славились дарами полей, гор и озёр. Сейчас их уже нет, как нет большей части Зивира. Человечек дотронулся носком сапога до камушка и ввысь поднялся столбик пыли – мелкой, желтоватой, отвратительной. Утверждается, что Зивир имеет форму шара. Пять лет назад не одна экспедиция отправилась сюда, на восток, чтобы пробиться сквозь тысячи миль пыли и смерти и попытаться найти остатки настоящего, живого и цветущего Зивира. Ни одна из них не вернулась, ни с какой стороны. Может быть, мир перестал быть шаром? Впрочем, что за чушь, поморщился Аймвери, придёт же такое в голову. Звёздное небо всё так же вращается, всё также восходят и заходят Солнце с Луною. Видимо, мир приближается к своему концу. Как просто это звучит. Конец света всегда представлялся небывалой битвой, где огонь и лёд оспаривали бы силу друг друга, а оказался медленным, невероятно скучным и тошнотворным угасанием. * * * Человек стоял на небольшой площадке, венчавшей центральную башню крепости Моррон. Как символично: отсюда в Зивир впервые пришли люди, и отсюда же начинается конец их мира. Круговорот. Однако все построения относительно угасания и рождения мира хороши, пока сам не сталкиваешься с ними на практике. Далёкая война бесплотна и может поразить только числом потерь, объявленных в сводках. Если же её кровавый шторм бушует над головой, война ощущается совсем по-другому. Так же и с угасанием вселенной. Если она гибнет вокруг тебя, это производит несколько иное впечатление. Человек усмехнулся. Там, к северу, возле ярко светящейся Иглы, считают, что крепость набита исчадиями тьмы, кровожадными созданиями, способными разрушать саму ткань мироздания. Какое заблуждение! Вот он, один-одинёшенек, противник всего остального Зивира. Вернее, его жалких останков. И всего-то забот – следить, чтобы мир достойно встретил свой конец – тогда, со временем, новая жизнь и новая красота придут сюда, в Зивир (или как его ещё нарекут его обитатели). Гораздо ярче прежних. Тех, что нынче уходят в небытие. Как же тогда назвать его профессию? Могильщик? Пожалуй. Не раз и не два обречённые жители выступят против него, не раз и не два попытаются повернуть время вспять. Кто знает, может быть им и удастся выторговать у судьбы ещё десяток-другой лет. Скоро пожалует Гость, подумал человек и оглянулся. Позади расстилался неподвижный, словно замёрзший, океан. Некогда он был лазурным, живым и тёплым; после того, как его воды смешались с мёртвой водой Реки, он превратился в застывший студень. Человек представил себе, как армия Зивира повергает во прах его твердыню, чтобы вместо безбрежного океана, за краем которого может ждать спасение, обнаружить вязкий и смертоносный кисель. У него неприятно кольнуло сердце, когда в тысячах миль к северу отсюда на миг возникли Ворота и очередной пришелец, Гость, ступил на пыльную землю Зивира. * * * Огонёк тихонько замерцал во мгле и повис над правым плечом Унэна. – Разве тебе нужно освещение? – спросил Шассим-Яг спутника. Вернее сказать, носильщика. Ибо теперь за плечами Унэна находилась перекладина, на которой и восседал целитель. Лететь по низким проходам – занятие и опасное, и бессмысленное, а идти пешком – слишком медленно. Флоссы ходить не любят. Неудобно. – Я, в общем-то, для ориентировки, – рассеянно отозвался Унэн. – Очертания проходов я чувствую, а деталей не разобрать. Неохота тратить силы на заклинания. – Я могу стать твоими глазами, – предложил целитель. – Нет, спасибо, – отказался человек, аккуратно приседая под очередной аркой. – Чтобы потом неделю заново привыкать к собственным? В случае чего, скажешь. Они шли три часа и порядком удалились от обоих монастырей. Подземный путь направлялся на восток-северо-восток, постепенно понижаясь. Многочисленные знаки украшали стены прохода. Унэн отметил, что ни плесень, ни мох не росли на камне; проход в безукоризненном состоянии. Словно вчера построен. – Ты думаешь о том же, о чём и я, – беззвучно заметил целитель. – Верно, – Унэн прикоснулся ладонью к прохладному камню. – Я видел строения дарионов. Ни трещинки, ни выбоинки. Прямо как здесь. Он остановился у карты – это, без сомнения была карта: высеченный в камне на уровне глаз барельеф, чуть более полуметра в поперечнике, слабо светился во мраке. Монах прикоснулся ладонью к карте, и та осветилась ярче. Стало очевидно, что показан не весь город, а лишь фрагмент его. – Мы на окраине, – сделал вывод Шассим. – Видишь вон тот огонёк? На верхней части контура? Унэн присвистнул. – Клянусь посохом великого предка… Так ведь вся эта карта, – он махнул ладонью, – указывает на нечто прямо под монастырями… Он помолчал и чуть было не потянулся, по привычке, погладить голову. Пока Шассим сидел на его плечах, делать этого не стоило. – Тебя это удивляет? – спросил Шассим. – Подземных городов в десятки раз больше, чем наземных. Подавляющая часть их необитаема. И, между прочим, эти проходы строили не дарионы. Не их письменность. – А кто? Найя? Целитель долго всматривался в карту. – Найя высокого роста. А здесь даже тебе приходится пригибаться. Они помолчали несколько секунд. – Тогда кто же? – подозрительно нахмурился монах. – Дай-ка подумать. Не Хансса. Не их письменность. Лунные люди? – Айшиа? – переспросил целитель. – Возможно. Обрати внимание: этими проходами не пользовались многие века. – Ты меня пугаешь, – монах вытер лоб. Слова отдавались приглушённым эхом. – Заброшенные города… Неизвестные строители… Я чувствую, что почти ничего не знаю о Ралионе, даром что сорок лет путешествовал. Откуда, кстати, ты знаешь об Айшиа? Они же никогда не выходят на поверхность. – Вот устроим привал, – отозвался целитель, – и я отвечу на твой вопрос. А ты – на мои. Спорить с ним было бессмысленно. * * * Шум бьющих по воздуху крыл привлёк внимание человека на башне. Птица, отдалённо напоминающая ворону, опустилась на парапет. Наклонила голову, поглядев на человека каждым глазом, и чуть приоткрыла массивный клюв. Захоти они биться без оружия, никто не взялся бы предугадать исход схватки. – Морни? – спросил человек. Имя не сразу пришло на язык. Как и многие другие знания, оно словно всплыло из ниоткуда. Как и все слова Зивира. – Норруан, – послышался хриплый голос и человек вздрогнул. – Таково твоё имя? – Моё имя, – человек отшатнулся и едва не споткнулся. – Моё имя… откуда тебе оно известно? – Странно было бы не знать имя своего союзника, – заметила птица, подходя поближе к собеседнику. – Я прибыла, чтобы сообщить тебе – Гость уже в пути. – В пути, – повторил человек и туман в его глазах рассеялся. Голос стал твёрдым и уверенным. – Ты быстро добралась. – Не только Повелитель лесов владеет подобным знанием, – заметила птица. Будь она человеком, несомненно пожала бы плечами. – Что ты намерен предпринять, Норруан? – Как всегда, – пожал плечами тот. – Дождусь его. Спрошу, что ему нужно… Если бы я знал, как это было раньше… – он вновь прикрыл ладонью глаза и наклонил голову. – Раньше? – удивилась ворона. Произнося слова, она не двигала клювом. Зрелище было не из приятных. – Но это первый Гость, который знает дорогу в твой замок! Неужели ты намерен впустить его? – Он не первый, – заметил Норруан и холодок скользнул по его спине. – И не второй. Я сегодня бродил по подземным ходам. Тысячи черепов и скелетов, Морни! Многие – с талисманами Иглы. Понимаешь? Он далеко не первый. Ворона подошла к нему вплотную. От её оперения пахло пылью. Вековой пылью… словно птица долгие годы провела на чердаке, среди никому не нужных вещей. Норруан вздрогнул. Что за чепуха! – На моей памяти это – третий Гость, – произнесла она медленно. – Я не понимаю тебя, Норруан. Их не могло быть так много. – Ладно, – Норруан выпрямился. Теперь он действительно был похож на Властелина мрака, каким его изображали в Зивире. Высокий, худощавый, с длинным лицом. Холодный равнодушный взгляд чёрных глаз, готовых в любой миг вспыхнуть смертоносным огнём. Чёрная одежда, высокие сапоги, тяжёлый жезл, висящий на поясе – украшенный тремя золотыми и пятью серебряными кольцами. Прикосновение его означает гибель. – Что ты хочешь с ним сделать? – Утопить в Реке, – ворона щёлкнула клювом. – Единственный путь к замку, над которым не властна магия – это Река. К чему тебе рисковать? – Ты говоришь так, словно не принадлежишь Зивиру, – насмешливо протянул человек. – Когда Игла падёт, ты тоже покинешь Зивир навсегда. Возможно, сгинешь бесследно. – Я тоже владею магией, как и ты, – холодно отозвалась Морни. – Я знаю, что мне предначертано и верю в предсказание. Мне не по душе видеть мучительную смерть мира, который и так прожил дольше, нежели положено. И хватит об этом. – Ясно, – Норруан внимательно смотрел в выпуклый, блестящий её глаз. – Но признайся, Морни, ты всё же чего-то хочешь от меня. Хотя знаешь, что мне нечего тебе дать. – Нет, – ворона наклонила голову и посмотрела на него другим глазом. – Ты не принадлежишь Зивиру. Ты – откуда-то издалека. Я хотела бы взглянуть на твой дом – даже если это будет последнее, что я увижу. – Я не помню, откуда пришёл, – медленно произнёс Норруан и прикоснулся рукой к жезлу. – Я очнулся здесь, у замка, одетый в эту гадость, – он указал на свою одежду (способную, по слухам, противостоять объединённой магической мощи Зивира). – Всё. Ничего, кроме имени. И приказ – похоронить останки вашего мира. Ворона отодвинулась от него. – Ты пугаешь меня, – произнесла она. – Я знаю, что большинство из того, о чём говорят там, – она кивнула в сторону севера, где выделялся чёткий силуэт Иглы, – не более чем вымысел. Но чтобы ты не знал, откуда появился и кем был прежде… Как это может быть? Норруан почувствовал, что смертельно устал. – Давай спустимся, – ответил он, помедлив. – Мне необходимо чего-нибудь выпить. Там мы и ответим друг другу на вопросы. * * * Унэн вздрогнул, замерев посреди фразы. Ему показалось, что перед ним, поблескивая глазами, сидит не флосс, а огромная, с гуся величиной, серая ворона. Видение, впрочем, тут же рассеялось. – О чём я говорил? – спросил он, когда осознал, что никакой вороны перед ним нет. – О том, как ты впервые появился здесь, на Ралионе. Монах кивнул. От Шассима исходил густой запах пыли и паутины… впрочем нет, что за наваждение! Он помотал головой. От флосса пахло флоссом. Едва ощутимый запах. Ничего особенного. – С тобой всё в порядке? – слова хрустальными шариками падали в глубине его сознания и со звоном распадались на фрагменты. – Да, – ответил Унэн и понял, что это правда. Перед ним сидел Шассим, а не ворона; вокруг была пещера – сухая и чистая; никто посторонний не вторгался в его разум. Неужели я так устал? – мелькнуло в сознании. Никогда мне ничего не мерещилось. Он вспомнил свои первые минуты в этом мире. Камни под ногами; туман в небесах, на земле и в голове. Тёплый ветер, накатывающийся ароматными волнами. Сотни сияющих радуг вращаются перед глазами. Музыка сфер, постепенно замирающая где-то на пределе слышимости. И холод, сотней золотых игл вонзающийся в босые ступни. В новый мир он пришёл нагим, как обычно; но не беспомощным младенцем. Разум его был с ним, и лишь память не желала по доброй воле отдавать ни крупицы знаний. Вспоминались светящиеся спирали под ногами – в пространстве, где никогда не было материи. И чей-то смех… или не было смеха? Он не мог точно сказать. Когда туман рассеялся, новый мир обрушился всеми своими красками, запахами и звуками, а также теми ощущениями, для которых ещё нет названий. Унэн помнил только, что несколько часов стоял неподвижно, позволяя разуму скитаться свободно, пока его имя не всплыло из небытия. Возникнув, оно связало его с новым миром, в котором ему предстояло жить… кто знает, сколько лет? Он оглянулся и увидел, что со стороны величественной крепости, что венчала вершину ближайшей горы, к нему спускаются люди, в бело-зелёной одежде. К тому моменту, когда они добрались до него, Унэн уже спал. Страшная усталость сковала его и несколько долгих дней не отпускала своей хватки. Прибывший не чувствовал, как его осторожно поднимают и несут куда-то. Когда он очнулся, то увидел на стене знак, смутно напомнивший ему что-то. Неоднократно виденное, но прочно забытое. Два круга, вложенные один в другой; лук со стрелами, пара крыльев и дерево. Так он впервые очутился в монастыре Триады. – …А остальные? – поинтересовался целитель, и видения прошлого оставили монаха. – Остальные из твоего племени? – Они пришли позже, – пожал Унэн плечами. – Они нашли меня, поскольку для них это – проще простого. Когда мы встретились, у подножия той самой горы, мы принялись строить собственный монастырь. И я скажу тебе, работа была не из лёгких. – Но построено на совесть, – признал Шассим. – Спасибо. – Иные миры, – задумчивым эхом пронёсся голос целителя. – Кто бы мог подумать. Вестница, что дала нам разум, учила нас, что весь мир лежит вокруг нас и внутри нас и что другого нет. Она рассказала нам обо всех народах, обо всём живом и неживом. И этого было достаточно. – А потом вы узнали, что есть и другие вселенные. – Разумеется. Вестница мудра; обучая потомков, никто не рассказывает сразу же обо всём, что творится вокруг. Говорят лишь то, что проще принять. Подлинное знание может раздавить новорожденный разум. Лишь смутные тени мира не вредят ему. Так же, как глаз, привыкший ко тьме, не сможет сразу перенести яркого света солнца. – Я слышал подобные речи от одного мудреца, – медленно произнёс Унэн и налил себе ещё чая. – Но это было давным-давно, и не на Ралионе. Что наводит меня на странные мысли… – Что разум сходен во всех мирах? Монах усмехнулся. – Разум! Видел я мир, где не было магии и где жила одна-единственная раса. То ли она истребила остальные, то ли их и не было. Жил я там сравнительно недолго, но меня удивило, с каким рвением обитатели мира старались определить, что такое разум. Целитель присвистнул. – И определили? Монах пожал плечами. – Насколько я понимаю, нет. Сравнить-то не с чем! Флосс моргнул и расправил крылья. – Я устал от слов, Унэн. Поговори со мной образами. Монах вздохнул и принялся сворачивать их небольшой лагерь. Спустя десяток минут ранец вновь покоился на его спине, а на нём восседал целитель. Всё равно он весит меньше, чем те камни, с которыми мы заставляем упражняться послушников, подумал Унэн и поставил крестик светящимся мелком возле входа в пещеру. Флосс терпеливо молчал. – Ну что же, – произнёс монах и усмехнулся про себя. – Послушай тогда сутру, что, по преданиям, привела в движение колесо Учения в одном из миров… Хотя монах об этом и не догадывался, но уже на расстоянии в сто шагов его голоса практически не было слышно. Кто бы ни построил этот подземный ход, он был непростым строителем. * * * Аймвери надолго запомнил момент, когда открылся проход между мирами, и на мёртвую землю Зивира ступил Гость. Никто не знал, откуда они приходят; никто не знал, кем они являлись там, откуда начинался их путь. Достаточно было того, что они откликались на призыв о помощи. Некоторые даже соглашались рискнуть достичь замка Моррон и сразить его хозяина, имя которого не положено произносить. Неторопливо готовившего воинство разрушения, чтобы превратить Зивир в холодную пыль – материал, из которого, возможно, появятся иные чудеса и иная жизнь. Только погибать от этого ненамного приятнее. …Тучи вздрогнули над головой и опустились чуть ниже. Казалось, протянешь руку – и погрузишь её в бешено вращающиеся чёрные вихри. От безмолвного бушующего хаоса над головой исходило чудовищное ощущение силы: молнии потрескивали и ветер, проснувшись, гнал на запад сероватые стены пыли. Стало почти совсем темно. Тени упали на землю вокруг Аймвери, который пытался прикрыть лицо он порывов начинающегося урагана. Тени от двери, что сама ещё не успела показаться – двери между вселенными. Три тени отбрасывала невидимая дверь: они ползли, то сливаясь с землёй, то отделяясь от неё – словно пальцы, ищущие опору. И возникла дверь. Ворота, как их называли. Некогда Ворота связывали различные части Зивира между собой; ныне же любая попытка открыть их немедленно замечалась хозяином замка Моррон, и могла привести к беде. Полчища болотных тварей, обрушившиеся полгода назад на одну из западных дозорных башен – тому пример. Неуязвимые для огня и металла, покрытые липкой слизью существа сотнями возникали из бездонной трясины и растаскивали строения по кусочкам. Тех, кто пытался противостоять им, попросту топили. Возможно, съедали. У выживших не было времени запоминать подробности. Ворота осветились изнутри, и наружу вышел Гость – худощавый, светловолосый, одетый в лёгкую походную одежду. Он поднял голову и взглянул в нависшие над ним небеса. Помедлил и решительно перешагнул зыбкую границу, разделяющую миры. Аймвери успел заметить красивый осенний пейзаж по ту сторону Ворот и яркое синее небо. Видение тут же исчезло. Ворота с треском испарились и ураган немедленно прекратился. Гость с удивлением и любопытством рассматривал человечка. Тот, в свою очередь, испытующе смотрел в глаза пришельца. В конце концов, кивнул и произнёс, протягивая Гостю свой амулет: – Добро пожаловать в Зивир, Гость. – Fainazu ku'Zivir, Nahwer, – услышал Гость и, помедлив, принял амулет – изящный золотой листик на тонкой, но прочной цепочке. Он надел его на шею и, когда Аймвери повторил приветствие, все слова его стали понятны. – Я представлял его иначе, – отозвался Гость. Да он совсем молод, удивился Аймвери. Ему ещё и сорока нет. Ну что же, возможно, это к лучшему. – Если твоя миссия удастся, Зивир станет прекраснее прежнего, – и Аймвери указал рукой на гордо сияющую Иглу. – Хотя и сейчас у нас есть, на что посмотреть. – Идём, – добавил человечек и осторожно потянул пришельца за рукав. – Оставаться здесь небезопасно. Того и гляди, нас… Между вершинами Вилки проскочила разветвлённая фиолетовая молния и притихший было ветер вновь коснулся пыльной ладонью их лиц. – Уже, – шепнул Аймвери и указал в сторону Реки. – Быстрее же. Мы в смертельной опасности, Гость. На лесном наречии «гость» звучало как «Науэр». * * * – Да, – отозвался целитель и встряхнулся, – впечатляюще. Должно быть, это сильно взбудоражило умы тех, кто не привык к образам. Он произнёс это после того, как не менее получаса обдумывал услышанную сутру, сидя неподвижно и закрыв глаза. Впрочем, видеть его глаз Унэн не мог, да и занят был: двигаться по неизвестному проходу – дело непростое и опасное. Он извёл уже два светящихся мелка, обозначая условными символами места, где они побывали. Вопреки мнению Айзалы, он не стал брать с собой менее опытных исследователей. К чему? В случае опасности они – только лишняя обуза, а доведись сражаться – более других рискуют своими жизнями. Их же пара, человек и флосс – была более чем дееспособна в большинстве ситуаций, которые только можно себе вообразить. Хотя, конечно, непредвиденные случаи потому так и зовутся, что предугадать их невозможно. Унэн лишь пожал плечами в ответ. Впереди показался тупик, и сейчас предстояло либо возвращаться – двумя километрами ранее было ответвление прохода – либо проникать за скрытую дверь, если таковая объявится. – Как же ты тогда определяешь разум? – спросил Шассим и Унэн в который раз подивился его способности быстро менять тему беседы. – Как способность задаваться вопросом о смысле существования, – ответил он после некоторого раздумья. На самом деле монах несколько покривил душой, поскольку полагал, что только боги и другие над-разумные существа могут дать определение разуму. Как рыбе осознать, что её пруд – далеко не весь мир? Пожалуй, что никак. – Интересно, – отозвался целитель. – По моему мнению, разум определяется скорее способностью создавать и использовать знаковые системы. – Тогда выходит, что муравьи тоже разумны. И пчёлы, и бог весть кто ещё. – В какой-то мере – несомненно, – подтвердил Шассим. – Ты же знаешь, что с точки зрения Ордена весь Ралион – единая разумная система. Мы – лишь малая её часть. Унэн не стал уточнять, что такое «мы». Он подошёл поближе к тупику и осторожно уселся, не снимая с себя планку-насест. Нагрузка в виде восьмикилограммового флосса не повредит. Учитывая, что в монастыре жизнь, конечно, далеко не сидячая, но уж больно однообразная. В смысле удручающего постоянства распорядка. – Ну что же, меня это не задевает, – Унэн уселся поудобнее и уставился на стену, преграждающую им путь. – Это, как говорили мне наставники, лишь одна из тысячи граней, определяющих сущность. Кое-кто считает, что разум – это то, что позволяет оперировать отвлечёнными понятиями. Среди Ольтов популярно мнение, что разум – способность к созидательной деятельности. И многие другие мнения. Окончательного определения, по моему мнению, вообще быть не может, а все частные более или менее хороши. – Однако, когда мы сталкиваемся с новым проявлением разума, зачастую требуются огромные усилия, чтобы признать – как ты говоришь? – новую грань. – Вероятно, поэтому не следует считать, что есть какой-либо способ определить, является ли данное существо разумным. Не то участью большинства станет жизнь в клетках. И то в лучшем случае. Целитель некоторое время молчал. – Боюсь, что ты прав, – изрёк он, в конце концов. На том беседа временно прекратилась. Ибо заставить говорить Флосса, у которого нет желания вести разговор, немногим проще, чем научить камни разговаривать. * * * – Тысяча граней, – произнёс Норруан неведомо откуда пришедшие на ум слова. Обратил свой взор на северо-восток. Там красовались лёгкие белые облака… и где-то в том же направлении только что открылись Ворота, пропуская пришельца из иного мира. Над которым не властна здешняя магия. Что, в общем, не очень страшно: то, что ходит, дышит и ест, можно уничтожить. Однако Норруан был не в состоянии почувствовать, где в данный момент находится Гость и тем более прочесть его намерения. В данный момент в этом не было необходимости. Поскольку рядом с Гостем был хвастливый коротышка Аймвери, который утверждал, что Норруан не сможет проникнуть в Лес и остаться в живых. Надо будет как-нибудь его разочаровать. Норруан нахмурился… и рассмеялся. Оба они, и Науэр, и Аймвери, привлекли к себе внимание обитателя Вилки. Ну что же, возможно, что у него, Норруана, вскоре появится некоторая передышка до появления очередного Гостя. А к тому времени ещё часть Зивира уйдёт в небытие… и сократится тот срок, что ему суждено провести здесь, в угасающем мире. Исполняя неведомо чью волю. Зивир считает, что Норруан – демон разрушения, посещающий миры, чей жизненный срок подходит к концу. Если бы обитателям Зивира стала известна истина, какой переполох поднялся бы! …Морни вопросительно взглянула на хозяина замка. – Тысяча граней, – повторил человёк в чёрном. Слова казались частью более длинной фразы, таящей в себе важный смысл. – Каждый мир имеет тысячу граней… – Точно, – повернулся он к вороне. – У каждого мира есть тысяча граней, как и у каждой задачи – тысяча решений. В этот раз я не стану собирать войско и выступать против Гостя. Пусть приходит сам. Я буду ждать его. Морни опустила «в этот раз», но была искренне поражена всем остальным. – Ничего не предпринимать? Позволить Зивиру собрать армию и напасть на Моррон? – Почему бы и нет? – удивился Норруан, наливая себе густого тёмно-вишнёвого вина – трофей из недавно захваченных сторожевых Башен. – Что он может мне сделать? Я не знаю. До настоящего момента я воевал чужими руками. Ладно, все эти существа были и впрямь созданы мной (хотя я не всемогущ, как некоторые думают), но всё же против Гостей сражался не я. Так что разнообразие не повредит. – Ты хочешь играть, зная, что шансов у противника почти что нет, – ответила Морни и поёжилась. В мрачных залах Моррон было прохладно, и сквозняки хозяйничали в них, как хотели. – Вовсе нет, – в глазах Норруана вспыхнули огоньки, и улыбка скользнула по его губам. – Поэтому слушай моё поручение, Морни. Скажи Воинству Иглы и Гостю, что я буду ждать его прибытия здесь. Пусть попытаются осуществить то, чем давно мне угрожают. А то, что я буду сидеть сложа руки и просто наблюдать, – добавил он, – мы им говорить не станем. Мне интересно, что произойдёт в этом случае. Ворона хотела возразить, но, подумав, молча кивнула. – Сначала, конечно, обед, – остановил он её, уже собиравшуюся взлететь. По мановению руки Владыки Моррон зал осветился огнём десятков факелов и явились из ниоткуда многочисленные слуги, несущие подносы с тем, что было по душе хозяину замка и его гостям. Вид у слуг был устрашающим. III Впервые Унэн встретился с надписью, понять которую не мог. «Эх, Олли бы сюда», – мысленно вздохнул монах, вспомнив о своём друге, которому, к слову, и отыскал когда-то необычную книгу. Не вполне было понятно, отчего тот категорически отказался переводить книгу… но у монаха уже зрело смутное осознание – почему. Хотя жаль. До сих пор не было надписи, которую друг его не смог бы понять. Сам Унэн был знатоком ненамного меньшим, однако слова, что возникли на стене после прочтения обнаруживающего магию заклинания, озадачили и его, и флосса. В буквальном прочтении надпись гласила: «Сквозь Анектас. Соблюдайте осторожность». Понятна была только вторая фраза. – Что за «Анектас»? – спросил он у Шассима и вывернул шею, чтобы взглянуть тому в глаза. Флосс медленно покачал головой. – Здесь проход, – было ответом, – и он открывается, насколько я понял, только тому, кто смог прочесть надпись. Но это слово, как и ты, я слышу впервые. Подожди немного, я спрошу совета. По спине Унэна пробежала неприятная дрожь, и слабая дымка на миг окутала сознание. Когда флосс обращался к богам, он «светился» во всех мыслимых магических и псионических диапазонах. Настолько мощным был контакт. Везёт же, подумал монах с завистью. Ему общение с божествами давалось с большими затратами. Отчасти, конечно, вследствие его воззрений. Вследствие веры в Учение. Согласно которому одна и та же судьба и у смертных, и у богов. Что, конечно, не у всех богов вызывает восторг. …Наконец, общение завершилось, и флосс энергично встряхнулся. – Слово без значения, – объявил он. – Никто из обитателей Ралиона не приписывал ему никакого значения. По спине монаха пробежала ледяная струйка. На сей раз от страха, а он испытывал страх очень редко. И лишь когда были весомые на то основания. – Извини меня, Шассим, но это чушь, – ответил он, стараясь говорить спокойно. – Никто не может написать слова, не вкладывая в него хоть какого-нибудь смысла. Может быть, тайный язык? Шифр? – Нет, – Шассим нетерпеливо переступил ногами по планке. – Не веришь, так спроси сам. Спроси сам! Чтобы потом часа три отдыхать! – Верю, – солгал Унэн. – И что же ты предлагаешь? Флосс думал очень долго. – Войти. Унэн задумался. В устах неизменно осторожного флосса такое предложение казалось безумным, но… В самом деле, его, Унэна, шестое чувство, всегда предупреждавшее об опасности, молчит. Во время похода оно предостерегало от опрометчивых действий, но нисколько не возражало сейчас, перед проницаемой стеной, ведущей неведомо куда. – Ну ладно, – монах поправил одежду. – Однако помни, Шассим, что я-то воскресну быстро, хотя и неясно, где, а вот что будет с тобой, известно лишь… в кого из богов ты веришь сильнее всего?.. И шагнул сквозь «камень», слыша скрипучий смех, отдающийся где-то под сводами черепа. И мрак поглотил их. * * * В тринадцати местах по всему Ралиону, в святилищах Всех Богов, вздрогнула земля и что-то недовольно заворчало, ворочаясь в глубине. Однако Хранители (там, где они ещё были), не придали большого значения произошедшему. Боги охраняют свои святилища, а в знамениях нуждаются не Хранители, а многочисленные паломники. Многие из которых вняли знамению. Каждый, само собой, по-своему. * * * Из подвалов Моррон послышался скрежет и стук отодвигаемой каменной плиты. Норруан, который спокойно сидел в кабинете, рассеянно листая древний трактат по геометрической магии, вздрогнул и взялся за жезл, висящий на поясе. После чего захлопнул книгу и быстрым шагом направился к ближайшему спуску в подземелье. Что-то проснулось в замке – и надлежало понять, что именно. У замка может быть только один хозяин. * * * Долгое время Унэн висел в воздухе… лишённый каких-либо ощущений. Ничто – ни зрение, ни слух, никакое из остальных чувств не находило ничего достойного внимания в окружавшем его пространстве. Если, конечно, это было какое-то пространство. Однако обжигающие серебряные иглы созвездий не торопились вонзаться в его бесплотные ступни, и ветер, что избавлял от бремени плоти и имущества не торопился проделать это вновь, – чтобы вскорости вернуть похищенное. Стало быть, жив. Гулко стучало сердце. Очень, очень медленно. Бессчётное число ударов сотрясло чёрную пустоту пространства, и пол коснулся ног монаха. А флосс тут же проявил себя всем своим весом и беспокойными мыслями, коснувшимися спокойного рассудка Унэна. Стало быть, и он жив. Что ж, весьма отрадно. И тут же монах ощутил, как соскальзывает, спадает с него та маска, тот облик, под которым он привык показываться жителям Ралиона – порой столь враждебным ко всему, от них отличающемуся! Флосс в великом изумлении смотрел, как густая лохматая рыжеватая шерсть прорастает на теле его друга и носильщика; как уши его удлиняются и уплощаются; как короткие, но острые клыки показываются из-под верхней губы, чтобы устрашать зрителя своим блеском. Венцом всего стала тщательно выбритая верхняя часть головы – она смотрелась и комично, и устрашающе. И ещё длинные когти на руках и ногах, и кончик хвоста, выбившийся из-под рясы. Голова Унэна повернулась и Шассим встретился взглядом с парой пылающих красноватых глаз – в которых добродушие и доверие могло моментально смениться яростью и непреодолимой силой. – Вот, значит, каков ты на самом деле, – присвистнул целитель и шевельнулся на насесте. – Воистину велики твои возможности, раз я не смог увидеть этого раньше. – Я есть то, что я есть, – услышал он в ответ. Флосс закрыл глаза и прежний Унэн – низенький подвижный человечек с кругленьким брюшком – по-прежнему подходил этому голосу. Шассим открыл глаза, и ему показалось, что прежний облик на миг вернулся к Унэну. И вновь растаял. – Мы предоставлены сами себе, – заметил Унэн. – Наша магия здесь бессильна. Однако раз я тебя слышу, врождённые способности по-прежнему действуют. Он взмахнул рукой и не встретил вокруг ничего, кроме застойного, сухого воздуха, в котором смешались поблекшие ароматы бесчисленного множества эпох. Так пахнет в древних гробницах, в заброшенных городах, – везде, где царит запустение и безжизненность. – Что ты видишь? – спросил Унэн, убедившись, что псионика не в состоянии подсказать глазам, что окружает его во мраке. – Коридор, – флосс вновь шевельнулся. – Множество дверей. Портал за нашей спиной… Можешь зажечь факел, если хочешь. Я… не ощущаю… Флосс вздрогнул, на сей раз гораздо сильнее. Унэн ждал, пребывая в неподвижности. – Мы не на Ралионе, – неожиданно заключил флосс и несколько раз взмахнул крыльями, обдавая спину монаха прохладой. – Никакой жизни. Никакой мысли. Никакого движения. Монах хранил молчание. – Анектас, – проговорил он в конце концов и извлёк алхимический факел, подарок одного хорошего знакомого. Стоило повернуть верхнюю часть приспособления, как возникал мягкий, желтоватый свет, яркостью которого можно было управлять. Монах отвёл руку в сторону и сиротливый огонёк в его ладони постепенно разгорелся крохотным, едва переносимым солнечным сиянием. Действительно, коридор. Массивные двери, каждая много выше человеческого роста – проход для гигантов, способных сокрушать скалы небрежным движением пальца. А за спиной… – Ты видишь? – он обернулся и поднёс излучающий мягкое тепло факел к отполированной, подёрнутой дымкой «стене», из которой они вышли. На поверхности портала мерцало изображение чуть сутулящегося человека невысокого роста, облачённого в просторную рясу. Возвышаясь над его головой, за плечами человека сидела крупная птица. Очень похожая на флосса. Или на филина… изображение было нечётким. Шассим мелодично пропел изумление. – Анектас, – повторил Унэн. – Скажи, достопочтенный Шассим-Яг, много ли в вашем… на Ралионе подобных проходов? – Немного. Я не знал, что смертные могут пользоваться ими, – ответил тот. – До сих пор я полагал, что только богам дозволено путешествовать подобным образом. Унэн склонил голову, и факел съёжился робким светлячком у него на ладони. * * * Мрачные подземелья Моррон способны были вызвать к жизни не один десяток ужасных преданий, легенд, баллад и прочих памятников мысли. Пыточные камеры, специальные помещения для осуждённых на самые разнообразные виды смерти, лабиринты, напичканные множеством смертоносных ловушек. Десятки подземных этажей, в запутанной схеме которых мог разобраться один лишь Норруан. Правда, по его собственному мнению, он не очень-то старался запоминать что бы то ни было. Он просто знал, как попадать в ту или иную часть подземного Моррон. И теперь он спешил в самое сердце чудовищных помещений замка – туда, где могло находиться нечто, ему неизвестное. Впрочем, и теперь его вело не чёткое знание, а словно бы чей-то вкрадчивый голос, указывающий куда идти и что искать. * * * Шестнадцать дверей было в коридоре. И полупроницаемая стена – видимо, очередной портал – на другой его стороне. Собственно, коридором-то его можно было назвать лишь весьма условно. Затерянный неведомо где осколок пространства, соединяющий Ралион неизвестно с чем. Однако воздух был пригоден для дыхания, а температура – вполне сносной. Целитель долго не мог оправиться от полного молчания, окутавшего органы чувств – в основном, ментальное и астральное зрения. Лишённый постоянной связи с генвир – нематериальными мирами, порождаемыми разумными формами жизни – флосс ощущал себя ослепшим и беспомощным. Коридор непереносимо давил на него, постепенно сокрушал психику – сокрушал абсолютным, невероятным молчанием. Здесь не было ничего. Ни жизни, ни разума, ни богов. Только они с Унэном. Шассим ощутил острое желание непрерывно говорить с монахом или читать какой-нибудь гимн – словом, занять свой мозг, чтобы не сойти с ума. Унэн, похоже, ощущал беспокойство спутника. – Я тоже его не чувствую, – изрёк он, прислушавшись к собственному состоянию. – Чего? – не понял Шассим. – Генвир, – пояснил монах. – Пустота. Какой-то… ненастоящий мир. – И стукнул с размаху кулаком по каменной стене. Камень, однако, был настоящим и с честью отплатил обидчику. Унэн потёр ноющую руку и подумал, стоит ли пытаться разрубать камень ладонью. Вряд ли. Поскольку с псионикой здесь неладно, лучше не играть с огнём. Перспектива застрять рукой в стене его не очень-то прельщала. – Ну что? – вопросил он. – Мне, честно говоря, не очень охота тратить остаток жизни на эти двери. Да и страшновато немного. Так только… прислушаться к тому, что за ними творится, да и возвращаться. Флосс неожиданно встрепенулся. – Седьмая дверь, – воскликнул он, взмахнув крыльями так, что Унэн пошатнулся. – Я чувствую что-то из-за неё. Посмотрим? Монах пожал плечами и быстро преодолел расстояние, разделявшее их и дверь номер семь. Пол был покрыт толстым слоем очень лёгкой пыли. – Давненько здесь не подметали, – покачал головой Унэн и поднёс факел к двери, приказав ему светиться поярче. На краткий миг его шестое чувство, чувство опасности, ожило… но не сказало ничего внятного. Так, неразборчивый шёпот. * * * Норруан стремительно спустился в катакомбы, где были погребены строители и первые обитатели этого замка. Он быстро проходил мимо зияющих чёрных провалов, из которых сочился влажный холод и не останавливался, пока не добрался до той самой, легендарной гробницы. Дверь бесшумно открылась, повинуясь нетерпеливому жесту его руки. Глаза Норруана прекрасно видели и в темноте. Как он и ожидал, одна из плит посреди зала лежала не на месте. Непроницаемая мгла заполняла неровный прямоугольник в полу. Норруан вошёл внутрь и не почувствовал ничьего присутствия. Это было просто невероятно. Замок, конечно, можно было назвать живым (в особенности вспомнив про множество этажей с движущимися, смертоносными ловушками), но не до такой же степени! – Кто здесь? – громко спросил он, и темнота вздрогнула, отползла в стороны и забилась в щели, испугавшись хозяйского голоса. Наступила полная тишина. Даже звук падающих капель и едва слышный скрежет механизмов, приводивших в движение «живые» лабиринты наверху – всё это пропало. – Ну хорошо, – Норруан снял с пояса жезл и призрачный свет захлестнул комнату, отражаясь от стен и стирая все тени. Никого. Норруан пожал плечами и подошёл к провалу вплотную. Присел. Что-то смутно виднелось внизу. Какой-то зал, уставленный не то статуями, не то колоннами. До пола было футов тридцать. Владыка Моррон усмехнулся и извлёк из воздуха прочную верёвку. Она послушно обмоталась вокруг выросшего из пола металлического столбика и упала в провал, бесшумно размотавшись и оставив в пыли на полу слабый след. Чисто. На всякий случай Норруан взглядом приковал отодвинувшуюся плиту к полу и быстро спустился по верёвке вниз. Где его и встретил чистый, свежий, восхитительный воздух. По сравнению с ним в подземельях Моррон витал отвратительный смрад (хотя ничего подобного Норруан раньше не замечал). Он отпустил верёвку и огляделся. Положительно, такого места под Моррон просто быть не могло. Длинный зал, с огромной статуей ворона, взмахнувшего крыльями, в дальнем конце зала. Небольшое возвышение шагах в десяти от статуи и пыльный свёрток, лежащий на нём. И десятки колонн, каждая – увенчанная каменной головой ворона. Глаза изваяний были рубиново-красными и слабо тлели в полумраке. Норруан сделал шаг по направлению к гигантскому ворону, и именно в этот миг его и скрутило. * * * Аймвери и Науэр бежали к Реке что было сил. Тучи текли грязным потоком над самыми их головами – так, по крайней мере, казалось. Не переставая гремел гром, не давая ни единственной возможности перемолвиться хотя бы словечком. Ярко-сиреневые, разветвлённые молнии били в пронзившую облачное покрывало Вилку. Земля вздрогнула под ногами у бегущих и Науэр на миг оглянулся. И тут же Аймвери рванул его вперёд. Гость едва удержался на ногах, поразившись силе человечка. – Не оглядывайся! – прокричал Аймвери, указывая на небольшой плот, что лежал у самого берега Реки. – Иначе мы пропали! Судя по всему, Гость его услышал. Они столкнули плот в воду, и Аймвери оттолкнулся шестом от берега. Как раз в тот момент, когда посланец Фиолетовых гор был готов настигнуть их. Гость обернулся, услышав неприятный сухой скрежет разламывающейся земли, и едва не упал в Реку, увидев то, что предстало его глазам. – О небеса, – только и смог прошептать он, вцепившись в плот изо всех сил. Аймвери молча отталкивался шестом, стараясь не позволить слабому здесь течению унести их слишком далеко от переправы. Гость заворожённо смотрел на чудище, словно собранное из частей самых невероятных тварей. Две пары плавников, кожистые крылья на спине, длинная шея и пасть, из которой выглядывали сверкающие клыки. Да оно же может перекусить наш плот, подумал Науэр. Невольно пригнувшись, когда голова свирепо метнулась вниз… и замерла, словно наткнувшись на непреодолимую стену. Впрочем, так оно, наверное, и было. Издав устрашающий вопль, чудовище нырнуло (Гость смотрел, не веря своим глазам, как волны расходятся по поверхности земли… словно то была вода) и устремилось назад. К двум зловеще светящимся пикам, время от времени выставляя над поверхностью земли уродливую, ощетинившуюся шипами голову. Буря прекратилась, словно по команде. Только что она бушевала над ними, а теперь всё застыло и успокоилось. Моментально, безо всякой паузы. – И часто у вас здесь… такое творится? – спросил Науэр у старательно работающего шестом человечка. Противоположный берег был всё ещё далеко. – На той стороне, – Аймвери кивнул в направлении Вилки, – может твориться всё, что угодно. На нашей стороне, – и выделил интонацией слово «нашей», – такого пока ещё не происходит. Пока, подумал Гость и поёжился. В детстве он читал множество сказок, но увидеть столько небывалого за какой-нибудь час… нет, к этому он не был готов. Да и можно ли быть готовым к ставшему явью кошмару? * * * – Там, – возбуждённо воскликнул флосс, – кто-то есть! Кто-то живой! И, по-моему, не враждебный! – Не так громко, – усмехнулся Унэн и вновь по привычке потянулся почесать затылок. Не вовремя, конечно. Пару раз флосс едва не лишился глаза, прежде чем монах не запомнил, что с живым грузом за спиной жестикулировать следует осторожно. Третьего раза не получилось. Монах спохватился и остановил руку. Присмотрелся к двери – на ней красовался выгравированный силуэт. Рассмотреть его вблизи не представлялось возможным, а изучить издалека мешал толстый слой пыли. Унэн хлопнул по двери ладонью, и пыль осыпалась серебристым каскадом им на головы. Флосс возмущённо отряхнулся. – Теперь все знают, что мы намерены войти, – воскликнул он укоризненно. – Где твоя осторожность? – А, – беспечно махнул рукой Унэн. – Справимся как-нибудь. Если бы ты только видел, Шассим, где мне доводилось бывать… Словом, как говорил мой наставник, тяжело в Ученье – легко в бою. И, молниеносно развернувшись, ударил в дверь ладонью. Та неожиданно легко подалась и бесшумно повернулась, открывая новое, куда более просторное помещение. Огромная статуя ворона, расправившего крылья, холодно смотрела на пришельцев с дальней стороны зала. Кровавыми капельками светились в полумраке каменные глаза птичьих голов, венчавших колонны. Ни окошка, ни ветерка. Затхлый, едва пригодный для дыхания воздух. – Смотри, – позвал Шассим и Унэн оглянулся. На двери, как было теперь заметно, тоже был изображён ворон. В точности повторяющий огромное изваяние, частично вмурованное в стену. – Я думаю, что… – начал было монах, но флосс перебил его, энергично махнув правым крылом в сторону статуи. – Тихо, – пронёсся его шёпот в разгорячённом сознании Унэна. – Прислушайся. Теперь это слышал и монах. Чьи-то осторожные шаги. Странным было то, что они доносились откуда-то из-за статуи. Слышимость была превосходная, и Унэн не сразу сообразил, что его псионически усиленный слух успел вернуться в норму. * * * Норруан ощущал себя… опьяневшим? Возможно. Ни руки, ни ноги не повиновались ему, а в голове висела блаженная, тёплая дымка. От неё всё виделось в розовом свете и всё унылое, отвратительное, надоевшее просто исчезло. Он покачнулся, выпуская из рук верёвку, и осознал, что его чувства невероятным образом обострились. Несмотря на полумрак, всё вокруг было исполнено дивных, потрясающе ярких цветов; запах пыли и склепа тысячелетней выдержки показался ему божественным ароматом, по сравнению с которым свежий воздух Зивира был просто непригоден для дыхания. Окружающий мир показался более настоящим, чем тот, откуда он спрыгнул. Норруан поднял голову и содрогнулся. Непроницаемый мрак сгустился в отверстии, из которого ниспадала верёвка. Он казался невероятно плотным – сдавленным настолько, что вот-вот начнёт просачиваться вниз. Владыка Моррон поспешно отошёл в сторону. И – самое странное. Туман, скрывавший под собой воспоминания, принялся торопливо уползать. Прошлое всё ещё казалось бесформенной, ничего не означавшей грудой, но очертания его становились с каждым мигом всё чётче. Норруан остановился и затаил дыхание, вслушиваясь в самого себя. Из полумрака зала навстречу ему вышел человек по имени Каллиро. Высокий, чуть сутулящийся, с пепельными волосами, собранными в пучок на затылке. В руке он держал миниатюрную арфу. «Я рад, что ты снова проснулся», сказал он и эхо голоса раскатилось где-то в глубине сознания Норруана – там, где никогда не брезжил свет. Улыбнувшись, Каллиро извлёк из своей арфы мелодичный аккорд и силуэт его постепенно растаял. Норруану показалось, что огромные деревья – в сотни футов высотой – показались за спиной растворяющегося в воздухе Каллиро. «Вспомни, где мы виделись прежде», услышал он на прощание. Шаги послышались справа от Норруана. Он молниеносно повернулся, сжимая жезл. Человек по имени Оттураэ, с тонким окровавленным клинком в перевязанной руке, выходил из крестообразного разлома в пространстве. Он также был высок и худощав; ноги плохо держали его, глаза лихорадочно блестели, но на умирающего он не был похож. «Не дай заманить себя в ловушку», посоветовал он, вытирая клинок и вкладывая его в богато украшенные ножны. «У тебя нет и не может быть союзников. Вспоминай меня почаще…» – и, кивнув, Оттураэ вновь шагнул в разлом. По ту сторону его метались багровые тени, и густой дым стелился над выжженной землёй. С отвратительным скрежетом разлом начал смыкаться. Прежде, чем он исчез, Норруан почувствовал взгляд на затылке и стремительно развернулся. Третий человек, на голову выше самого Норруана, молча осматривал Владыку Моррон – словно прицениваясь к одежде. Имя человека немедленно выплыло из глубин памяти. Звали его Ценнонн. В руках у него ничего не было, но кисти рук окутывала красноватая дымка. Сквозь туман за спиной Ценнонна был виден странный пейзаж – мрачное здание с сотнями ярко блестящих окон на фасаде, возносящееся на десятки этажей и сумрачный, притихший лес вокруг. Ценнонн, как и Каллиро, был светловолосым и очень широкоплечим. Как он должен быть силён, подумал Норруан с уважением, глядя в своё собственное лицо – правда, лицо, изборождённое шрамами, с неприятной кривой улыбкой и безразличными глазами. – Я вижу, ты меня вспомнил, – его голос звучал ярко и чётко. Массивная рука упала на плечо Норруану, и тому стоило немалых усилий удержаться на ногах. Гигант захохотал. – Вспомнил, я вижу… Но ненадолго. Ты снова забудешь, как только вернёшься туда, – он указал взглядом на провал в потолке, откуда спускалась верёвка. – Прихвати какой-нибудь сувенир, приятель. Мы с тобой нечасто видимся, и становится, прямо говоря, скучно. И повернулся, чтобы уйти. – Постой, – Норруан попытался удержать его за рукав. Бесполезно. Проще было бы остановить руками снежную лавину. – Почему мы встретились? Ценнонн пожал плечами, не сбавляя шага. – Почему мы все на одно лицо? Ценнонн молча удалялся в дымку. – Почему я всех вас знаю? – крикнул Норруан, начиная злиться. Ценнонн остановился, едва различимый сквозь туман, и оглянулся. На лице его проступило сочувствие. Он что-то сказал и помахал рукой. Густой туман опустился сверху. * * * Треск и грохот! Небольшое возвышение, высеченное из единой глыбы камня: сотни миниатюр украшают его поверхность. Звуки множества голосов и чёрная тень, охватывающая его… Растекается разноцветными струями возвышение, перемешиваются на небе звёзды, бессильно угрожающими руками вздымаются вокруг высохшие деревья. Совсем другое место. Несколько коротких моментов длится пустота внутри и чувство самосознания – самое первое ощущение того, чей разум отделил себя от всего остального. Но уже в пути сгусток теней – мчится он между холодно мерцающими звёздами, и Норруан (нет, подсказывает разум, это не моё имя, ещё не моё), раскрыв от ужаса глаза, бежит сквозь мёртвый лес, оставляя на жёстких шипах клочья одежды. Тщетно. Вновь опускается тень, и прошлое теряется в дымке… Очищается небо от коричнево-серой пелены, и хрустальные строения вырастают со всех сторон. Норруан (теперь уже Норруан) стоит у входа на огромную и величественную площадь – на вершине холма находится она и прекрасный город, от совершенства которого захватывает дух, лежит с трёх сторон света. И безбрежный, покрытый сосредоточенными морщинами волн океан с четвёртой стороны. Прямо перед ним, на той стороне площади, открываясь во всём великолепии, возвышается прекрасный (храм? дворец?) – он не знает, что именно. Но картины, выложенные яркими кусочками прозрачного камня на фасаде здания, поражают воображение. На одной из них чудовищная туча, занимающая полнеба, готова поглотить крохотного человека, прислонившегося спиной к развалинам стены и прикрывшего лицо ладонями. Норруан не замечает проходящих вокруг людей. Их лица неясны и размыты; они ничего не значат для него. Туча притягивает его взгляд и надо бы остановиться, отвести глаза в сторону, но – не получается! И тень, забывшая было о его существовании, принимается присматриваться к окружающему его миру… ничто не уйдёт от её взгляда!.. …Всё убыстряясь, перемешивались картины вокруг него; то под ногами вырастали сугробы невиданной северной напасти, именуемой снегом, то расстилалась пустыня; то джунгли сплетали над ним бесчисленные зелёные руки, то безлюдные холмы уходили замершими волнами вдаль. Всех картин было не упомнить, но видение тонкой металлической полосы, что бежала по земле, разделяя весь мир на две части, не пропадало дольше остальных. В конце концов видения прошлого, освобождённого от сдерживавшей его стены, в последний раз обрушились на задыхающийся рассудок и неожиданно всё прекратилось. Норруан стоял, и на длинном лице его было выражение полного понимания всего окружающего мира. Он вновь переживал чувство самосознания и наслаждался свободой думать, о чём угодно и не тяготиться неведомо откуда взявшимися приказами. Тень, что связывала его последние несколько лет – или столетий? – вновь упустила его. Я не вернусь назад, подумал Норруан неожиданно. Я останусь здесь. Это будет моим новым миром. И тут он услышал голоса. Странно звучали они, словно бы из-за статуи ворона. Присмотревшись, Норруан увидел две небольшие дверцы в стене, по обе стороны от статуи. Нет, решил он, убирая жезл. Сначала посмотрим, что это за свёрток… Почему-то он знал: бояться здесь нечего. Во всяком случае, пока. * * * Шассим смотрел, как тает шерсть, покрывающая Унэна, как лицо плывёт и превращается в знакомое ему множество лет – круглое, добродушное, выбритое до зеркального блеска. Интересно, подумалось флоссу, сам он это замечает? Судя по всему, замечал. Потому что неожиданно остановился и уставился на свои руки. Затем взглянул на флосса (как только он может так голову поворачивать? – удивился тот) и подмигнул. – Так я выгляжу привычнее? – осведомился Унэн и шагнул вперёд, не дожидаясь ответа. Послышался едва ощутимый скрежет, и каменные веки исполинского изваяния приподнялись. Под ними бушевал пурпурный огонь. * * * Аймвери помог Науэру спрыгнуть на берег – так, чтобы, во имя всего живого, не прикоснуться к мёртвой воде – и вздрогнул. Гость тоже вздрогнул. По небу прокатился, постепенно ослабевая, протяжный гром – словно предупреждая о чём-то, что нельзя оставить без внимания. От звука этого содрогнулось всё живое и замерло солнце в небесах. – Что происходит? – шёпотом спросил Гость. – Похоже, что мы опоздали, – мрачно ответил человечек. Во многих пророчествах сказано, что последний день Зивира должен быть отмечен чем-то подобным. Однако проползали мгновения, а всё оставалось по-прежнему. Ничто не обрушивалось на них, не расступалась земля под ногами, разрушители мира не наступали неисчислимыми ордами. – Жди, – приказал Аймвери Науэру, который собирался задать ещё какой-то вопрос. Бессмысленный порыв. Всё решится в ближайшее же время. * * * Под святилищами Всех Богов вновь что-то тревожно шевельнулось. * * * Айзала, сидевшая в кабинете Унэна, вздрогнула. Изнутри неприступного шкафа настоятеля донеслось слабое шуршание. Мыши? Быть того не может. Там, где есть флоссы, мыши не отваживаются селиться. Она подошла поближе к шкафу и прислушалась. Смешно сказать, но ей почудился плеск волн, свист ветра и едва ощутимый деревянный скрип. Вскоре, однако, звуки прекратились. Долго стояла жрица, пытаясь понять услышанное. Но ничто не приходило в её голову. * * * Норруан вздрогнул, увидев раскрывшиеся глаза. Они смотрели на него – в этом не было никакого сомнения. Порыв ветра упал из-под потолка и одним мягким движением унёс прочь накопившуюся пыль. Норруан закашлялся и оглянулся. Верёвка ещё немного раскачивалась, но по-прежнему убегала наверх, во тьму. Глядя в пурпурные вихри, которыми смотрело на него изваяние, он ощутил себя беспомощным и незащищённым. С трудом удалось ему отвести взгляд и предмет, что по-прежнему лежал на возвышении, вновь привлёк его внимание. Это была книга. В кожаном переплёте, очень большая и толстая. Норруан помедлил и быстро подошёл к возвышению. Поторапливайся, говорил он себе. Действуй! Положил обе руки на книгу… …И понял, что потерявшая его тень вновь взяла след. Чувство было ужасным. Норруан ощутил, что испугался – так, как никогда не пугался до этого момента. Не того, что с ним может что-то случиться – это его беспокоило меньше всего. Того, что память, и так ещё не вернувшаяся в полном объёме, вновь скроется под отвратительной мглой. Он схватил оказавшуюся тяжёлой книгу и услышал слабый скрип открываемой дверцы. * * * Когда шквал обрушился на их головы, Унэн поперхнулся пылью и едва не свалился. Флосс энергично махал крыльями, стараясь удержаться – и ему это удалось. Когда они смогли вновь открыть глаза, зал был идеально чист. И явственно слышались шаги – уже совсем близко. Не обращая внимания на предостережения Шассима, Унэн бегом кинулся к двери, и распахнул её. * * * Чудовище протиснулось сквозь дверцу и Норруан поразился – как ему это удалось? Оно походило на огромного человека, покрытого грубой шерстью, с горящими глазами на обеих головах. Одна походила на человеческую (хотя у людей не бывает таких клыков), другая, не менее жуткая, принадлежала птице. Норруан неосознанно протянул ладонь в сторону чудища и мысленно воздвиг защитные стены. Но ничего не произошло. Магические силы оставили его. А тьма, кружившая где-то наверху, внезапно увидела свою жертву и ринулась вниз – так сокол падает с неба, чтобы схватить добычу. Норруан увидел, как в пурпурном пламени, бушевавшем под самым потолком, появились две чёрные точки и, не выпуская книгу, кинулся к верёвке. Если она тоже откажет, подумал он, не обращая внимания на топот пары ног за спиной, то всё пропало. Однако верёвка не подвела. Едва он взялся за неё, как зал со статуей рывком упал на несколько десятков футов, и вот уже Норруан стоит в погребальном зале, глядя на прямоугольный вырез в полу. Стоило верёвке исчезнуть, как плита сама собой скользнула к отверстию и улеглась на прежнее место. Норруан дышал и не мог отдышаться. Странно! Воздух подземелий – воздух Зивира – по-прежнему был приятен и свеж. Словно он принёс с собой частичку того, более настоящего мира. Ну да, ведь книга… …Позднее, стоило ему оставить книгу на столе в кабинете, как он немедленно забыл о её существовании. Всё вернулось на должные места, и привычная дымка окутала сознание. Не было ни «раньше», ни «позже». Был день Зивира – такой же, как и сотни предыдущих. * * * Унэн долго стоял, глядя на место, где таинственно исчез высокий незнакомец, унёсший с собой нечто вроде книги. Подозрительно знакомой книги, подумал монах и вновь едва не поддался желанию яростно почесать затылок. – Он бежал так, словно за ним гнались все демоны мира, – произнёс Шассим. – Может, так оно и было, – проворчал монах и неприязненно взглянул в чуть потускневшие глаза ворона. – Знаешь, что я тебе скажу? Пошли-ка домой. Целитель нисколько не возражал. Они беспрепятственно прошли сквозь чёрную стену с их изображениями и возникли по ту сторону – несомненно, на Ралионе. Ничто не могло так обрадовать их обоих. – Прежде, чем мы уйдём, – произнёс Унэн, – я позабочусь, чтобы кто попало туда не лез. На этой «стороне» портала теперь тоже виднелось такое же, едва приметное, изображение. Невысокий человек в просторной накидке и птица, сидящая у него за плечами. «Анектас», – подумал Унэн, возводя «дымку», чтобы случайный взгляд не упал на портал. – «Слово без значения. Интересно. Что ж, мы ещё вернёмся». * * * Вновь раскат грома пронёсся под сводами небес, и время возобновило свой бег. – Не в этот раз, – невпопад произнёс Аймвери и, повернувшись в сторону Гостя, добавил: – У нас ещё есть время, Науэр. Добро пожаловать в настоящий Зивир. Науэр (который, как неожиданно понял Аймвери, чем-то сильно походил на Норруана, – если верить описаниям, приводимым в легендах) наклонил голову в ответ. Беспокойство не проходило. Отчего-то Зивир вовсе не казался настоящим. Ни по ту сторону зловещей Реки, ни по эту. Часть 2. Подготовка IV – Не скажу, чтобы вы действовали самым умным образом, но… – Айзала долго искала нужные слова. – Вы вернулись, и это уже хорошо. Ночные встречи в последнее время стали своего рода традицией. Поначалу Унэн записывал либо рассказывал обо всём, что случилось за время их короткого путешествия; после, когда все вновь открытые подземные проходы были изучены и нанесены на карту, они продолжали собираться в кабинете у настоятеля, раздумывая над загадочным порталом и местом, в которое он вёл. К слову сказать, никому более не удалось пройти сквозь него – и защита, воздвигнутая монахом, была тут совершенно ни при чём. Портал оставался стеной; рисунок на его полупрозрачной поверхности не менялся: человек и флосс. Отправляться же сквозь портал во второй раз Унэн с Шассимом не торопились. – …Мне он сообщил, что портал – как бы это сказать? – настраивается на первого, кто его использует, – вспомнил Унэн слова одного из магов Киннера, большого специалиста по порталам. – Из этого я заключаю, что место, где мы побывали, имеет немалую важность. – Так почему бы вам не сходить туда повторно? – спросила жрица, перелистывая дневник, в котором исследователи записали свои впечатления. Вернее сказать, записывал-то один Унэн. – Мне не совсем по душе, что портал ведёт куда-то настолько далеко, что там не ощущается ровным счётом ничего привычного, – нахмурился монах. – Отсутствие генвир, полная непроницаемость для магии, известной нам двоим. – Могу ещё добавить, что в этом месте мне не удалось обратиться к Вестнице, – добавил Шассим. Двое людей (ибо Сунь Унэн вновь походил на человека) удивлённо воззрились на флосса. – Там ты мне этого не говорил, – поджал губы монах. Целитель промолчал. – Вот оно что, – медленно произнесла Айзала. – А что насчёт книги, Унэн? Ты утверждал, что человек, который столь стремительно сбежал от вас, нёс какую-то книгу? – Будь я неладен! – монах хлопнул себя по лбу. – Шассим, помоги-ка мне вспомнить… …Медленно открывающаяся каменная дверца… высечь того, кто не позаботился её смазать! Чудовищно громкий скрип, который просто невозможно не услышать… Они вступают в новый зал, не менее просторный… Человек, высокий и облачённый в чёрное, стоит совсем рядом, сжимая в руках тяжёлую книгу… Стоп! Приблизить картинку! Этот момент всегда вызывал у Унэна смесь восторга с неловкостью. В отличие от многих других рас, Флоссы владели искусством сохранять все впечатления, когда-либо пережитые, и реконструировать чужие. Последнее ощущалось так: кто-то бесцеремонный усердно роется в тайниках вашей памяти, прикасаясь и к тому, что должно оставаться нетронутым. Картина замерла и множество деталей, недоступных восприятию Унэна – или ускользнувших от его внимания, проступили перед мысленным взором. Можно было не напрягать собственные силы, чтобы сосредоточиться на образе. Шассим это делал с поразительной лёгкостью. У Флоссов не было рук, но это с лихвой окупалось иными талантами. Некоторое время Унэн видел лицо незнакомца. Длинное, мрачное, со слегка крючковатым носом и глубоко посаженными внимательными серыми глазами. Длинные пепельного цвета волосы, собранные на затылке в пучок. И одежда! Нелепее всего выглядел наряд чужака. Такое количество всевозможных украшений и деталей не могло служить никакой полезной цели. «Взгляд» Шассима опустился ниже. На поясе незнакомца – с пряжкой в виде головы оскалившейся собаки – висел тёмный, причудливых очертаний жезл; дерево и металл его отполированы до блеска – возможно, частым прикосновением. От одного вида жезла по спине Унэна поползли мурашки… Наконец, книга. Унэну не пришлось долго вспоминать, на что она похожа, и он с трудом дождался окончания видения. Оно завершилось мгновенно, без переходов и темноты. Лёгкий хлопок где-то под сводами черепа и вот он по-прежнему сидит в кресле, прижимая ладонь ко лбу. – Записал? – спросила его Айзала. Унэн разжал кулак другой руки и показал сверкающий шарик килиана. – По-моему, – он поднёс шарик к глазам и кивнул. – Записал. Спасибо, Шассим… Кстати, почему ты всегда говоришь, что вспоминать повторно – с твоей помощью – опасно? – Потому что ты – не флосс, – целитель поискал взглядом вазу с ягодами и перенёс её поближе. – Повторное усилие подобного рода может стереть у тебя часть памяти. Хорошо, если только небольшой отрывок малозначащих воспоминаний… – Убедительно, – Унэн откашлялся. На память он никогда не жаловался и при нужде мог вспомнить практически всё. Не с таким количеством подробностей, конечно. Он встал и, повозившись немного с потайным шкафом, положил на столик между собой и Айзалой книгу. Ту самую. – Это она, – похлопал Унэн по обложке. – Нет никаких сомнений. Всё сходится – чёрточки на переплёте, неровность вот здесь и здесь, цвет бумаги. Либо точная копия, либо она же. Сейчас мы… Он попытался открыть книгу на том месте, где была оставлена закладка, но не смог. Даже потянув изо всей силы (с риском порвать книгу пополам), ошеломлённый монах не смог даже сдвинуть с места ни обложку, ни единую страницу. А прикладывая полную силу, Сунь Унэн мог сдвигать с места огромные скалы, рвать прочные железные цепи и вообще творить немало необычного. Этот раз, однако, был исключением. – Я сказала бы, что мне всё ясно, если бы я поняла хоть что-нибудь, – покачала головой жрица. – Сунь, отложи книгу до лучших времён и вернись к своим обязанностям. В первый день лета мы вернёмся к этому вопросу. В смысле, порталу. До той поры им займутся другие. Она встала. Встал и монах, слегка поклонившись. Попрощавшись с собеседниками, Айзала покинула кабинет. На лице её была написана тревога – но такая, увидеть которую смог бы только очень зоркий. – Ты ведь не собираешься оставлять книгу в покое, – обличительным тоном заявил целитель, заглянув в глаза Унэна. Трудно выдерживать взгляд флосса. – Если она будет думать, что я следую всем её указаниям, иметь с ней дело будет сплошным удовольствием, – невинным тоном заметил Унэн, изображая на лице почтительность и уважение. – Весьма полезно давать человеку возможность чувствовать свою значимость. Кроме того, – добавил он, усаживаясь за столик, – мы с ней друзья. Шассим хотел было сказать, что всякий раз Унэн понимает под дружбой нечто новое, но передумал. * * * Корабль вышел из Лерея в указанный срок. То был торговый корабль среднего класса, не очень подвижный и не приспособленный к ведению сражений. Тем не менее, его пассажиры чувствовали себя в безопасности. Наверное, потому, что одним из них был Пятый. Рядом с ним стоял его слуга – коренастый низкорослый человек, с лицом, изборождённым многими шрамами. Пятый звал его Альмрином, но сопровождавший Пятого молодой человек никогда на слышал, чтобы Альмрин (или как его там звать на самом деле) произносил хоть слово. Тенью следовал он за своим хозяином, и, хоть лицо его не оставалось совсем бесстрастным, говорить с ним было бесполезно. Молодого человека звали Хиргол (на Тален всё равно невозможно точно воспроизвести то имя, которое дали ему родители); был он подающим надежды алхимиком, неплохим бойцом для своих двадцати двух лет и умел держать язык за зубами. – Пятый… – обратился он шёпотом к «купцу», что с благодушной улыбкой смотрел на берега Большой Земли, что им предстояло огибать долгие недели. Тень неудовольствия скользнула по лицу Пятого. – Здесь меня можно звать по имени, – ответил он, не оборачиваясь, – а зовут меня Тнаммо. – Тнаммо? – удивлённо переспросил Хиргол. – То есть вы родом не… – Не из Лерея? Правильно. Моя родина довольно далеко от Империи… надеюсь, достаточно далеко, чтобы подольше оставаться независимой, – и Пятый испытующе взглянул в лицо своего спутника. Хиргол долго смотрел в глаза одному из величайших специалистов по искусственным формам жизни и старался не выказывать своих чувств. Подобное проявление неуважения к Империи стоило бы головы простому человеку – а то и всей его семье. Многие из высокопоставленных чиновников Лерея также не отважились бы произносить подобное прилюдно. Пятый же не только щеголяет своим варварским происхождением, но ещё и… Ага! Ясно. Он просто проверяет своего напарника (который, что бы там ни говорили, всегда будет шпионить за ним) и ждёт, что тот предпримет. И если первым донесением отсюда будут слова о неблагонадёжности самого Пятого… Тут Хиргол припомнил ещё одну странность экспедиции. У Пятого был обширный штат помощников. И вот, буквально за день до отправления, всем им был дан отпуск, а его, сравнительно слабого ученика, включили в команду. И только его. К чему бы это? – Почему нас только двое? – спросил юноша. Пятый одобрительно посмотрел на него. Быстро соображает. Это может ему помочь… а может и свести в могилу до срока. Будь, что будет, подумал Пятый неожиданно. Скажу ему правду. – У нас с тобой весьма секретное задание, – пояснил он, глядя в сторону. Хиргол, без сомнения, побелел от этих слов. – Наш начальник хочет отыскать какую-то вещицу… не то свиток, не то книгу. Никто посторонний об этом знать не должен. И поглядел в глаза вновь нанятому помощнику. Тот едва сумел выдержать взгляд. «Наш начальник», отметил Хиргол. Не «нам необходимо», а «наш начальник хочет». Теперь понятно, отчего ему, Хирголу, дали такие странные (и жёсткие) инструкции, отчего этот… «начальник» так хочет знать всё о планах Пятого. Уж не подозревает ли он Пятого в… чём-то? Да что я, в самом деле, подумал Хиргол с раздражением. Они, там у себя, прекрасно знают друг друга. Так что в эту ловушку я не попадусь, решил он и позволил себе лишь усмехнуться. Пятый кивнул и отвернулся. Хиргол сделал лёгкое движение в сторону Тнаммо кистью правой руки (от привычки жестикулировать при беседе было очень трудно отвыкнуть) и заметил, как Альмрин тут же сдвинулся с места, чтобы не позволить ему, в случае чего, прикоснуться к своему хозяину. В глазах слуги при этом ничего не промелькнуло. Ещё и телохранитель, потрясённо подумал юноша, сделав шаг в сторону. Ай да Пятый! Он ведь никому не сообщил, что берёт с собой ещё кого-то. А может быть, это одно из его «произведений»? Вряд ли, амулет на присутствие Альмрина никак не отреагировал, а был тот амулет весьма чуток к любым проявлениям магии – неважно, ныне действующей или рассеявшейся. А вот об этом я напишу, подумал напарник-соглядатай. Это уже интересно. Только надо всё же попытаться поговорить с Альмрином с глазу на глаз. Тнаммо наблюдал за бурей чувств, проносящейся по лицу его спутника, и потешался про себя. В шпионы тот не годится, это точно. Совсем не умеет прятать свои мысли. Наверняка захочет потолковать с Альмрином наедине. Пятый представил себе эту сцену и едва не захохотал вслух. – Куда мы направляемся? – спросил Хиргол в конце концов. – Мне ведь так и не сообщили маршрута. – Сначала в Алтион, – охотно пояснил Пятый, – затем в Венллен. Затем в Оннд. Он наслаждался выражением недоумения на лице юноши. – Что мы там забыли? – выдавил тот наконец. – В Оннде? Ничего, разумеется, – и лицо Пятого потемнело. – Но советую не думать об этом. Подлинную цель нашего путешествия знают немногие, и не стоит понапрасну разузнавать о ней. И в Алтионе, и в Венллене найдутся желающие «послушать» твои мысли. Хиргол удивлённо приподнял брови, но тут же всё понял и кивнул головой в знак благодарности. Действительно, раз они пробираются куда бы то ни было инкогнито, проявлять любопытство неуместно. Так они и прибыли в Алтион, где очень удачно продали большую партию шкур. А также болотного мха, ценного алхимического реагента, скудными запасами которого владел почти исключительно Лерей. Алхимики обязаны проявлять уважение к Империи хотя бы поэтому. После того, как «Меттенлиан» (так звался корабль, и будь Хиргол проклят, если это название хоть что-нибудь говорило ему) отчалил, чтобы сделать следующую остановку в Венллене, ему предстояло быть сбитым с курса неожиданно налетевшим штормом. Который и налетел, подтверждая высказывание о том, что ничего случайного в мире не происходит. * * * Зуд от надвигающейся опасности (ибо так проявлялось шестое чувство) не давал монаху покоя уже которую ночь. Зуд был, в данном случае, неощутимым. Он не впивался в те места, чесать которые при людях не принято (как это бывало в решающие моменты жизни). Нет, всё было и проще, и неприятнее. Ему казалось, что нечто важное – возможно, жизненно важное – проходит мимо. Проявляясь способом, который не привлекал его, Унэна, внимания. Хорошо ещё, есть кому замещать его на занятиях: такие ключевые обязанности, как внешняя политика монастыря и братства вообще, а также денежные вопросы были, разумеется, под его личным контролем. Всё остальное могли и его собратья. Такие же, как и он – и родом, и видом (скрытым от глаз подавляющего большинства жителей Ралиона), и талантами. Впрочем, нет, поправил себя Унэн. На нашего великого предка я похожу более всех остальных. Тут двух мнений быть не может. Оттого, наверное, и чешется у него место повыше хвоста чаще, чем у остальных. Надо сказать, чешется всегда некстати. Монах стремительно ходил по кабинету, пытаясь понять причины своего беспокойства. Книга, по-прежнему закрытая и неприступная, мирно лежала у него на столе. Он несколько раз прикоснулся к потёртой коже… ничего особенного. Кожа как кожа… только превращается в нечто, крепче стали, лишь попытаешься её открыть. Открыть… Открыть… Сунь Унэн сел, положив руки на переплёт – тем же движением, каким сделал это незнакомец с длинным лицом – и попытался представить себя на его месте. Вот он (незнакомец) подходит к возвышению, на котором покоится книга. Вот прикасается к фолианту кончиками пальцев. Ощущает мягкую прохладу кожи, выделанной так, чтобы многие века не превратили её в пыль, в лохмотья, в ничто… Слышит скрип открываемой двери и машинально поворачивает голову в ту сторону… Что за чувства тогда скользнули по его лицу? Шассима не было поблизости, и Унэн попытался вспомнить сам. Память долго не отворяла своих тёмных кладовых, а затем картинка выплыла на поверхность и была она чудовищна. * * * Впервые в жизни Норруан проснулся от кошмарного сна. Во сне его преследовало чудище, с двумя головами – косматой, принадлежавшей какой-то ужасной разновидности обезьяны и птичьей – с блестящими жёлтыми глазами, посмотрев в которые, было невозможно отвести взгляд. Во сне он был беспомощен. Куда только девалась его могущество, способное по мысленному приказу осушить моря, превратить камень в воду, придать подобие жизни чему угодно и отобрать жизнь у кого бы то ни было! Во сне он был совсем иным. Затравленным и беспомощным, бегущим по лабиринту просторных комнат, где некуда было скрыться от двухголового демона. Тот же, грохоча могучими лапами, неутомимо преследовал его, и из обеих пастей доносились звуки, вгонявшие Норруана в холодный пот. Было в них что-то жалобное; слова не имели смысла, но разум застывал от ужаса, стоило загадочным звукам просочиться в него. В довершение всего, воздух то сгущался в кисель, не позволяя оторваться от преследователя, то разрежался – и стоило немалых усилий не упасть в очередной провал, которыми изобиловал лабиринт. Другие существа, не менее жуткие, бродили вокруг, но были гораздо медлительнее двухголового противника. Однако, запутавшись в очередной раз в вязких волокнах воздуха, Норруан с разбегу натолкнулся на целый отряд нежити и беззвучно закричал, ощутив, что цепкие липкие пальцы не позволяют сдвинуться с места – а топот за спиной становится всё громче… Он сел в постели, слыша отзвуки своего собственного отчаянного вопля. Долго не мог унять трясущиеся руки. Весь Зивир повиновался каждому его жесту (кроме разве что Иглы), а совладать с собственными страхами… Нет, тут необходима иная магия. Владыка Моррон долго сидел перед растопленным камином и пытался унять непрекращающуюся дрожь. Сидел в одиночестве; созданные его собственной волей музыканты и танцовщицы вряд ли успокоили бы своего повелителя этой ночью. Во всяком случае, так ему казалось. …Утром прилетела Морни и отметила про себя, что повелитель замка выглядит бледнее обычного. – Засиделся за книгой, – хмуро пояснил он и ворона поняла, что впервые на её памяти Норруан солгал. Зачем ему это? Да, конечно, Зивир считал его отцом лжи и коварства… но легенды в данном случае сами лгали. Норруан был единственной мощной силой в современном Зивире – и этой силе не было нужды лгать. * * * Шассим-Яг сидел в одном из почётных рядов внутреннего круга Храма Вестницы и слушал-воспринимал происходящий ритуал. Обряд соблюдался до последней детали с того самого момента, как множество пернатых существ осознали своё «я» и услышали первые слова-образы, с которыми обратилась к ним разлитая в искорках их сознания богиня. Шассим наслаждался всей полнотой ощущений. Среди людей ему было невероятно трудно. Вовсе не потому, что они были совершенно другими – практически во всём. Флоссы не испытывали к двуногим ни ненависти, ни презрения – скорее сочувствие к тем, кто прикован к земле, и без помощи магии либо техники не в состоянии взмыть в воздух и ощутить один из величайших даров крылатого божества. Таффу, что делят воздушное пространство с флоссами, придерживаются сходной точки зрения. Кстати, и с ними флоссы прекрасно ладят. Когда люди, ольты и их родичи сжигали жилища и опустошали природные сокровищницы, оспаривая право владеть тем или иным клочком земли, флоссы и таффу – совместно, как ни странно, с подземными рептилиями – старались ослабить тот чудовищный ущерб, что наносили войны двуногих. …«Кто смотрит на меня из глубины вселенной, кто открывает мне дороги в воздухе, кто мчится к цели быстрее мысли?..» В Храм давно уже позволялось впускать не-флоссов. Не всем, понятное дело, такое послабление было по душе. Существуют меньшие Храмы, по-прежнему закрытые для всех иных рас. Культ должен возобновляться и поддерживаться: искажение его губительно. Трижды одаривала Вестница свой народ, всякий раз напоминая о себе в годы, казалось бы, значительного ослабления своей мощи. Впрочем, флоссы, привыкшие проживать свою короткую жизнь стремительно, в объятиях непостоянной воздушной стихии, вовсе не зависели всецело от своей богини. Она лишь присматривала за ними, охраняя своих детей от губительной опасности, предвидеть которую они сами не смогли бы. «…Кто останавливает силы, потревоженные незнанием? Кто видит все дороги и всех, кто идёт по ним?..» Так или примерно так излагался этот гимн – тем, кто привык думать словами. Именно они, цепочки звуков, открывающие людям всё богатство мира, были для флоссов хуже любого физического насилия. Слушать и понимать человеческую речь – всё равно, что пытаться увидеть изображение на мозаике, частички которой нанизаны на длинную нить и как следует перемешаны. Флоссы говорили не словами; людям не дано было это понять, – как невозможно слепому объяснить, что такое зрение. Флоссы воспринимали свою речь, ангваи, как поток образов – сжатый, красочный и живой. С тех пор, как они научились запоминать его и передавать своим потомкам, они и получили право называться разумными. По их собственному мнению. Пожалуй, только в речах некоторых из людей изредка проскальзывали краски, удивительно похожие на текучее полотно ангваи. Такие люди и становились чаще всего переводчиками флоссов – поскольку помогали сократить отчасти тот разрыв, что создавали между расами различные способы воспринимать окружающую вселенную и передавать знания о ней. «…Пусть течёт вода мимо меня, пусть ветер несётся над моей головой…» Разве могут эти упрощённые образы дать точное представление о священных текстах? А раз не могут, опасно ли присутствие не-флоссов в пределах Храма? Лишённые возможности точно воспринять некогда высказанное Ангваи, чей узор вмещает весь мир, они были бессильны обратить узор во зло. Это было самым весомым аргументом – конечно же, не для всех – за то, чтобы открыть мудрость богини остальным расам. Впрочем, Вестница не требует полного и абсолютного подчинения. Руки им заменяют паранормальные свойства; животные строят им дома и защищают от когтей и клыков природы. Которая, так же легко может отнять жизнь, как и одарить ею… Шассим вздрогнул. Он вспомнил Сунь Унэна и его странно звучавшие тексты, именуемые сутрами. Вероятно, потому он так стремился находится в обществе монаха, который, казалось, задался целью быть вечным нарушителем спокойствия. Поскольку звуки его сутр выглядели особенно ярко для того «зрения-слуха», которым воспринималась ангваи. Узор его речей был чудовищно непривычен и вызывал острое возражения разума – но был так же ярок, как и то полотно, что выпевали сейчас пятеро сидящих у алтаря жрецов и жриц… Сутры взрывались огнём где-то внутри, пробуждая ум от спячки и поражая флосса кажущейся дисгармонией – мнимым хаосом, в котором на деле скрывалось величайшее совершенство. Ускользавшее при попытке рассмотреть его. Что, впрочем, не удивляло целителя. Однако последние дни Унэн казался необычайно рассеянным; речи его вызывали совершенно иные ощущения. Взамен ставшего привычным образа непроглядной черноты, смешивавшейся с миллионами серебристых искорок, Шассим видел сотни дуг и точек, испещрявших серые небеса. Знаки, привнесённые извне. Откуда-то издалека: подобных знаков не знал никто. Шассим рискнул отвлечь Семерых Помнящих, живых хранителей накопленного Флоссами знания – но и они не узнали ни одного образа из тех, что Шассим запомнил. …Ритуал закончился и на момент все (по крайней мере, все Флоссы), принимавшие в нём участие, ощутили – опять же, беден язык Людей, так мало слов – присутствие Вестницы, коснувшейся собравшихся своим незримым крылом. Шассим рассеянно приветствовал многих своих знакомых и, легко поднявшись в воздух, направился к селению Яг-Авелло, где жило большинство его родственников. Двое его детей намеревались стать целителями, и он, Шассим, должен заняться их обучением. Кроме того, Ольви-Яг-Ахалл, его спутница, мысль о которой придаёт смысл его жизни… одним словом, скоро у Шассима прибавление в семействе и пора будет приниматься за воспитание. Невероятно хлопотное дело, между прочим… * * * – Что это за знаки? – спросил неожиданно Науэр, указывая на вросшую в землю каменную плиту. По плите ползли рассыпанные чьим-то резцом дуги и точки, сплетавшиеся в причудливый узор. Буквы? Гость сел у плиты и погладил её поверхность. Мох в изобилии покрывал её; множество надписей (если, конечно, это были надписи) были безвозвратно стёрты временем. – Никто не знает, – Аймвери задумчиво смотрел на плиту. – Некогда говорили, что это – послание древних, наших предков, пытавшихся передать таким образом свою мудрость. Да только никому не дано понять смысл этих надписей… – Никакими силами? – Гость был поражён. Даже те, по выражению этого забавного человечка, крохи сохранившейся магии были поистине великолепны – и казалось невероятным, чтобы здешние чародеи или как они себя именуют, были не в состоянии расшифровать надписи. Тем более, адресованные им, потомкам этих самых древних. Зачем затуманивать смысл подобных посланий в будущее? Науэр энергично покачал головой… что-то здесь не то. Решительно не то. Аймвери последние три дня постоянно торопил его. Игла постепенно приближалась, и Гость всё чаще задумывался, зачем им нужно именно туда. Что, всевидящий Правитель Иглы не в состоянии общаться с ними на расстоянии? Совсем недавно Аймвери хвастался, что весь Зивир открыт ему… весь, кроме замка Моррон и тёмных областей, где законы природы уже не были неизменны и привычны и где правили страх и сумрак. Иными словами, усмехнулся про себя Науэр, он видит лишь тот клочок, что остался от их Зивира. Не очень-то похоже на могущество. Отчего бы не помочь тогда пересечь разделяющее их пространство? Гость поморщился (он всё-таки умудрился стереть ноги) и проклял магию, которая совершенно не годится ни для чего обыденного. V – И часто ты ходишь во сне?.. – вопрос застал Унэна врасплох. Монах вздрогнул и поднял голову. – А? Похоже, что он спал, положив голову на книгу, раз выглядел теперь таким помятым. Странно, подумал Унэн, протирая глаза, неужели я так и уснул здесь? У стола стояла Айзала, как всегда бодрая, аккуратная и немного насмешливая. – Который час? – Унэн поискал взглядом часы и не нашёл. Ну да, откуда им здесь взяться. Они стоят в спальне, – которая, если быть откровенным, обставлена чуть более изысканно, чем полагается. – Три часа до рассвета, – жрица уселась рядом, продолжая глядеть монаху в глаза. – Заметила, как ты бродишь по дозорной площадке, и пришла посмотреть. – На дозорной площадке? – не поверил своим ушам Унэн. – И… долго я… – Примерно полчаса. Пришёл сюда, долго сидел перед книгой и, наконец, уснул. Что с тобой творится? Монах никак не мог стряхнуть с себя сонливость. Вот это действительно было странно: никогда ещё он не был таким разбитым. Вроде бы, не болен. Занятия идут обычным чередом. О старости говорить рановато: сорок с небольшим лет – не так уж и много. Айзала встала у него за спиной и положила ладони ему на голову. Унэн вновь вздрогнул. – Обычный массаж, – заметила жрица. – Ничего более. Сунь, с тобой это прежде случалось? – Вроде бы нет, – проворчал тот. Массаж начал сказываться почти сразу же. Вялость и ноющая боль в суставах начали проходить, и привычная ясность сознания постепенно возвращалась. Айзала, помнится, существенно обогатила его познания в области массажа и учения о рефлексах. Правда, самому себе Унэн сейчас не помощник. Слишком уж вялыми были пальцы, слишком сонным – разум. – Тогда заканчивай с занятиями…много тебе ещё до летнего выпуска? – Восемь дней. – Вот-вот, и отправляйся отдыхать. Ты, похоже, переутомился. Пять минут спустя жрица закончила массаж и села рядом, осторожно разминая ладони. – Это, конечно, мысль, – монах чувствовал себя заново родившимся. – Спасибо, Айзала. Ты просто чудо. – Никогда в этом не сомневалась, – выражение её лица не изменилось. – А тебе надо хотя бы иногда заботиться о себе. Отдых нужен всем, включая тебя. – Хорошо, – монах встал, потягиваясь, и обнаружил, что усталость прошла бесследно. – Что посоветуешь? – Отправлю тебя к одному из своих знакомых, – Айзала была уже в дверях. – Он достаточно словоохотлив, чтобы ты не умер от скуки и достаточно твёрд, чтобы справиться с тобой (монах усмехнулся про себя). Книгу же лучше убери. Последний месяц ты от неё не отходишь. Монах издал неопределённый звук (возможно, означавший сомнение) и пошевелил в воздухе пальцами. – Я бы на твоём месте попыталась заснуть, – добавила жрица. – Сейчас ты, конечно, в порядке, но вскоре усталость вернётся. – Надо думать, – согласился Унэн, оставшись один. – Ходить во сне, надо же! Что это со мной? Не ты ли, часом, это устроила? – обратился он к безмолвной книге. Та по-прежнему не желала открываться. Унэн приложил ухо к её обложке, и ему почудились тихие голоса, доносившиеся из её глубин. * * * – Рад видеть вас, Науэр, – Правитель Иглы вовсе не был тем дряхлым седобородым старцем, которого представлял Гость в мыслях. Волосы его были лишь чуть тронуты серебром и глаза были живыми и внимательными. – Аймвери прекрасный проводник. Что у вас с ногами? – С непривычки, – ответил Аймвери. – Наш гость долго не хотел признаваться, что не привык к подобным прогулкам. К вечеру должно зажить. – Ну что же, – Правитель жестом пригласил Науэра сесть. Они находились примерно в трёхстах футах над поверхностью земли – внутри Иглы, конечно. Башня уходила своей вершиной в небеса, и Гостю показалось, что держалась она не без помощи магии (или как это они именуют?) – невозможно было построить такую высокую башню со столь узким основанием. – Первый ваш вопрос я знаю, – Правитель смотрел в глаза Науэру и тот не без труда выдерживал взгляд. – Что может сделать человек, не владеющий магией, не очень сведущий в искусстве боя против могущественного противника? Я прав? – Не вполне, – Науэр некоторое время колебался, но в конце концов решился. – Мне показалось, что рассказы о чудесах и магии Зивира несколько преувеличены. Не считая того чудовища, которое едва не проглотило нас, я не видел ничего волшебного. А вот слышать довелось немало. Аймвери усмехнулся, но ничего не сказал. – Вы просили Аймвери что-нибудь показать вам? – Нет. – Тогда бы вы поняли, почему мы избегаем пользоваться магией. И, возможно, осознали, в чём ваше преимущество перед нами. Мысль неожиданно возникла в голове у Гостя и поразила того, словно удар молнии. – На меня… не действует ваша магия? – спросил он почти робко, ощущая себя неучем, спорящим с мудрецами. – Совершенно верно! – Правитель рассмеялся и несколько раз хлопнул в ладоши. – Превосходно, Науэр! Вы действительно тот, кто нам нужен. Вы неподвластны не только нашей магии, но и магии Норруана. Аймвери вздрогнул и посмотрел на юг – там, где виднелась тёмная полоска на горизонте. – Рядом с вами это имя можно произносить безбоязненно, – пояснил Правитель и вновь уселся. – Меня зовут Мондерел. Ваше главное преимущество – невидимость, мой дорогой друг. И мы, и Норруан привыкли полагаться на нашу магию… впрочем, мы уже переучиваемся. А вот Норруан – нет. Он всемогущ – по крайней мере, в пределах своего замка. – И что я должен сделать? – спросил Науэр, у которого неожиданно заболела голова. – Норруан должен исчезнуть, – просто сказал Мондерел и увидел ироническую усмешку на губах Гостя. – Нет, убить его никому не удастся. Да это и не помогло бы. Его уже пытались убить – до вас. Нет, нужно понять, откуда он взялся, и как помешать ему возвращаться сюда. – Откровенно говоря, ничего не понятно, – ответил Науэр минуту спустя. – Верю, – кивнул Мондерел. – Если я не ошибаюсь, вам не составит большого труда освоить минимум того, что может пригодиться в пути. Мне бы хотелось, чтобы вы сами составили мнение о происходящем здесь, но любой из нас готов ответить на все вопросы. При этих словах Науэр почувствовал себя на редкость отвратительно. Словно намерено ввязался в историю, хорошего конца у которой быть не могло. Причём ввязался, прекрасно осознавая это. Где теперь мой дом? – подумал он с неожиданной тоской. Увижу ли я его снова? – Мы все в вашем распоряжении, – услышал Гость слова Правителя, но чувство обречённости от этого не прошло. * * * Монах проснулся неожиданно – его выбросило из сна, словно рыбу на берег. Сердце бешено стучало и в ушах отчётливо звенело. Он проснулся вовремя. Монастырь оживал задолго до восхода солнца – и, похоже, последним сегодня проснулся всё-таки сам настоятель. Спал он, естественно, на книге. * * * После того, как шторм оставил корабль в покое, оптимизма у Хиргола прибавилось. Пятому хорошо: он с таким спокойствием пережил несколько ужасных дней, когда казалось, что корабль вот-вот пойдёт ко дну! Словно сам организовал этот шторм и точно знал, опасен тот или нет. Впрочем, вероятно, так оно и было. Хирголу же пришлось несладко. Качка полностью выводила его из строя и он наотрез отказался использовать подозрительные леденцы, которыми его угостил было Тнаммо. Одним богам ведомо, что туда добавлено! Хиргол, с лицом, ещё хранящим налёт зелени, стоял, вцепившись в поручни и с завистью смотрел на довольно улыбающегося Тнаммо и бесстрастного Альмрина, стоявшего рядом. Слуга ни на миг не выпускал Хиргола из поля зрения – хотя никогда прямо не смотрел в его сторону. В конце концов, юноша оторвался от поручней и побрёл к себе в каюту – успокаивать желудок. Тнаммо любил поговорить о разных деликатесах – и это могло стать последней каплей в его, Хиргола, незавидном состоянии. А леденцы он всё равно есть не станет. Будь они хоть трижды лечебными. Первое и основное правило: никому нельзя доверять. * * * – …Сидит сейчас у Правителя, книги читает, – закончила Морни. – Что, по-прежнему не будешь вмешиваться? Норруан оторвался от рассматривания крупного алмаза – в сокровищнице оказалось немало интересного – и повернулся к вороне. – Не буду, – он осторожно положил увеличительное стекло на лоскут бархата. – Говорит, что рядом с Гостем ему ничего не страшно, и что моя магия там бессильна? Давай посмотрим… Он пошевелил в воздухе пальцами; между ним и вороной повис небольшой сгусток молочно-белого тумана. В нём проявилась картинка: Гость сидел перед столом, заваленным историческими заметками, а Мондерел что-то объяснял ему. Морни прислушалась. – …Тогда была снаряжена экспедиция, которая впервые обогнула южную оконечность материка и достигла Огненных островов. Там мы и… Норруан лениво пошевелил пальцем в воздухе и туман рассеялся. – Зачем же я старалась и выслеживала их? – голос у вороны был оскорблённым. – Раз ты и так мог всё узнать!? – Во-первых, ни из чего не следует, что так будет вечно, – Норруан загнул один палец на руке. Лицо его было совершенно серьёзным. – Наш Гость весьма талантлив. Правитель говорит о желаемом, как о действительном; а Гость ему пока что не верит. Именно потому я и смог их увидеть. – Значит… – ворона вновь замолчала, искоса поглядывая на человека в чёрном. – Значит, нам потребуется держать их в неведении относительно моих настоящих возможностей. Ты знаешь, что я могу стереть Иглу в порошок одним щелчком? – и Норруан стремительно повернулся в сторону ярко выделявшегося на горизонте силуэта, протянул к нему руку. – Знаешь?.. Вороне стало не по себе. Норруан не лгал: он действительно верил, что может это сделать. – Тогда к чему всё это? – спросила она тихо. – Почему бы не покончить с этой историей раз и навсегда? Норруан засмеялся и, погрозив Игле пальцем, громко хлопнул в ладоши. Игла переломилась пополам и, бесшумно разваливаясь на части, легла поверх своего недавнего основания грудой обломков. * * * Ворона зажмурилась. Ей слышалось странное: то ли пронзительный деревянный скрип, то ли мерное приглушённое постукивание, с примесью едва различимого колокольного звона – а может быть, смесь совершенно иных звуков, для которой просто не существовало нужных слов. Всё это смешалось с сухим шелестом, доносившимся откуда-то сверху. Ледяным холодом обожгло спину. Ворона открыла глаза и увидела, как рушатся горы и падают деревья, как океан превращается в грязную пустыню и небо становится мертвенно-серым. После неуловимого мгновения всё вернулось назад. Стремительно и в обратном порядке. Ворона увидела, как сам собой воздвигается шпиль Иглы, и как прежняя спокойная погода устанавливается над замком Моррон. – Вот так, – Норруан усмехнулся. – Запомнила? Ворона кивнула. Ей было нехорошо. Непонятно, правда, отчего. – Поняла, что случилось? – Нет, – призналась Морни. – Я тоже, – Норруан вздохнул. – Сколько раз уже я пытался решить свою задачу вот так, одним движением. – И всякий раз всё возвращалось? Норруан хмуро кивнул. – Почему же… – ворона оглянулась, – почему же никто этого не замечал? Норруан как-то странно посмотрел на неё. – Вот это мне как раз и интересно. Коль скоро ты всё видела и всё помнишь… может, оттого, что была поблизости от меня? Долгое время они молчали. – Ну ладно, – Норруан потянулся и распахнул окно, впуская внутрь поток свежего воздуха. – Пойду-ка прогуляюсь. – Я свободна? – Разумеется, – Норруан широко улыбнулся. – Наши друзья никуда не торопятся – не будем торопиться и мы. Если хочешь, пойдём со мной. Морни, подумав, взлетела Норруану на плечо, и вскоре они выходили из внушительных главных ворот замка. Те сами собой захлопнулись за их спинами; со скрежетом поднялся разводной мост. Замок вновь стал неприступным. * * * Науэр вздрогнул, когда голос Мондерела неожиданно прервался грохотом и треском – таким, словно вокруг рушилось всё мироздание. Он увидел обступившую его черноту, в которой вяло вращались спиральные сгустки разноцветных искорок и неожиданно понял, что умирает. Но мир тут же вернулся в норму и голос Мондерела продолжался, словно ни в чём не бывало. Науэр украдкой стёр со лба холодный пот и долго не мог справиться с дрожью в коленках. * * * Унэну показалось, что кто-то окликает его… но потом он решил, что ему показалось. Голос, померещившийся ему, вроде был отдалённо знакомым… нет, я действительно переутомился, решил монах несколько часов спустя, когда очередные занятия завершились, и можно было вернуться в кабинет. Там он и застал двух малолетних разбойниц. Они сидели за столом и увлечённо листали книгу. Ту, открыть которую Унэн был не в состоянии. От изумления настоятель потерял дар речи. Хвала богам, ненадолго. – Кто вас впустил? – крикнул он так, что девчонки уронили книгу и закрыли лица ладонями. Монах кинулся к ним и поднял книгу с пола. Приоткрыл её – никаких помех! Даже закладка была там же, где он оставил её. – Кто вас впустил, я спрашиваю? – спросил он уже более миролюбиво. – Дверь не была заперта, – объяснила, наконец, Энхора. Ещё одно различие, подумал Унэн. Энхора чаще признаётся в содеянном первой. – А кто вас просил брать книгу? Близнецы только засмеялись. С виноватым видом, но это ровным счётом ничего не означало. – Ну ладно, – монах вздохнул и уселся перед ними прямо на пол. – Через неделю у вас, негодные, начнутся каникулы. Если бы вы знали, с каким удовольствием я от вас отдохну! – Не отдохнёшь, – Ильвена потянула его за рукав. – Ты сразу же начнёшь по нам скучать. Как всегда. – Угадали, – монах положил книгу на стол и хлопнул по ней ладонью. – Но это больше не трогать. Дайте слово, что не будете прикасаться к ней без моего разрешения. Это очень опасно. Взгляд монаха не смягчался, и честное слово пришлось всё-таки дать. От огорчения на глазах у обеих выступили слёзы. Впрочем, они были мастерицы изображать какие угодно чувства. Унэн это прекрасно знал. – Вот и отлично, – Унэн развернул обеих в сторону двери и слегка подтолкнул ладонями. – А теперь – за работу! Мётлы ждут вас – не дождутся… – …И чего он так расшумелся? – недоумевала Ильвена часом позже, отрываясь от подметания пола. – Его не поймёшь, – согласилась сестра. – Картинки были такие красивые… …Унэн запер за ними дверь и повернулся к столу. Книга. Раскрытая на нужной странице. Давай, человек, прочти меня. Ты не всё ещё узнал. Самое интересное впереди! – Ну уж нет, – решительно сказал Унэн и, захлопнув книгу, спрятал её в шкаф. Айзала права, скоро он к этой книге прирастёт. Хорошего понемножку. * * * – Смотрите! – громким шёпотом выдохнул Хиргол и придвинулся к Пятому, всё так же стоящему у левого борта. Слуга преградил дорогу юноше, не меняя выражения лица. Но Хиргол, разом позабывший и о морской болезни, и о таинственном спутнике Пятого, не обратил на это никакого внимания. – Вон там, ближе к востоку! Действительно, у самого горизонта, где виднелся далёкий берег безжизненной Выжженной земли, показалось и пропало видение множества крыш, домов, колонн. Словно в зыбком зеркале, зачастую возникающем над пустыней – где путникам, измученным зноем и жаждой, видятся обманчиво близкие оазисы, недосягаемые в действительности. Если, конечно, вообще существующие. Примерно таким было и это видение. Хиргол пожалел, что при нём нет подзорной трубы. Оптика, как убедили его, вообще не могла считаться магией сама по себе – а, следовательно, пользоваться оптическими инструментами можно без особых предосторожностей. Пожалел сорока золотых… К его изумлению, Тнаммо молча извлёк из внутреннего кармана складную подзорную трубу и, не глядя, вручил Альмрину. Тот повернулся к Хирголу и, с улыбкой, коротко поклонившись, протянул тому инструмент. Улыбка эта немало напугала юношу: ей явно не было места на лице молчаливого слуги. Тем не менее, Хиргол принял предложенное (едва не уронив) и Альмрин, уже с прежним бесстрастным выражением лица, отвернулся. Боги, ну и жуткий же телохранитель. В трубу он действительно заметил едва различимые силуэты башен и крыш – почти сливающиеся с бескрайними жёлто-коричневыми песками Лауды (так именовался остров на среднем языке). Судя по всему, лишь по счастливой случайности поселение попалось им на глаза. – Город! – воскликнул Хиргол возбуждённо и осторожно вернул трубу Альмрину. Пятый молча кивнул, глядя в сторону далёкого острова почти что с безразличием. – Вас это не удивляет? – поразился Хиргол. – Меня это пугает, – Тнаммо наконец-то удостоил его взгляда. – Мы проходим слишком близко. Как бы нас не заметили… – Ну и что? Тнаммо вздохнул. – Похоже, что проще показать. На, – и он протянул ошарашенному юноше нечто, напоминающее птичье яйцо – только очень твёрдое и массивное. Нет, живой эта штуковина быть не могла. Юноша не успел налюбоваться изящными узорами, разбегавшимися по отполированной «скорлупе», как Тнаммо вручил ему ещё что-то. Хиргол подставил другую ладонь, и в ней очутилась… птица. Точнее говоря, модель птицы. Какой-то крохотной лесной пичуги – Хиргол никогда не мог упомнить всех их названий. Птица была произведением искусства. Хиргол с улыбкой поднёс ладонь поближе к глазам и птица… ожила. Пошевелилась (Хиргол разинул рот и едва не выронил и «яйцо», и птицу), расправила крылья, поглядела на держащего её человека по очереди каждым блестящим глазом. – Сожми камень в ладони, – Тнаммо осторожно сложил пальцы Хиргола, – закрой глаза и командуй ей. – Как это? – не понял Хиргол, глядя на нетерпеливо рассматривающую его птицу. Вместо ответа Пятый ударил снизу по ладони, на которой сидела птаха и та стремительно унеслась вверх, обдав Хиргола тёплым ветерком. – Закрой глаза, – приказал Тнаммо и Хиргол повиновался. Вот чудо! Он продолжал видеть. Непривычно (поскольку смотрел вниз глазами птицы), но вполне приемлемо. Более того, зрение стало на редкость острым: сам он так видеть не мог. Хиргол подумал, что было бы неплохо рассмотреть во-о-он ту башню получше, и птица послушно сменила курс. Неслась она с невероятной скоростью. Хирголу стало немного страшно и он вцепился свободной рукой в поручень. Тнаммо засмеялся рядом с ним, но это не имело значения. Да, несомненно, это был город… ухоженный, судя по состоянию домов… какая странная архитектура! Птица приближалась к городу по пологой спирали, и Хирголу показалось, что он видит бредущую по раскалённым каменным улицам человеческую фигуру… Он услышал – не своими ушами, конечно – яростное биение крыльев неподалёку и «оглянулся». И едва не выронил «яйцо». Наперерез птице неслось жуткое чудовище – вытянутая драконья морда, две пары крыльев, выставленные вперёд огромные когти, которыми были снабжены все шесть лап. Чудовище просто не могло быть таким быстрым и манёвренным, но было! Птица, получая от человека панические, отрывочные сигналы, беспорядочно металась в воздухе. Наконец, перепуганный Хиргол заметил точку на горизонте – их корабль и направил птицу к нему, забыв, что ему самому опасность не угрожает. Он ещё успел подумать, что не стоило бы наводить этакое страшилище на корабль, как послышался хруст, жалобный писк и ярко-красная молния ударила где-то под сводами его черепа. Хиргол вскрикнул, задыхаясь, но его тут же грубо встряхнули и Тнаммо, держа своего ассистента мёртвой хваткой, осторожно отобрал у того камень. – С тобой всё в порядке, – сообщил он сухо. – Не придавай этому слишком большого значения. Не переставая кашлять, Хиргол взглянул в сторону города. Показалось ли ему, что длинный змееподобный силуэт канул куда-то за мрачные скалы? Или так оно и было? – Интересно, он нас заметил? – спросил юноша, когда дыхание вернулось в норму. – Не заметил, – Тнаммо пренебрежительно махнул рукой. – Пока мы на корабле, и не заметят. Но стоит его покинуть… Хиргол поёжился. – Кто это был? Пятый пожал плечами. – Трудно сказать. Ты видел, как они относятся к гостям. Так что не советую любопытствовать сверх меры. Корабль, час назад казавшийся прочным, словно скала, неожиданно показался юноше хрупким и ненадёжным среди тысяч опасностей, что подстерегали их повсюду. Он хотел было спросить Пятого, откуда тот взял диковинную управляемую птицу, да забыл. VI Выпускные экзамены дались Унэну с некоторым трудом. Шутка ли: его, непревзойдённого знатока «пьяных» стилей, едва не победили! И кто – один из выпускников, пусть даже и лучший – на показательном бою! Когда монах осознал, что вот-вот вызовет на лицах нечто больше, нежели недоумение, то очнулся и смог выйти победителем. Со стороны это наверняка смотрелось, как новый хитроумный приём, но на самом деле ноги плохо слушались монаха. Причём не так, как положено при опьянении – священном состоянии, когда отягощённое мыслями сознание не мешает телу двигаться. Нет, он чувствовал себя глубоким стариком, и движения давались с невероятным трудом. Получив должную порцию аплодисментов от восторженных зрителей (помимо собственно послушников и студентов, которые обучались лишь части дисциплин, поглазеть на экзамены приходило огромное множество самого разного люда), Унэн едва не споткнулся о собственные ноги, и подумал, что на досуге надо будет создать новый стиль. Скажем, стиль «настоятель-паралитик». Что-нибудь в таком духе. Однако всё кончается, хвала богам, и Айзала, вместе с другими, не менее известными учителями и наставниками обоих монастырей пригласила его на традиционный пир. Триада не одобряла (в отличие от Унэна) пышных торжеств… но эти были как нельзя более уместны. Помимо двадцати новообращённых, впервые одевших сегодня заслуженную оранжево-жёлтую рясу, серебристо-зелёный венок-змейку Триады заработали более трёх десятков представительниц прекрасного пола. Жрецов-мужчин у Триады никогда не было. Так что есть основания гордиться: успех одного Учения привлекал внимание и к другому. Как нельзя кстати – подтверждая тем самым правило, что самые различные верования и мировоззрения могут прекрасно уживаться. …Монах отправился на покой далеко за полночь – спев немало песен, станцевав множество танцев и… Да всё равно, словами этого не передать… не зря подобное устраивается лишь раз в году. Под самое утро – утро того дня, когда Унэн твёрдо решил отправиться куда-нибудь отдохнуть – ему приснился сон, чёткий и незабываемый. По сравнению с ним иные картины обыденного мира сами показались бы мимолётными сновидениями. * * * Это, несомненно, были торговые ряды. Впрочем, ряды – это слабо сказано. Правильнее звучало бы так: это был Храм Книги. Если предположить, конечно, что подобный Храм существует. Унэн стоял в центре огромной комнаты, напоминавшей своим устройством амфитеатр. Украшенный диковинным орнаментом пол, высокие окна, сквозь красочные витражи которых внутрь лилось разноцветное освещение. И книги: повсюду, повсюду, повсюду. На стеллажах и стендах, в сундуках и коробках, новые и древние, все в прекрасном состоянии, простенькие и богато украшенные – в этой комнате было на что посмотреть! И подобных помещений было множество! Высокие арки вели в другие залы; там, в причудливом мозаичном свете, взору представали сокровища мысли. В прежних снах монаху не удавалось увидеть столько подробностей. Здесь же он взял одну из книг – жаль, что язык незнаком – и с любопытством принялся листать, разглядывая искусно созданные иллюстрации – множество впечатляющих батальных сцен. Он услышал голоса – совсем неподалёку. Аккуратно водрузив книгу на место (хорошие манеры не стоит забывать даже во сне), монах бесшумно покинул помещение, и, стараясь держаться у стен, направился туда, откуда доносились звуки. Они стояли втроём посередине одной из соседних комнат. Трое людей, изумлённо воззрившиеся на монаха. Унэн мельком осмотрел себя – нет, истинный облик его по-прежнему скрыт… хотя кто знает, что видят эти трое? Сами они тоже представляли собой необычное зрелище. Начать с того, что у всех у них, судя по всему, было одно и то же лицо. Правда, один был худощав и не переставал вертеть в руках небольшую, украшенную сверкающими камнями арфу; другой, со множеством шрамов на лице и в одежде, перепачканной бурым, при виде Унэна положил ладонь на рукоять меча; третий, широкоплечий великан, упёр руки в бока и оценивающе посмотрел на пришельца. – Где я? – услышал Унэн свой собственный голос. Трое переглянулись. – Ну наконец-то, – произнёс человек со шрамами. – Мы уж думали, что никого более не встретим. Не понимает он его, что ли? Хотя постойте: сам-то Унэн прекрасно понимает, что произносит незнакомец! Впрочем, во снах всякое бывает. – Иди-ка сюда, приятель, – поманил его пальцем широкоплечий. Он возвышался над Унэном по меньшей мере на две головы. – Ты видел её? – Кого? – не понял монах, и неожиданно его озарило. – Кни… – Тс-с-с! – перебил его музыкант. – Не вслух. Ты угадал. Ну так что, ты её видел? Интересно, подумал монах, подходя совсем близко, что за книгу они имеют в виду? Не ту ли самую? Сказать, что видел, что ли? А ну как это их разозлит? Что это с тобой? – удивился крайне редко просыпавшийся внутренний голос. Ты стал бояться чего-то, что видишь во сне? – Не знаю, о какой именно к… идёт речь, – монах вовремя спохватился, – но одну, весьма любопытную, видеть довелось. Правда, не здесь. Он переводил взгляд с лица на лицо. Все три одинаковые, не считая небольших различий в размере. Чьё же это лицо? – монах не мог вспомнить. Однако чувствовал, что знание скрыто совсем рядом. – Ты её читал? – задал вопрос человек со шрамами. В голосе его звучал испуг. – Только начал, – признался монах. – До недавнего времени она не желала повторно открываться. Трое переглянулись. – Она, – произнёс музыкант обречённо. – Он снова вспомнил о ней. Продолжим поиски – она должна быть где-то здесь! Трое моментально потеряли интерес к монаху и рассыпались по комнате. Судя по состоянию соседних помещений, там уже успели поискать. Книги были свалены беспорядочной грудой. Дикость какая-то, возмутился про себя Унэн. – Вижу! – воскликнул великан и указал куда-то под потолок. Все, включая Унэна, подбежали к нему. Проследив взглядом за указующим пальцем, монах увидел ту самую книгу. Как туда добираются – по воздуху, что ли? – Иди, возьми её, – музыкант легонько ткнул монаха локтем в бок. Он же совсем настоящий, подумал монах с удивлением. Сон ли это? Унэн послушно принялся карабкаться по полкам, время от времени роняя вниз книжные лавины, водопады и стряхивая шуршащие страницами оползни. Книга почти у него в руках, одно последнее движение… Тень пробежала по комнате. Монах замер, оглядываясь. Трое, стоявшие на противоположной стороне зала, кричали ему и указывали на книгу. С ними всё понятно. Монах взглянул в сторону окон и обомлел: сумрак сменил солнечный свет – мрак, надвигающийся со всех сторон. Темнело быстро. Унэн схватил книгу… но та, словно проснувшись, неожиданно сильно рванулась у него из рук. Монах кубарем полетел вниз, успев подумать, что сейчас переломает все кости. Книги же и спасли его от такой участи. Перекатившись несколько раз, Унэн с трудом поднялся – ноги разъезжались на полу, по колено заваленном книгами; книга в руках вырывалась, словно дикая кошка, издавая явственное шипение. – Открой! – услышал он вопль сквозь всё усиливающееся шипение и свист ветра, стремительно набиравшего силу где-то за витражами. – Скорее открой её! Монах послушно рванул на себя обложку – это далось ценой одного сорванного ногтя – и из распахнувшейся, как дверь, книги вырвался могучий поток воздуха. Унэна подняло под потолок, и он успел заметить, как осыпаются разноцветным дождём витражи, пропуская внутрь что-то тёмное и злобное, успел увидеть троих людей, машущих ему руками… …И проснулся. Немедленно уселся в постели и осмотрел ладони. Ногти целы. Да и вообще, ни ссадин, ни ушибов… Приснится же такое! Унэн довольно долго стоял у потайного шкафа, в надежде что-нибудь услышать изнутри. Но книга хранила тишину. От этого занятия его отвлёк тихий стук в дверь. * * * Собираться куда бы то ни было – занятие весьма хлопотное. Сунь Унэну, понятное дело, не впервые приходилось покидать свой монастырь и тщательно передавать дела заместителю: своему сородичу, конечно. Когда ещё дух Учения окрепнет в этом диковинном мире… И всё же это было однообразно и крайне скучно. Просмотреть массу толстых и пыльных книг, в коих учитывалось имущество, и велись записи о финансовых операциях. Оставить адреса тех, кто мог бы знать о его пребывании (с этим никаких хлопот: Айзала была единственным таким человеком), тщательно запереть свою библиотеку и кабинет (Унэну очень хотелось верить, что копии ключей имеются только у Айзалы), а также шкаф-«крепость» (ключ от него существует в единственном экземпляре). Восемь раз проверив, что книга по-прежнему в шкафу (всякий раз казалось, что вон она, на столе осталась), Унэн почувствовал себя немного не в порядке и запер кабинет, не открывая шкафа в девятый раз. Хотя очень хотелось. Адрес загадочного хозяина, чьим гостем Айзала так настойчиво рекомендовала стать, наряду с наиважнейшими походными вещами был наготове. Однако не успел Унэн сделать десяток шагов за ворота монастыря, как две пары рук схватили его за локти и вынудили остановиться. Монах обернулся и увидел близнецов. Изобразив на лице величайший ужас и скорбь, он с причитаниями упал на землю. – Ну когда же я смогу отдохнуть от вас? – стонал он, пока девочки со смехом носились вокруг. Смех неожиданно оборвался и открывший глаза Унэн увидел, как к ним спешит Айзала. – Вся компания в сборе, – заключила она, поправляя венок. – Что, Сунь, возьмёшь их с собой? У них тоже отдых… небольшой, – жрица многозначительно посмотрела близнецам в глаза, и те отвели взгляд, стараясь не хихикать. – Похоже, мы говорили о восстановлении сил, а не о потере остатков разума, – сухо заметил монах. Глаза его, правда, выдавали скрытую улыбку. – Ты прав, – вздохнула Айзала. – Впрочем, беспокоюсь я именно о тебе, поскольку этих двух отправлю к родителям сама. Мне неожиданно показалось, что и тебе стоит несколько сократить дорогу. Монах поджал губы. Ну вот! А он-то надеялся первым делом спуститься вон в ту деревушку и вдоволь поиграть там в кости сегодня же вечером… Как же! – Неужели я выгляжу настолько беспомощным? – сладчайшим голосом осведомился он, преданно глядя в глаза жрице. Та рассмеялась. – Ты слишком легко впутываешься во всевозможные истории, Сунь. Я обещала, что ты как следует отдохнёшь, и намерена выполнить обещание. Она отвернулась и, чуть присев, развела руки в стороны, пропев при этом несколько слов на неизвестном Унэну языке. Монах вздрогнул. Жест жрицы напомнил ему Шассима. В воздухе возникло небольшое «окно», за которым искрилась уходящая ввысь дорожка, сотканная из разноцветного тумана. Монах с сомнением посмотрел на дорожку… на Айзалу… Та ободряюще кивнула. Унэн вздохнул ещё раз и, наклонившись, по очереди обнял притихших Энхору с Ильвеной. – Если я вас больше не увижу, – прошептал он громким шёпотом, – передайте папе с мамой, что во всём виновата тётя Айзала. И прыгнул в «окно» прежде, чем жрица опомнилась. * * * Шум множества крыльев вытеснил собой все остальные звуки. Унэн ощущал, что его подхватили – бережно, но твёрдо – и стремительно уносят вверх, вверх, вверх – куда, изгибаясь причудливыми рукавами, уходила дорожка. Скорость была невероятной, но дышать не мешала. Впрочем, Унэну и раньше приходилось путешествовать на Крыльях Вестницы, так что всё внутри уже не сжималось в холодный комок. Он попытался осмотреться. Трудно описать это место… если, конечно, это можно именовать местом. Подобия звёзд слабо проступали наверху (тот/та, кто нёс монаха, оставался/оставалась невидимым), внизу… со всех сторон. Воздух был напоен ароматами трав. Монах силился понять, какими именно, но не успевал – запахи постоянно менялись. Вскоре дорожка понеслась вниз. Скорость вновь начала увеличиваться и Унэн, неожиданно для самого себя, принялся вспоминать, всё ли он взял. Несколько поздновато, конечно… Да! Мысль эта почему-то испугала его! Он же не взял книгу! Зря он об этом подумал. Его немедленно отпустили. Над головой послышался звук, очень отдалённо напоминавший возглас растерянного флосса. Монах понёсся вниз, с каждым мигом падая всё быстрее и быстрее. По привычке он сосредоточился, чтобы заклинанием остановить падение и повиснуть в воздухе, но не тут-то было! Заклинания здесь не действовали. Или что-то мешало сосредоточиться. Снизу выплыло чернильно-чёрное облако, и монах на огромной скорости вошёл в него головой вперёд. «И это она называет безопасным путешествием», успел подумать он, прежде чем потерял сознание. VII Унэн открыл глаза, и понял, что снова жив. Последнее его не удивило. Он вскочил и осмотрелся – ноги повиновались с трудом, но ничто не было сломано. Только в голове ещё звучал свист стремительно проносящегося мимо воздуха. Так, вся одежда при нём… всё снаряжение… ключи от комнат и шкафа… Проклятие! Ключа от шкафа нет! Унэн почему-то необычайно разозлился и в прыжке ударил ладонью по стене, издав могучий боевой клич. И тут же пожалел об этом – по руке словно ударили молотом. Монах зашипел, дуя на пострадавшую конечность, и заметил неожиданно, что место, где он пришёл в себя, ему знакомо. Та же пыль на полу, коридор, полутьма, неподатливые стены… Когда боль в отбитой руке перестала донимать, Унэн смог вспомнить странное слово анектас. Осторожно огляделся. Похоже, что даже следы его ног – от предыдущего визита – всё ещё различимы на ковре пыли. Некоторое время Унэн сосредоточенно отряхивался и… расхохотался. Он представил, какое у Айзалы будет лицо, когда – минут этак через десять – появится перед ней и спросит, что бы всё это означало. Пусть тут магия не работает, но за пределами портала ему хватит сил стать быстрым, подобно молнии, и промчаться по подземным ходам назад в монастырь. – Похоже, я уже отдохнул, – объявил Унэн вслух и озадаченно пошарил в рукавах. Факела там, конечно же, не оказалось. Однако он, хоть и слабо, но видел в окружавшей его темноте… отчего бы это? В тот раз вокруг царила кромешная мгла… или нет? Впрочем, неважно. Быстрей отсюда. Слишком много тут неизвестного, да и не готов он схватиться с ним. В конце концов, искушение было повержено. Унэн побрёл к тому концу коридора, откуда они с Шассимом некогда вышли. Всё верно, контур человека с флоссом на плече по-прежнему на месте. Ну, прочь отсюда. Унэн присел и впрыгнул в портал. Так больно ему, наверное, никогда не было. Болела каждая клеточка; монах упал на пол, не в силах исторгнуть из сведённого судорогой горла ни звука… несколько секунд длилась жестокая пытка и схлынула прочь, оставив его, скорчившегося и беспомощного, рядом с бесстрастно мерцающим порталом. Унэн тяжело поднялся и, стараясь дышать медленно и глубоко, прикоснулся ладонью к поверхности портала. Тот слегка уколол руку… но не пропустил её. – Ох, скажу я ей, что думаю о таком отдыхе, – прошептал он тихонько и… расхохотался. Он, выбиравшийся изо всех, самых немыслимых, переделок, смог наконец-то попасть в ловушку, очевидного выхода из которой не было. Поистине, это достойно удивления. Можно было, конечно, ждать – вдруг портал смилостивится и выпустит его на волю… но что-то подсказывало монаху, что так просто он не отделается. Книга, подумал он со злостью. А ещё утверждали, что она не опасна! Головы отрывать таким экспертам. Ну да, ехидно отозвался голос внутри, никто же не думал, что у тебя хватит глупости её читать! Странно, но в этом месте книга никак не напоминала о себе. Унэн только в этот момент понял это. Все предыдущие дни книга была как наркотическое зелье для человека, пристрастившегося к нему. Книга манила к себе, хотя и не давала возможности читать дальше. Впрочем, этого следовало ожидать. Уж очень много странного связано с ней. Расслабился я, подумал Унэн. Или просто не привык подозревать, что могу быть под таким могучим давлением. Здесь он понял, что угнетавшая его усталость бесследно прошла, и вновь расхохотался. Знала бы Айзала, какова на самом деле болезнь и лучшее от неё лекарство, то-то бы удивилась! Эхо отозвалось на его смех – но звучал он, отражённый от неприступных стен, испуганно и тоскливо. Что же, подумал Унэн, приводя в порядок одежду, пора приниматься за дело. Не оставаться же сидеть в пыли! Из правого рукава он извлёк онглир – прочную серебрёную цепь с небольшим отточенным серпом на одном конце и шипастым шариком с другой – своё любимое оружие; проверил, далеко ли метательные звёзды, и со вздохом распахнул первую дверь. После чего испытал сильнейшее потрясение. Дверь эта вела в комнату, напоминавшую амфитеатр, квадратный в сечении. Беспорядочной грудой на полу лежали книги – прежде, вероятно, они стояли на стеллажах, стендах и полках, которыми во множестве были уставлены уходящие под потолок огромные ступени. В стене напротив были три высоких окна; оттуда тянуло холодом. Только отдельные осколки остались от разноцветных стёкол. Сквозняки бродили по комнате. Острая боль пронзила правую руку и Унэн, подняв её к лицу, обнаружил, что ноготь на безымянном пальце почти что оторван. Из разбитых окон виднелось сумрачное небо. Унэн долго вглядывался в едва различимые искорки звёзд. Незнакомые, холодные и недосягаемые. * * * Норруан рассказывал вороне что-то про острова, лежавшие некогда по ту сторону океана, как вдруг его словно поразило молнией. Морни вздрогнула и вцепилась крепче в его плечо – но её спутник, похоже, не обратил на боль внимания. Он замер, глядя куда-то вдаль, глаза его остекленели. Прошло несколько секунд, и Норруан опомнился. – Книга, – произнёс он шёпотом. – Как я мог про неё забыть? Почему-то книга показалась ему единственной важной вещью, что существовала сейчас во всём Зивире. – Держись, – приказал он вороне – уже прежним своим голосом, властным и не терпящим возражений. Ворона послушно сжала когти сильнее… Норруан повернулся лицом к замку, сделал шаг… и вот они уже во дворе. Не отвлекаясь на открывание ворот, Норруан бегом помчался по лестницам и проходам (вороне пришлось сжаться в комок – иначе ей, без сомнения, оторвало бы голову первым же косяком) и вбежал в кабинет, стремительно и грозно. Что, если она исчезла? От этой мысли ему стало страшно. Второй раз за последнее время. Однако книга никуда не исчезала. Он спокойно лежала, засыпанная грудой свитков, рядом с лампой на его рабочем столе. Владыка Моррон небрежно смахнул свитки прочь и положил книгу перед собой, прикасаясь к её обложке подушечками пальцев. – Что это? – осмелилась выговорить ворона. – Трудно объяснить, – Норруан ответил не сразу. – Приготовься к сюрпризу. Не так давно я побывал в месте, которое не было Зивиром – и принёс оттуда вот это. Ворона долго смотрела на вытертую кожу обложки, принюхиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Книга казалась – ярче, что ли? – всех остальных вещей. Хотя нет, не ярче. Правильнее… нет, и это не то слово. Книга была, а всего остального – исключая Норруана – рядом с ней словно бы не было. – И… где это место? – спросила Морни после долгого раздумья. – В подвалах замка, – ответил Норруан, наконец-то повернув к ней лицо. В глазах его промелькнул необычный блеск, и ворона успела испугаться, что её союзник сошёл с ума. Хотя, если вдуматься, что бы это изменило? * * * Тнаммо вздрогнул и рядом с ним пошевелился Альмрин. Пятому показалось, что его окликают. Тихонько… но уверенно. Он неторопливо оглянулся – никого. Хиргол у себя в каюте, – читает, наверное. Хоть этому его научили, оболтуса. Что же?.. Тнаммо сжал виски, стараясь унять запульсировавшую в голове неприятную боль. Погода, что ли, меняется? Да не должна. Кроме того, прежде он не реагировал так на погоду. Альмрин стоял рядом, безмолвный и готовый услужить, но его господин ничего не приказывал. * * * Айзала самолично отправила близнецов домой – обычным порталом, конечно: не тратить же внимание богини на каждую поездку! Тем более что себя она считала достаточно надёжным сопровождающим: с ней никаких неприятностей не случалось… ну, скажем так: непреодолимых. После того, как приличия были соблюдены и она выпила чаю с родителями своих подопечных (те были столь же рады видеть её, как и девочек), Айзала открыла портал в свой монастырь и, шагнув в него, поняла, что Таменхи, к которому она отправила Унэна, ничего не сообщил ей о прибытии гостя. Поражённая, Айзала воззвала к Вестнице… и первый раз в жизни поняла, что та растеряна. Ноги подкосились у жрицы. Крылья Вестницы были самым безопасным и быстрым способом путешествия… до сегодняшнего утра. Сунь Унэн куда-то пропал, и ничего хорошего от этого ожидать не следовало. * * * Не считая того неприятного момента, когда Науэр пережил нечто, похожее на смерть (по крайней мере, примерно так её описывали некоторые обитатели его мира, возвращённые к жизни искусными лекарями), его здоровье ничуть не ухудшилось. Напротив, он чувствовал себя всё лучше. В смысле самочувствия. Он не был стар – менее тридцати лет там, откуда он взялся; по меркам людей Зивира он был ещё ребёнком. Науэр не сразу осознал это, а когда осознал, то понял причину столь осторожного обращения с собой. Правителю было не менее двух сотен лет (нелёгкая задача поверить в это отняла не менее двух дней). Аймвери – сотен пять (хотя он, в подлинном смысле слова, человеком не был – хотя походил на людей практически во всём). Его наставник в фехтовании и верховой езде, Арун, был мрачным бородачом лет семидесяти. Вообще в Зивире, судя по всему, было принято жить долго. Хорошо, если это правило распространяется также на героев, приглашённых спасти мир. Откровенно говоря, Науэр попросту не понимал, почему Воинство Иглы (не менее тридцати тысяч отличных воинов, обученных долгим переходам по самым разным видам местности, абсолютно преданных Правителю), вместе с двумя десятками собственно магов давно не снесли Моррон до основания. Ведь корни зла – как часто повторял Правитель – находились где-то в Моррон. Он даже допускал, что не сам Норруан (имя это не положено было произносить вслух) повинен в происходящем. Что, дескать, Норруан – лишь исполнитель приговора, а подлинная причина всех бед сокрыта в подземельях проклятого замка. Правда, Науэру показали сохранённые при помощи магии картины продолжающейся войны Зивира за существование – бесконечные пограничные стычки с трудно уязвимыми гигантскими амфибиями, что сотнями поднимались из трясин и осаждали дозорные башни. С зоркими и стремительными огненными птицами, способными спалить в одиночку целый город. С исполинами, созданными из камня. Словом, со всех сторон (исключая Реку и пустоши за ней) Зивир окружало сжимающееся кольцо и исход этой осады, при текущем положении дел, был предрешён. И чем я могу помочь? – спрашивал Науэр себя раз за разом и не находил ответа. Неужели за полтора месяца, кое-как выучившись фехтовать, ездить верхом и запомнив общий вид Зивира, он был способен противостоять человеку, который в одиночку превращал некогда цветущий мир в безжизненную пыль? Это утверждение казалось Гостю весьма спорным. Однако были причины не торопиться объявить всё это бредом и отказаться от выполнения миссии. Во-первых, жить здесь было гораздо интереснее и приятнее, чем дома. Право же, даже месяц жизни в таком месте, как Игла, стоил достаточно предсказуемого будущего Гостя в его родном мире. Там его положение в обществе уже не могло измениться: веками отлаживавшаяся система свела человека до положения крохотного винтика в сложнейшей машине; винтика, который можно в любой момент заменить на другой такой же. Во-вторых, ему порой казалось, что он видит некий шанс… трудно различимую возможность как-то понять природу изменений. Как бы то ни было, прошло всего лишь десять дней, и предстояло ещё многому выучиться. Гость со вздохом отложил фолиант и посмотрел на часы. Через полчаса – очередной урок фехтования. * * * – Таменхи, – обратилась Айзала к поражённому карлику (изображение которого сейчас висело перед ней в воздухе), – наш общий знакомый бесследно пропал. Если он вдруг появится, немедленно отыщи меня. – Слушаюсь, Достопочтенная, – склонил голову её собеседник. – Может быть, попросить кого-нибудь поискать его? – Нет, – немедленно возразила жрица. – Дело крайне необычное и подробности я изложу лично. Пусть всё остаётся, как есть. У тебя не предвидится изменения планов… ну, скажем, через неделю? – Нет, – карлик говорил спокойно. – В это время года у меня одни и те же заботы, Достопочтенная, – до самого конца лета. Собственно, Айзала не считала, что заклинание Зеркала, при помощи которого она только что общалась со своим давним знакомым, может быть кем бы то ни было перехвачено (исключая, конечно, богов), но… После исчезновения Унэна можно ожидать чего угодно. Подумав, она связалась с двумя остальными Храмами Триады и попросила помощи у равных себе. В монастыре, которым распоряжался Сунь Унэн, пока никто не знал о случившемся – значит, в течение двух недель надо будет отыскать Унэна во что бы то ни стало. Вряд ли это его обычные выходки. Одно дело – испытывать терпение смертных, и совсем другое – богов. Сунь Унэн, при всей своей любви к розыгрышам и самым невероятным шуткам, всё же не стал бы творить такого. В этом Достопочтенная была вполне уверена. Она сидела за столом самого Унэна, глядя на последнюю заполненную им страницу календаря, и гадала, где он находится. Если Триада окажется бессильна, придётся обращаться в Совет Магов. А тогда, как ни старайся, поползут слухи. Сунь Унэн – личность слишком известная, чтобы этого не произошло. * * * – Вот оно как, – подивился монах и, привычно прикоснувшись к пострадавшему пальцу, залечил его несложным заклинанием. И спохватился, поражённый. Магия действует! Это значит… монах лихорадочно думал, вспоминая теории Ралиона о природе магии, и её ограничениях. Это значит… нет, непонятно. Это, вне всякого сомнения, не Ралион: звёздное небо не то. Судя по ощущениям, он над землёй. Порталы, ведущие на иные обитаемые планеты (в существовании которых многие учёные Ралиона не сомневались) пока неизвестны. Тогда что это? Или – где это? Монах ущипнул себя, пару раз уколол остриём метательной звезды. Не получалось: он не просыпался. Правда, если он проснётся там же, у себя в комнате, перед тем, как его отправят набираться сил… Гм. Он осторожно подкрался к ближайшей щели-окну (слева и справа были арки, ведущие в соседние комнаты) и выглянул наружу. Лунная ночь. Впрочем, это можно было понять и раньше, по узким полосам призрачного света, сочившегося из разбитых окон. Ох и огромная же у них луна… Да ещё красноватая какая-то! Так, понятно, это заведомо не Ралион. Виднелась необъятная водная поверхность, спокойная, с «дорожкой к счастью», упирающейся в горизонт. Неужели его вновь перебросило в новый мир? Монаху стало нехорошо. Спустя несколько секунд он отверг это ужасное предположение. Когда неведомая сила, отчасти по воле, но, главным образом, вследствие деяний его легендарного предка, выбрасывала Унэна в новый мир, ещё не озарённый светом Учения, он прибывал туда безо всего. Налегке. Имея только память обо всех… ну, так скажем, имея возможность вспомнить почти всё о своих предыдущих воплощениях. Кому-то это может показаться величайшим благом. Так что Ралион ещё нуждается в нём, во что бы там ни играли с ним боги. Монах помянул недобрым словом Гвайю-Вестницу, которая считалась образцом обязательности среди богов. Теперь уже нет, подумал Унэн с мстительной радостью. Вот уж я расскажу об этом… если выберусь отсюда. Непременно расскажу. Никогда в жизни не делал ничего худого этому культу! Не шутил над её верующими – почти все они были флоссами, а флоссов монах уважал. Чем-то они походили на его народ – и похожие, и отличные от прочих обитателей; представляющиеся совсем не теми, кем являются; сумевшие прикоснуться к источнику мудрости, что выше возможностей всех смертных, вместе взятых, исчерпать его. Правда, рассказав об этом происшествии, он невольно навредит флоссам… Ну ладно, великодушно решил монах. Эту тайну, любезная Вестница, мы оставим между нами. Монах осторожно пробрался к арке, ведущей в соседний зал – прежде, чем покинуть это сумрачное книгохранилище, надо попытаться понять хоть что-нибудь об этом месте. Вряд ли монаху доведётся часто бывать здесь… так что, чем больше впечатлений, тем лучше. Под потолком зала по ту сторону арки тускло светились огромные – метра два в поперечнике – жёлтые прозрачные шары, а под ними бесшумно выписывали спирали ночные бабочки. Зрелище было вполне мирным. Монах несколько успокоился – не каждый день за дверью обнаруживаешь место, где побывал во сне. Монах бесшумно прошёл под аркой и замер, прислушиваясь к ощущениям. Он вспомнил про трёх людей, из давешнего сновидения. Откуда они-то здесь взялись? И кто этот загадочный «он», которого они упоминали? Не иначе, всё это относится в книге, ныне запертой в шкафу. Если, конечно, он потерял ключ при падении, а не забыл где-нибудь в кабинете. Страшно подумать, что может случиться в последнем случае… Зря я взялся читать её, вздохнул монах. Права Айзала, неприятности необычайно легко находят меня. Он долго стоял не шевелясь, пока не услышал шаги. Откуда-то неподалёку; издававший эти звуки двигался медленно и не очень-то старался скрыть своё присутствие. Унэн вздрогнул и на всякий случай вооружился онглиром. На совершенно неизвестной земле лучше ожидать самого неприятного. * * * Норруан помедлил и открыл книгу. Изнутри повеяло временем. Слежавшимся, застрявшим среди страниц и высохшим. Норруану приходилось и прежде читать древние манускрипты – в его собственной библиотеке, здесь, в Моррон, таких было немало. Норруан смахнул пыль с листа (ворона поспешила отпрыгнуть подальше) и лист тут же с треском разорвался. – Ай-яй-яй, – прошептал Норруан недовольно. Как-то он забыл, что бумаге полагается ветшать. Ну да ладно… ничего особенного. Сейчас склеим. На столе возникли бутылочки, кисточки, разный переплётный материал и Морни с удивлением воззрилась на всё это. – Не проще ли приказать бумаге срастись? Норруан вздохнул. – Если никогда не шевелить пальцами, то в один прекрасный день обнаружишь, что ни на что уже не годен. Видел я магов, которые абсолютно всё пытались делать заклинаниями. – И что же? – ворона сама была магом и подпрыгнула поближе. Собеседник заглянул ей в глаза и долго не отводил взгляда. – Магия капризна, – пожал он плечами. – Она может усиливаться и ослабевать, исчезать и менять свою природу. Один из таких «великих магов» неожиданно обнаружил, что своё существование он продлевает исключительно магическим путём, а его настоящее тело давно состарилось и умерло. Ворона приподняла крылья, выражая недоверие. – До такой степени не замечать, что с тобой творится? – выразила она то же самое на словах. Норруан наложил пропитанную клейким составом тонкую полоску прозрачной бумаги поверх разрыва и осторожно пригладил. Подул, чтобы клей быстрее высыхал. Спустя полминуты страница была… не как новенькая, конечно, но во, всяком случае, целая. – Маги бывают разные, – ответил он, наконец. – В Зивире я могу многое, – он положил ладонь на страницу, – но именно поэтому пользуюсь своими талантами крайне осторожно. А в… – он запнулся и запрокинул голову, словно фраза только что выскочила из головы. – Ты был где-то ещё? – спросила ворона, перелетев на стол. – Помнится, ты говорил что-то про подземелья замка, и про… – Подземелья, – выговорил Норруан и слабый, но явственный гул послышался изнутри книги – словно ею было прикрыто окно, за которым бушевала гроза. Лёгкий ветерок коснулся лица. И Норруан, и ворона склонились над томом, не веря своим глазам. Ветер становился всё сильнее и прохладнее. Страницы вздрогнули и принялись перелистываться сами собой. Норруан протянул было руку, но ворона предупреждающе каркнула и спрыгнула прочь. Норруан вскочил и сам, едва не споткнувшись об упавший стул. Вихрь пронёсся над книгой; им обоим показалось, что со страниц ссыпаются буквы, слетают серой пылью иллюстрации; бумага светлеет с каждой секундой и непереносимо сильный запах грозы наполняет кабинет. Оглушительно громыхнуло где-то совсем рядом – так, что Норруан закрыл уши ладонями, а ворона спряталась под ближайшее кресло. Ветер, уже ослабевающий, перелистал страницы в обратном порядке… они были девственно чисты и совершенно целы. Норруан осторожно подошёл поближе и пригляделся. Абсолютно новая бумага – прочная, гладкая, выбеленная. Крохотные искорки время от времени пробегали по странице – словно стайка воробьёв, спасающихся от хищника. – Ну, положим, видел я и более… – начал Норруан, как вдруг осёкся, вздрогнув от неожиданности. Морни выбралась из-под укрытия и, шумно хлопая крыльями, устроилась у него на плече. Норруан не возражал. Взор его не оставлял первой страницы книги – ныне книги пустой, ненаписанной, чистой. Там, рождаясь под пером невидимого писателя, возникали слова – собираясь из древнего алфавита Зивира, которым некогда делались надписи на дорожных столбах, а ныне – записи в особо ценных документах, читать которые полагалось не всем. – Не может быть! – прошептал Норруан, придвигая, не глядя, стул поближе и усаживаясь на него. Его удивление можно было понять. Первые же строки, что возникли перед ним из ниоткуда, гласили: «Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал…» * * * Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал. Судя по шагам, их обладатель был немолод, опирался при ходьбе на палку и явно не ожидал здесь никого увидеть. Когда тот появился, Унэн тихонько вздохнул. От облегчения. Никакое это было не чудовище – пожилой человек, вероятно, сторож этого места, хранитель или как он мог ещё называться. Спешит поглядеть, что тут за шум. Да и понятно: лично он, Унэн, устроил тут не так давно (не так давно? – переспросил внутренний голос) некоторый беспорядок. Вот только как к нему… – Это ещё что! – воскликнул старик сердито и набалдашник его трости вспыхнул тёплым оранжевым свечением. – Как вы сюда попали, любезнейший? – он уверенно подошёл поближе и осветил лицо нежданного гостя. – О боги трёх морей! – воскликнул он испуганно, отшатываясь. Унэн прикусил язык – с губ его едва не сорвалось предположение относительно упомянутых трёх морей. Должно быть, он видит меня в истинном облике, подумал он, скрипнув зубами, и поклонился настолько учтиво, насколько мог. – Я заблудился, уважаемый, – при этих словах старик открыл рот и застыл, словно его хватил удар. Ещё немного и это произойдёт на самом деле, мрачно подумал монах. – Я был здесь… недавно… вместе с тремя людьми. Все они немного похожи друг на друга… Монах детально описал каждого из увиденных во сне незнакомцев – не потому, что старику это могло быть интересно, а просто чтобы не позволить ему впасть в состояние худшее, нежели оцепенение. Если с вами вежливо говорят и вообще обращаются достойно, то вряд ли вас съедят в непосредственном будущем. Вскоре сторож, вероятно, осознал это. – Как, вы говорите, они выглядели? – спросил он с сомнением, не без содрогания осматривая ужасно похожего на обезьяну-людоеда собеседника. Вызвать бы стражу, да поскорее… только вдруг это и есть обезьяна-людоед, неведомо как обучившаяся говорить? О создатели моря, взмолился старик, пусть оно продолжает говорить! Монах повторил описания. * * * Норруан вздрогнул. Этот неведомый ему «монах» описывал лица его, Норруана, видений. Что за нелепость! Откуда он мог знать про них? Он придвинулся поближе, ощущая себя не в своей тарелке. * * * – Да-да, – вдруг осенило сторожа. Было совершенно невероятным, конечно, как подобное чудище могло встретиться с тремя странными посетителями, что целыми днями торчали в библиотеке, постоянно обходя все полки, вновь и вновь отказываясь от помощи. Он отставил палку (чудище тем временем село прямо на пол и изобразило на лице почтительное внимание) и задумался. В конце концов, свисток висит у него на шее… уж позвать на помощь он всегда успеет! – Одного из них звали… – сторож задумался и Унэн выжидательно приподнял голову. – Звали… * * * Норруан вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Тревога росла внутри него. Неожиданно он понял, что нельзя давать этому – сторожу? – назвать хотя бы одно из имён. Иначе произойдёт нечто ужасное. * * * Сторож окаменел. Не в буквальном смысле. Он замер – не задумался, словно память никак не могла подсказать ему имена посетителей, а застыл, будто в зале остановилось время. Тишина окутала всё вокруг. Унэн вскочил и осмотрелся. Бабочки под потолком продолжали свой нескончаемый полёт, и смутные тени от них выписывали на стенах немыслимые фигуры. Сторож не шевелился и не дышал. Затем произошло то, чего Унэн так и не смог забыть: сторож исчез. Не растаял в воздухе, не испарился с громким хлопком. Нет, по нему словно прошлась кисть невидимого художника, замазывающего неверно написанный фрагмент картины. Несколько раз взмахнула гигантская кисть, прорисовывая сквозь сторожа ту часть зала, которую тот занимал, и его не стало. Впрочем, какого сторожа? Разве был какой-то сторож? Унэн прижал ладони к вискам и сосредоточился. Что-то неладное творилось в голове. Образ старика, эхо его слов и вообще всё, что он только что воспринимал, подвергалось какой-то необычной атаке. Ощущение было диким, но схожим: словно некто замазывал эту часть памяти, как ненужную. Монах огляделся. Зал также изменялся. Теперь он воистину походил на образ, созданный сновидением: границы нечётки, цвета нерезки, очертания беспрестанно плывут. Но вот всё замерло; застыли в воздухе бабочки, прекратились сквозняки, и лишь удары сердца Унэна вторгались в воцарившееся спокойствие. Унэн бросился бежать. Ему стоило немалых трудов бороться с неизвестным вором, посягающим на его память, и казалось, потеряв воспоминания, он потеряет и себя. На бегу он подхватил с пола небольшую книжечку – не осознавая, зачем это делает. Когда дверь в «библиотеку» захлопнулась за спиной, всё сразу же прекратилось. Монах замер, тяжело дыша и не осмеливаясь опустить возведённые им мысленные заслоны. Они потребляли чудовищно много сил, но… Он «заглянул» туда, где только что находилась осаждавшая его сознание сила. Пусто. Слегка «опустил» ментальную стену. Ничего не произошло. Долго, бесконечно долго монах стоял, прислушиваясь к тишине и радуясь тому, что так легко отделался. Перевёл взгляд на книжку, которую подобрал в библиотеке. Потом разберёмся. Унэн сунул её в рукав и расхохотался, погрозив кулаком невидимому противнику. * * * Норруан был в некоторой растерянности. Соревноваться с невидимым автором возникавшего текста было нелегко, даром что он, Норруан, писал чрезвычайно быстро. Когда слова «и выскользнул за дверь» появились пониже написанного им текста, он, нахмурившись, потянулся к скребку, чтобы убрать их… И осёкся. Только что чернила на бумаге – принадлежавшие как ему, так и неведомому писцу – были свежими и блестели. И вот они высохли, схватились, въелись в текст. Нечто жёсткое проступило в очертаниях букв. Всё, понял он неожиданно. Что написано пером… – Чего ты добился? – спросила ворона. Она не следила за тем, что именно пишет Норруан. Она следила за ним самим. Только что на лице её союзника отражалась отчаянная спешка – словно над головой его нависала неотразимая опасность… и вот она таинственным образом миновала. – Смотри, – указал тот на текст и отодвинулся, чтобы Морни было видно. Всё осталось неизменным – и написанное неведомой рукой, и добавленное Норруаном. Вот только… Норруан был готов поклясться, что таинственный монах, персонаж короткого отрывка, возникшего на бумаге, носил вполне определённое имя. Однако теперь везде вместо имени стояли ничего не выражающие местоимения. Кто «он» такой? Откуда знает про Норруана? – Не помнишь, как его звали? – обратился Норруан к вороне и та, помедлив, ответила отрицательно. – Смотри, – взмахнула она крылом. Норруан перевёл взгляд на страницу. Невидимая рука начертила пониже законченного отрывка затейливый вензель, и вновь потекли слова… Норруан схватил перо и приготовился сражаться. * * * Здесь они уже были: вдвоём с Шассимом. Стоило Унэну вспомнить имя флосса, как что-то случилось в мрачном помещении, откуда сверху смотрели бесчисленные рубиновые глаза. Вряд ли монах что-то почувствовал в подлинном смысле этого слова. Так бегущая по полю мышь воспринимает скользнувшую рядом тень от пернатого хищника, ещё не успевшего заметить добычу. Чувство опасности, безмятежно дремавшее в «библиотеке», недовольно зашевелилось и указало своему хозяину: будь внимателен! Не стоит вспоминать о своих знакомых, осознал он. Потому что, похоже, кто-то подслушивает его. Монах запрокинул голову, словно надеясь увидеть неизвестно кого, вновь почуявшего его появление. * * * – Да уж, почуявшего, – проговорил Норруан, недобро улыбаясь. Морни расширенными глазами смотрела на то, что появлялось на бумаге. – Откуда ты взялся такой на мою голову? * * * – Откуда ты взялся на мою голову? – проворчал монах, почему-то не сомневаясь, что «взялся» именно «он». Не «она», не «оно» и даже не «они». Чувство опасности, видимо, успело свыкнуться с новым типом угрозы, поскольку взвыло: «осторожней!». Ну ладно. Монах медленно повернулся и, стараясь ни о чём не думать, медленно пошёл назад, к двери. Великое Колесо, до неё ведь не меньше десятка шагов!.. * * * – Ну уж нет, мой дорогой, – рассмеялся Владыка Моррон и быстро добавил несколько слов. – Так просто ты не ускользнёшь. * * * Монах почти взялся за ручку двери, как она – подобно старику в «библиотеке» – стёрлась, была вымарана из реальности. Монах почти что услышал издевательский смех и не на шутку рассердился. «Здесь только что была дверь», подумал он, сосредотачиваясь, «пусть она вернётся». Дверь вернулась. Точнее, начала возвращаться. Монах неожиданно вспомнил книгу, – тот вопрос, не ответив на который, никак не удавалось продолжить чтение и странное видение возникло перед глазами. Видение человека в чёрном, склонившегося над книгой и росчерком пера пытающегося что-то сотворить с ним, Сунь Унэном, которому до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Монах даже различил слова, выползавшие из-под пера: «и в конце концов отчаялся найти…» Это он-то, Унэн, отчаялся? Гнев монаха выплеснулся неожиданно для него самого. Будь сейчас этот человек рядом с ним, он дал бы ему несколько уроков правописания… Тут же перед ним возникла дверь. Не раздумывая, монах выскочил за неё, захлопнул за собой и уселся прямо на пол. Ему было нехорошо, словно он только что избежал чего-то очень неприятного. Не смерти, которой он не боялся. Бывают ведь вещи и похуже. * * * Норруан вскочил и вытер лицо рукавом. Не всё оказалось так просто. Только что он торжествовал победу – оставалось дописать совсем немного, чтобы выяснить, что это за монах и как он связан с ним, Норруаном. После чего он помнил только, что невидимая рука крепко схватила его за шиворот и с размаху ударила лицом о чернильницу. Норруан некоторое время извлекал из себя осколки стекла (Морни с ужасом наблюдала за происходящим), затем хорошенько вытерся возникшим из ниоткуда полотенцем и убрал разгром на столе небрежным движением ладони. Хвала судьбе, книга не пострадала. Однако слова вновь «схватились», теперь их не удалить. Присмотревшись, Норруан понял, что и на этот раз таинственному монаху удалось улизнуть. Когда он повернулся к вороне, на лице его выражалось удовольствие: удовольствие от того, что он имел дело с достойным противником. Ну что же! Посмотрим, что будет дальше! – Надеюсь, что на третий раз я буду осмотрительнее, – подмигнул он Морни, и соткавшееся из воздуха позолоченное перо легло в его руку. – Я готов. Так он просидел долго, очень долго. * * * Унэн просидел у стены долго, очень долго. Глотнув вина из фляжки (просто чудом удалось пронести её мимо бдительного ока Достопочтенной), он постепенно вернулся в умиротворённое расположение духа. Время тянулось невыносимо медленно. Похоже, что здесь («в анектас», уточнил внутренний голос), в коридоре, он был в относительной безопасности. За любой же из дверей – скорее всего, нет. Откуда была такая уверенность, монах не знал, но давно уже привык во всём полагаться на интуицию. Что тогда? Выхода всего два. Остаться здесь, ожидая неведомо чего или же уйти в портал на противоположном конце коридора. Из чего следует, что следующий посетитель появится здесь раньше, чем выросший на полу пыльный ковёр станет вдвое толще? Ни из чего. Но сидеть в этом невыносимо «молчаливом» коридоре становилось непередаваемо тяжело. Ясно теперь, отчего так нервничал Шассим. И Унэн, глубоко вздохнув, совершил безрассудный поступок. Быстро подбежал к матово-чёрной стене, замер – всего лишь на мгновение – и шагнул внутрь. И чувство опасности, до сих пор проявлявшее себя не очень сильно, завопило во всю глотку. VIII «Опасно! Опасно!» – отдавалось громким эхом в голове у Унэна, и монах замер, стараясь не думать, не двигаться, ничего не предпринимать. Там, где он возник, не было стен и потолка. Был только пол. Ярко освещённый, он простирался во все стороны, сколько хватало взгляда. Тончайшие узоры, красивые и постоянно меняющиеся, двигались по поверхности пола – петли и дуги, причудливые силуэты и картинки, словно созданные детской рукой: карикатурные рожицы, плоский, условный мир. Монах медленно поворачивал голову, стараясь не дышать. Но не только по полу вились узоры. В воздухе была разлита едва уловимая, приятная для слуха мелодия. В ней сплетались многие инструменты – слышался и деревянный свист флейты, и печальные звуки скрипки, и медный, уверенный голос трубы. Музыка двигалась так же непредсказуемо, как и узоры по полу: в такт мыслям неведомого дирижёра, ничего не знавшего о том, что в зрительном зале появился слушатель. Монах сделал шаг вперёд (отчего новые призывы к осторожности сотрясли его сознание) и заметил, что шагах в ста от него с пола поднялась сидевшая на нём фигурка. Фигурка была человекообразной, ниже него, Унэна, ростом и какой-то нескладной. Пол, хоть и светился, ничего не освещал; ни лица существа, ни его намерений понять было невозможно. Монах оглянулся. Там, где он находился секунду назад, на полу остался угольно-чёрный след. Постепенно и он включился в общий хоровод пляшущих образов, растёкся, растаял. Ощущение было неприятное – словно он, Унэн, прошёлся грязными ногами по чистейшему ковру. Не осерчают ли хозяева? Монах сделал ещё один шаг, но фигурка подняла руку, указывая в его сторону, и настоятель счёл за лучшее остановиться. * * * – Что тебе нужно? – спросили монаха. Странным был этот голос. Он походил на сотни, тысячи голосов, одновременно произносящих одни и те же звуки. Исходил же он как бы сразу отовсюду. Правда, Унэну показалось, что челюсть стоявшего напротив шевельнулась. Хорошо ещё, что чувство опасности немедленно заткнулось. В голове образовалась блаженная тишина. Что бы такого сказать? Действительно, что он, Сунь Унэн, хочет в настоящий момент? – Я хочу вернуться домой, – произнёс Унэн и спохватился: а что он, собственно, имеет в виду под «домой»? Впрочем, сказанного не воротишь. Голос рассмеялся. Устало звучал этот смех – словно принадлежал он мудрецу, которого оторвали от важных раздумий. Фигурка сделала шаг вперёд. – Что ты предложишь взамен? – спросили Унэна неожиданно. Где-то я видел это, лихорадочно вспоминал монах. Или слышал о таком. Причём слышал что-то очень неприятное… Что бы ему предложить? Золото? «Не вздумай!» – возмутился внутренний голос, и монах от души посоветовал непрошеному советчику оставить его в покое. Тоже мне благословение, – что чувство опасности, что этот внутренний голос! Надо будет научиться глушить их. Итак, что можно предложить? Неожиданно на Унэна накатило. Усилием воли он заставил себя не обращать внимания на «голоса» и, улыбнувшись, провёл рукой по тщательно выбритой голове. – Я могу прочесть проповедь, – заявил он. Существо удивлённо вздохнуло. Наступила тишина, во время которой монаху показалось, что голоса, входившие в общий хор, совещаются друг с другом. Узор на полу застыл и пол – весь, от горизонта до горизонта – равномерно осветился. Но лучше монаху от этого не стало. Потому что существо состояло из непроницаемой черноты. Очертаниями оно походило на медвежонка, вставшего на задние лапы. Лишь два глубоко посаженных внимательных глаза смотрели из человекообразного сгустка мрака. Чем дольше Унэн смотрел в эти глаза, тем больше сожалел, что не рискнул взамен потягаться силами с таинственным «биографом». – Мы слушаем тебя, – донёсся ответ и пол потускнел. Ну что же, назвался груздем… Унэн уселся на пол поудобнее (фигурка не шевельнулась, продолжая – по-видимому – пристально смотреть на него) и начал. Вскоре он уже забыл и про бескрайние просторы вокруг, и про зловещий силуэт напротив (кажется, он назывался как-то на «м»). Обстановка была не напряжённее, чем посреди торговых рядов какого-нибудь мелкого городка. Мозаика ожила под ногами и замерцала, образуя моментально пропадающие узоры; казалось порой, что складываются узоры в слова, но уловить их было невозможно. * * * Норруан долго сидел, но ничего не случалось. – Умён! – произнёс он, в конце концов, и оглянулся. Ворона терпеливо ждала, хотя была уже чудовищно голодна. – Я был бы не прочь познакомиться с ним. Должно быть, незаурядный человек. – Мне казалось, что ты… – ворона замолчала. Норруан засмеялся и пальцем поманил её к себе на плечо. Морни послушно перелетела. – По крайней мере, он не похож на призрак, как живущие за пределами замка, – пояснил он, закрывая книгу. – Ну да ладно. Пора ужинать. Я человек терпеливый… и мне кажется, что мы с ним ещё встретимся. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/konstantin-boyandin/izdaleka/?lfrom=334617187) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
ОТСУТСТВУЕТ В ПРОДАЖЕ